— А нафига терпите?

— Так он не один же. Половина за него. Клуб этот его сраный. Ну и страшно как-то возбухнуть, знаешь. Возбухнешь, потом огребешь так, что мало не будет. Его все боятся. Понимаешь?

— Нет.

Я этого не понимаю и никогда не понимал. Не нравится — скажи, сделай что-то, да хоть порви всех. Но терпеть… это как? Это вообще себя не уважать. И я даже не знаю, кто мне больше противен: тот, кто, как Алик, творит всякое говно, или тот, кто это покорно терпит.

Но этот Гена всё-таки предупредил меня. А я умею быть благодарным.

— Завтра после ужина они договорились, — напомнил он. — Так что ты не ходи на ужин.

— И остаться голодным? Да я тогда страшнее Алика буду.

— Ты не понимаешь. Их там семеро будет. Они… я не знаю, какие-то собрались взять в спортзале… эти… ну палки на цепях…

Вытолкал я его, а сам подождал часов до двух ночи. Потом вышел и направился к дому Алика. Свет у него не горел. То ли он уже спал, то ли где-то бродил. Пофиг, даже если и так — подождём. Двери во всех домах тут запирались, но этот непуганый идиот оставил окно открытым. Думаю, после этой ночи он так делать больше не будет.

Влез я бесшумно, огляделся. Нет, Алик был тут и сладко спал, раскинувшись звездой на кровати. Я бегло обследовал его комнату, но не нашёл ничего особо занятного. Потом закурил, думая, что бы с ним такого сделать. Алик, видать, почуяв табачный дым, завошкался. Я встал над ним, у изножья кровати, поджидая, когда он окончательно проснётся.

Ещё с полминуты он ерзал, сопел, фыркал, потом вдруг замер, а в следующую секунду резко дернулся вверх с коротким, каким-то бабским визгом.

— Тшш, без нервов, — произнёс я.

Он отполз в самое изголовье, поджал под себя ноги и, заикаясь похлеще Гены, выдавил:

— Т-ты… что т-ты… т-тут… де-делаешь?

— Смотрю, как ты спишь. Люди во сне такие беспомощные. Что угодно можно с ними сделать. Хоть убить.

Он шумно и часто дышал.

— Можно и не убивать пока, а, например, выколоть глаз гвоздем. Или не глаз. Вариантов масса. Я как раз их обдумывал.

Я затянулся, выпустил дым. Алик, все так же забившись в дальний конец, молчал и дышал-дышал, как спринтер после дистанции. Щелчком я отбросил окурок в распахнутое окно и прямо в кроссах встал на его постель.

— Что тебе надо? Ч-чего ты хочешь? — совсем запаниковал Алик.

— Я уже сказал.

— Не надо, пожалуйста. Скажи, что тебе нужно сделать, я сделаю…

Я встал над ним, скрестив руки на груди.

— Слышал я, что ты мутишь какую-то… встречу. Завтра после ужина. Вот и подумал, зачем ждать до завтра. Сделаем всё прямо сейчас.

— Никакую… ничего я не мутил… гон это. Серьезно!

— Пофиг. Я что, зря пришел?

— Не знаю, я правда ничего такого… вообще… слово даю. Да я что, ненормальный, что ли? Я же вижу, с кем можно… ну…, а кого лучше не трогать. Тебе кто-то нагнал… И за тот базар… ну на корте… прости. Я не… я сдуру ляпнул. Ты мне в нос дал, справедливо, квиты… А больше я ничего такого… честно…

— Я к тебе ещё приду, если мне что-то не понравится, — спрыгнул я с кровати. — Ты же понимаешь, меня ничто не остановит, если вдруг что.

Алик судорожно кивнул.

Вышел я через дверь. На другой день Гена доложил, что Алик своим дал отбой, мол, неохота с психом связываться. Правда, прицепился как клещ: что ты ему сделал, что сказал? Еле отогнал его.

Ну а после обеда решил всё-таки заявиться к психологичке. Ну, только потому что скучно, заняться нечем…

Марина

К этому индивидуальному занятию я готовилась так, как к экзаменам в универе никогда не готовилась. Полночи читала, искала интересные упражнения, что-то выписывала, а в итоге поняла, что всё это ерунда. С ним такое не пройдет. Не будет он делать никакие тесты и откровенничать со мной не будет.

Я не уверена, что он вообще явится, на общие занятия вот ни разу не пришел. С чего бы ему на индивидуальные приходить?

С общими, кстати, более-менее всё устаканилось. После фееричного первого занятия мальчики перестали так уж выпрягаться. Пошлыми шутками они, конечно, сыпали наперебой так, что иногда я особо зарвавшихся щёлкала по носу, но не слишком зло. Нельзя же, не положено. Но все мои тесты, все упражнения они послушно выполняли. Подозреваю, что такими покладистыми они вдруг стали не из уважения ко мне и к психологии, а потому что Рудковский так распорядился.

Все эти дни он вился вокруг ужом, источал комплименты, плёл какие-то сказки для золушек, утомил — просто сил нет. Не будь я тут психологом, давно бы отправила его понятно куда.

И хотя Алик напрягал больше всех, да и остальные держали меня постоянно в тонусе, перед общими занятиями я так не волновалась, как перед встречей с Тимуром. Тысячу раз подумала: хоть бы он не пришёл и тут же — нет, хоть бы пришёл.

И он всё-таки явился. Тихо так зашёл, я не услышала даже. Сидела на диване, перебирала карточки, прикидывая, с какой можно начать, а потом вдруг почувствовала неожиданный дискомфорт. Повернулась и увидела, что он стоит в дверях. Сунул руки в карманы, привалился плечом к откосу и молча наблюдает за мной.

— Велкам, — выдавила я улыбку, почувствовав себя вдруг неумелым дрессировщиком, оставшимся наедине с хищником.

Он, не сводя взгляда, неторопливо прошел к дивану и уселся рядом. И весь его вид выражал бездну скептицизма. 

Сначала разговор у нас и правда не клеился. Все мои вопросы он оставлял без внимания. В лучшем случае отвечал односложно и… откровенно скучал. На карточки, которые я подготовила, даже не взглянул.

Чёрт, я, пожалуй, в жизни не встречала человека, настолько закрытого. Он не просто держал дистанцию, он на пушечный выстрел к себе не подпускал.

— Почему ты здесь?

Молчание. Только на секунду тень набежала на лицо, губы поджались жестче, брови сдвинулись к переносице. Ясно, неприятное что-то.

— Ты совсем не любишь общаться?

— И как ты догадалась? — хмыкнул он.

— Ты не хочешь общаться, потому что рядом с тобой всегда кто-то есть. А то ещё и с разговорами пристают, вот как я сейчас. А если бы ты был одинок, не в какой-то миг, а совсем одинок, всегда, по-настоящему, если бы не с кем было даже словом перемолвиться, ты бы жаждал общения. Ты бы сам с собой начал разговаривать, и с предметами вокруг, и с воображаемыми друзьями.

— Чушь, — усмехнулся он.

— Да точно! — заверила я. — Встречала я таких. Кстати, упражнение такое есть в психологии. Давай попробуем? Представь, что ты оказался на необитаемом острове. Паника, шок, растерянность — это всё прошло. Что ты будешь делать дальше? Обойдешь весь остров в поисках людей? Или будешь строить шалаш? Или пойдешь искать пропитание?

— Бред какой-то.

— Ну почему сразу бред? Тест разработан психологами, по ответам можно сделать выводы…

— Да какие выводы? Мало ли что я скажу. Да и просто это полная фигня. Ну какой, к чертям, необитаемый остров? На хрена мне его представлять? Для чего такой дуростью заниматься? Кому вообще эти бредни могут помочь? Вот ты — давно ты психологом работаешь?

— Недавно.

— Ну сколько?

— Неделю, — честно сказала я.

Он озадачился.

— Так бывает?

— Как видишь.

— Ты же здесь... всего неделю. А почему ты здесь?

— Неважно.

Он с минуту изучающе смотрел на меня. Потом вдруг выдал:

— Давай лучше в другую игру поиграем. Откровение за откровение. Только отвечать надо честно.

— Вот это точно чушь! Ты к стоматологу придешь, тоже ему скажешь: давай ты мне вылечишь зуб, а я — тебе?

— То есть откровенничать ты не хочешь? И как тогда я могу тебе доверять? И что-то вообще рассказывать?

— А ты манипулятор.

— Нет, просто доверие должно быть взаимным. Ну и, если что, я не болтун.

— Это я уже поняла.

— Ну так что? Почему ты здесь?

Наверное, можно было и дальше упираться, и вообще глупо, дико и непрофессионально вестись на такое, но я видела, что иначе к нему вовек не найти подход. Да и просто почему-то верилось, что никому ничего он не скажет.