— (Твоё имя)! Остаёшься.
— А поебаться тебе не завернуть? — прошипела злобно, не оборачиваясь, не зная, что он слышать мог.
А он, мать его, все прекрасно слышал…
— Это можно счесть за предложение? — тягучий голос позади заставил вытянуться по струнке и торопливо развернуться, тут же пожалев об этом, ведь помятому за тренировку телу было невдомёк о твоих страхах. Больно и все тут… Даже дыхание от этого сбилось, замерев на середине, а мышцы лица дрогнули, пытаясь не перекашиваться в гримасе мучения.
— С каких пор в тренеры берут монстров с признаками спермотоксикоза? — съязвила ему, скрестив на груди руки. Так было проще прятать их дрожь.
— С тех же, что и в ученицы здесь дают такую слабую макаронину, — улыбнулся хищно, к плечу склоняя голову и будто наслаждаясь тем, что ты могла вот так язвить в ответ, что случалось достаточно редко. Просто нервы уже сдавали окончательно…
— Зачем попросил остаться? — кивнула в знак того, что хотела бы уже закончить со всем этом дерьмом и приступить к следующему. Путь до дома тоже был квестом, напоминавшим погоню от невидимого хищника. Из огня до в полымя.
— Хотел снова с тобой пообжиматься, — нагло фыркнул, отчего ты закатила глаза и развернулась, собираясь идти домой. Итак терять время было непозволительной роскошью, а слушать издёвки тренера и дальше в расписание страданий на сегодня не входило.
— Да погоди ты, дура, — тебя схватили за руку, дернув назад, отчего болезненный стон сдержать уже не получилось, — чувство юмора тебе совсем не присуще, да, детка?
— Нихрена себе — юмор! Да отпусти ты! — попыталась вырваться из хватки на запястье, но тебе никто этого сделать не дал.
— Тише-тише, я, конечно, люблю сопротивление, но сейчас не тот момент. Сильно руки болят? — внезапный вопрос заставил усомнится в том, что ты все расслышала правильно. Замерла, глядя с недоумением, цепляясь за огонек глаза, как за единственный маяк здравого рассудка. Твоего или его — не суть важно.
— А что? Хочешь вырвать их окончательно? Давай, за тренировку то недостаточно меня выкрутил, — сердито хмурилась, всем своим видом выражая протест, да только вот Киллеру это нравилось настолько, что его душа невольно привлекла взгляд, став ярче.
— Твой запал да в нужное русло~. Но я не о том. За перебор в силе извини, (Твоё имя). Завтра можешь не приходить, отдохни, — его смешливый тон и убранная рука, что тут же вернулась к твоему плечу, заставив напрячься, сбивали с толку, — погоди, хоть проверю, нет ли чего серьезного. Вот так больно?
— Ай, блять!
— Понял, нет вывиха, хах, — монстр поднял руки в извиняющимся жесте, но взгляд едва ли выражал сожаление. Специально нажал побольнее, выводя на реакцию, и ты была готова его придушить. Но вместо этого взгляд твой померк жгучим чувством несправедливости. Миру плевать на твои слабости, проблемы, маньяков… Борись или будь сожранным кем-то — вот девиз всего того, через что тебе пришлось пройти, а потому ты нашла в себе силы промолчать, стиснув зубы. Отступила от монстра на шаг, ещё и ещё, и только потом повернулась спиной, покидая тренировочный зал.
Ни прощания, ни слов благодарности за выходной день.
Не до того тебе было. Ведь до дома добраться, не увидев следующей по пятам тени — было большой удачей, которую удавалось поймать весьма редко. И пусть сегодня был как раз такой день, но радости это не прибавляло, ведь это означало, что завтра ты точно увидишь этого жуткого типа, что жаждал тебя, как самый редкий артефакт или трофей в коллекцию таксидермиста{?}[Таксидерми́я — способ изготовления реалистичных изображений животных, основой при котором является шкура животного.]. Пугающий до дрожи в коленях и полного оцепенения человек, грозившийся рано или поздно взять то, что, как он думал, причиталось ему.
Так и уснула в тот день, затравленная мыслями, страхами и опасениями, от которых сон нельзя было назвать полноценным ни в каком его смысле. Ворочалась, видела кошмары, вздрагивала, слонялась по квартире, снова пыталась поспать. Все тщетно.
Как ни крути, а выходной был дан лишь на тренировке. Работа ждала в обычное время, в обычном месте, и будильник бессердечным намерением вытолкнул из подобия сна, превратив тебя в совершенно убитую тень — подобие того, кем ты была прежде, до встречи с ненормальным, что сперва показался даже милым. Выходить из квартиры, выпив лишь чашку кофе, было жутко. Хотелось, если не заболеть смертельно, то как минимум как-то исчезнуть со всех радаров. Провалиться сквозь землю, сменить имя, фамилию, внешность, адреса и пароли.
Как же ты устала…
Но утром снова ты не увидела этого сталкера — ни в подъезде, ни во дворике и сквере дома, ни на проспекте у кафе, ни в самом заведении, где когда-то покупала выпечку, ни у офисов, куда ты стремилась. Подозрительно… Страшно до нервного тика, а потому на своем месте ты неустанно трясла под столом ногой, заработав такое нервное проявление из-за одного лишь сталкера. И стыдно, и мерзко… День летел почти незаметно, словно время насмехалось над тобой, стремясь пережевать и вытолкнуть обратно в нутро улиц, потемневших в вечере лета непроглядным мраком, на который невозможно было смотреть через окна, не ощущая, как к позвонкам липкой жвачкой клеился ужас. Сдав все отчеты по работе, подготовив все на завтра, ты копошилась как можно медленнее, словно это могло спасти от ненавистной встречи, а в том, что она состоится, ты уже практически не сомневалась.
Накинула на плечи куртку, взяла рюкзак с малочисленными вещами для повседневной жизни классического офисного планктона и обреченно, с трясущимися руками, отправилась на выход. Улица дохнула прохладой, запахом мусорки и старых сигарет, а тебе курить хотелось нестерпимо, но ты держалась, словно эта привычка была последней гранью, за которой уже маячило что-то совсем непоправимое. И стоило тебе шагнуть к повороту с закутка офисных зданий, как слишком знакомо дёрнули назад, вбив тело спиной в кирпичи стен, а кожу обдало знакомым приторным запахом мерзкого одеколона.
— Я скучал, белка. А ты все скачешь от меня и скачешь, нехорошо получается, я же так жду, — голос пробивал сердце и душу пулями ужаса навылет, — ну, что же ты молчишь? Как твои дела? Куда ты вдруг стала ходить по вечерам, м? Спортом занимаешься, да?
— Пожалуйста, оставь меня в покое, — попросила, наверное, в тысячный раз, зная, что это бесполезно. Взгляд от странных, грязно-пасмурных глаз отвести было смертельно страшно. Этот тип, чьего имени ты до сих пор не знала, мог и ножом пырнуть под ребра, ты была в этом уверена. Мужчина с острыми, хищными скулами, ледяным взглядом, в котором тепла было меньше, чем на дне Марианской впадины, с высокой фигурой, скрывающей худобу под полами клетчатого пальто. Это все выжглось в сознании и памяти клеймом, которое ничем вывести, казалось, уже никогда не будет возможности.
— Не оставлю, (Твоё имя). Ты — моя, знаешь? И никто нам с тобой не помешает. Кстати, дома тебя ждёт подарочек, посмотри, хорошо? Я найду тебя позже, белочка моя, — проворковал, слишком близко нагнувшись, а ты вжалась в стену, каждым изгибом костей и спины ощущая кирпичную кладку. Мужчина хохотнул и отстранился, напоследок погладив по руке, отчего захотелось ее немедленно ампутировать. Могла бы — отгрызла бы тут же, подобно тому, как волки, угодив в капкан, себе отгрызали лапы…
Страшно…
Домой идти было страшно до одури, но выбора все равно не было… Идти в полицию не имело смысла — уже пыталась, за что поплатилась угрозами, парой ощутимых синяков и отмашкой блюстителей закона, с кем тот явно имел связи, которые простой девушке разрушить было не по силам.
Не помнила, как добралась до дома, но у двери стояла словно перед коробкой, полной динамита. Вставить ключ в замочную скважину было выше твоих сил, рука дрожала, а квартира за барьером двери казалась теперь оскверненной, чужой, мерзкой.
