Скользнула в спальню, скинув куртку и обувь в коридоре, села на сбитой кровати с инструментом и стала вспоминать мелодию, зажимая аккорды. Пальцы вспоминали все быстро — за время занятий с Тианом в нормальной обстановке, имея возможность практики, ты стала делать значительные успехи, до сих пор не веря до конца, что у тебя получалось. И если раньше ты этим занималась, лишь ища поводов сбежать из дома лишний раз, то теперь… Тебе это действительно нравилось. Струны резали кожу, но успокаивали душу, а мысли находили конечные цели, дав понимание, что смущение вызвано близостью с тем, кого любила… Кто волновал касаниями, которых хотелось больше… И от собственных желаний, вспыхивающих на задворках сознания жаром слишком откровенных картин, кровь начинала кипеть, подбрасывая тебе чувства, которые ты могла бы охарактеризовать как стыд. И в то же время ты все равно продолжала позволять этим картинкам рождаться, бередить пульс сбитым ритмом, красть дыхание и сводить с ума.

Тиан вернулся в дом, замерев в прихожей тенью, чуть задев крыльями вешалку, застыл, слушая звуки музыки и улыбнулся клыкастым оскалом, определив на слух парочку ошибок. Зашёл к тебе, ворча что-то под нос о “нерадивых ученицах”, сел позади тебя и руки твои остановил своими, прижимая на грифе к струнам, показав, где и в чем ошиблась, хотя сам смотрел на сгиб твоей шеи, где под кожей билась теплым пульсом мягкая венка.

Вы словно два магнита тянулись друг к другу непреодолимой тягой.

Ты упрямо продолжила играть, хотя мурашками волны пробегали по коже, но Тиан не переступал черту, хоть и надолго задерживал руки на твоих. Опалял шею хриплым выдохом голоса. Крыльями мягко шелестел по ткани одеяла под вами…

К концу такого занятия пальцы дрожали и болели ужасно, но зато на душе устаканился относительный штиль, на который ты благодарно улыбнулась, убирая инструмент в чехол, пока Бастиан усаживался так, чтобы иметь возможность заглянуть в глаза.

— Совсем неплохо мелочь. А то по первости я думал, что ты решила меня убить своим “талантом”, — фыркнул смешливо, ловя твой виноватый, но весёлый взгляд.

— Скорее уж самоубиться, струнами вскрыв вены, — проворчала в ответ, все былое ощущая как пережитый ночной кошмар. Но Тиан вдруг резко взял твои руки, чуть дернув на себя, вынудив охнуть и вскинуть голову к его лицу, исполосованному жилой молнии у рта и глаза, в котором вихрем пыльной бури затлело пламя.

— Не говори так, (Твоё имя). Я бы сыграл на струнах твоей души, ведь они звучат, как ветер в горном хрустале, — сорвался с хриплого тембра на шепот, полный какого-то страстного отчаяния, от которого захватывало дух. Он раскинул широко крылья, почти касаясь ими стен, но руки твои отпустил, хотя все ещё смотрел так близко, словно не знал, можно ли сделать что-то, похожее на вчерашнее, ведь он так сильно этого хотел… Настолько, что все изнутри выламывало, выворачивало наизнанку, отдаваясь болью в застарелом переломе крыла. Ты растерялась, не зная, что ему сказать на такое, а от очередного девятого вала смущения все же закрыла лицо руками, сжимаясь в комочек.

— Тиа-а-ан, что же ты творишь… Я умру от смущения, не найдя достойного ответа… Прости… Прости… Я вообще не могу оформить в слова все то, что творится внутри, — жалобно и тихо протянула, с силой, до цветных пятен давя на закрытые глаза, не имея смелости взглянуть на монстра, чей тонкий запах грозы и ветра будоражил душу.

— А? Так ты стесняешься? — монстра словно осенило, ведь он, глядя на твою реакцию утром, подумал, что все же мог совершить ошибку, надавил излишне, воспользовался моментом, за что себя откровенно костерил, но сейчас… Он ощутил такой прилив эйфории, смешанной с умилением твоей чистой эмоции, что начал тихо, низко курлыкать, словно большая гром-птица, довольно скаля острые зубы. Подняла на такой звук взгляд, залюбовавшись выражением искреннего счастья на лице Бастиана… Улыбнулась ему несмело, снова слегка цепенея, когда тот склонился ближе, носом поведя по твоей щеке, невесомо и ласково.

— Ох, гро́зы, я уж было начал думать, что пугаю тебя, утёнок, — тихо проворчал он, и не думая отстраняться. А ты фыркнула и виновато прикрыла глаза на миг…

— Никогда не пугал, Тиан… Мне просто так неловко. Я… привыкла к боли. И чувствовать… Любить… Это для меня совсем по-новому, — ответила сбивчиво, тут же понимая, что по сути призналась ему в чувствах. И вроде бы впору сетовать, ещё больше стесняться или гореть пожаром стыда, но нет. Вместо этого ты ощутила невероятное облегчение, от которого душа встрепенулась навстречу избраннику, согревая все изнутри, будто маленькое солнце взошло за сердцем.

— Любить меня не будет больно… И моя душа будет принадлежать тебе. Уже принадлежит, если честно, хммм, — признался в ответ монстр, лбом соприкасаясь с твоим и протяжно хмыкая, своим необычным вздохом показывая, насколько и ему теперь легче. И так приятно Тиану было чувствовать твою честность через касание, что он не сдержался теперь совершенно оправданно, толкнув собой на спину, чтобы поцеловать на правах пары.

Пары на всю жизнь.

Ты чуть охнула, глядя на то, как сверху распростерлись полотна крыльев. Узких, длинных, сильных… Он долго смотрел на тебя сверху вниз, всматривался в черты лица, осторожно рукой провел по щеке, будто проверяя, действительно ли мог касаться.

— Не волнуйся, — попросил он, руками скользнув под ткань футболки, следя за реакцией. А твои мысли походили на грозу, били шквалом наотмашь, спускаясь тяжестью подвижного узла где-то под самым животом, который огладили желанные руки. С ним так безопасно, так хорошо и приятно, что тело расслабилось само собой, отзываясь на ненавязчивую, но уверенную ласку.

— Поцелуй меня, — попросила его, утопая в вихрях пламени, рождённого в глазах сильной эмоцией. Тиан не отказал, прильнул к губам снова, в беспамятстве от того, что ты отзывалась. Шла на его зов чувства. Хотела его так же, как и он тебя.

Языки сплелись в тесноте жара. Его дыхание слилось с твоим, а руками ты ощущала, что полупрозрачные жилы на костях были на ощупь чуть более глянцевыми, нежели матовость дымчато-черных костей. Вы целовались долго, то страстно и порывисто, то медленно и нежно, удобно устроившись в подушках и одеяле, пока за окнами начинал золотиться зноем летний день, будто досадуя, что в прохладный, деревянный дом пекущим лучам никак не пробраться.

Тиан пил собой твое смущение, помогал расслабиться, раскрепоститься, довериться сильнее и полностью раскрыться.

И у него получалось.

Бастиан никуда не торопился, лаская каждый сантиметр тела, постепенно сделав вас обоих обнаженными, расправляя шире крылья, словно показывал всего себя, позволял касаться как ты того хотела, курлыкал и урчал от удовольствия, много гладил, позволяя себе все больше откровенной ласки. То сминал окружности грудей, наслаждаясь ее мягкостью, то целовал их, языком расчерчивая ореолы сосков, то пальцами скользил между бедер, задевая самое чувственное твое место, где уже до невозможности, почти до боли, жгло желанием.

— (Твоё имя), я хочу тебя, — монстр настойчиво прижал к себе, дав ощутить, насколько уже изнывал от вожделения, налившегося в ребристом экто-члене насыщенным кобальтом, в котором маячили блики жил цвета молний. Голубые, охристые и белые… Ты невольно засмотрелась, выпалив мысль, от которой снова стало неловко:

— Какой же ты красивый… Везде…

Тиан усмехнулся счастливо, поцеловал шею, влажно, горячо, сладко. И перевернул на живот рывком, принявшись спину изучать до умопомрачения долго. Каждый позвонок обвел языком, органом тёрся о промежность, а чувства давили силой, прогибая спину красивой дугой, от вида которой Тиан чуть взмахивал крыльями, толкая воздухом тонкий тюль на окнах. Без предупреждения, когда совсем сносило крышу, вошёл во всю длину, вместе с твоим вскриком пробитого барьера пустив по соединённым телам спирали долгих молний, тут же накрыв твою дрожавшую спину теплом нагретых душой ребер, с которых плавленным воском капала его взволнованная энергия.