Их поцелуй, полный страсти и желания, все витавшее в воздухе волшебство разрушил громкий хлопок.
– Вы, – женщина с густыми черными, словно эта ночь, волосами сделала шаг вперед, отделяясь от толпы, что стояла за ее спиной, и сложила руки на груди, – нарушили главное правило. Вы подлежите наказанию.
– Она ни в чем не виновата! – Адам вскочил на ноги, дерзко глядя в глаза чистильщику. – Убейте меня, но не ее!
– Сын, – Аро лишь покачал головой.
– Я готов понести любое наказание, – голос молодого человека не выражал никаких эмоций, даже страх отступил, уступая место странному безразличию, а в голове крутилась одна-единственная мысль: «Пусть она живет…»
– Мы наблюдали за вами, – продолжила женщина, – дали вам шанс, но вы зашли слишком далеко. Вы подлежите наказанию. Оба. О нем вы узнаете завтра, в восемь утра.
Виктория поднялась со скамейки и вцепилась пальчиками в локоть возлюбленного. Ее губы дрожали, а широко распахнутые глаза выражали страх. Если бы она продолжала дышать, если бы она принадлежала к роду людскому, она бы плакала. Она снова чувствовала себя разбитой, совершенно опустошенной, словно в ее груди прорезали без анестезии дыру и бесчувственно извлекли сердце.
– Бал окончен, – брюнетка развернулась и двинулась прочь.
Последние часы перед вынесением приговора. Возможно, последние часы их существования. Солнце поднималось ввысь, тянулось от горизонта к бледным перьям облаков, ветер снова и снова поднимал желтые шифоновые занавески в спальне Виктории, а алая роза на прикроватной тумбочке завяла еще пару часов назад. Сейчас они лежали рядом, в одной постели, проведя последнюю ночь вместе. Было абсолютно неважно, что и кто скажет, оба знали, что погибнут. До назначенного времени было почти три часа, они не спешили, молчали, Адам гладил пальцем ее плечо, время от времени целуя в макушку. Солнечный зайчик плясал на их лицах, и юноша невольно сравнил Викторию с ним. Солнечный зайчик. Его солнечный зайчик.
Они могли бы бежать, да только какой смысл? Чистильщики найдут в любом уголке планеты, придумав еще более изощренную смерть. В подсознании обоих было полно мыслей, но они никак не могли образоваться, распределиться в голове. За что они погибнут? За любовь, за то, что искренне хотели быть вместе, согревая друг друга.
– Прости, – Адам закрыл глаза и поцеловал возлюбленную в лоб, – прошу, прости меня, Викки.
– За что? – она положила ладонь на его плечо.
– За тот день, за проклятое пятое мая, когда я попросил тебя увидеться снова. Прости меня, Викки.
– Я люблю тебя, глупый, – Виктория приподнялась на локте и заглянула ему в глаза. – И, если ты – мое несчастье, то самое прекрасное несчастье на свете, – девушка прикоснулась к губам Савольди, и они вновь исчезли в пучине своей бесконечности.
Их жизнь была задумана как вечная, они могли бы жить, не зная друг друга, существовать, как существовали сотни лет. Но судьба распорядилась иначе, сведя их лицом к лицу в дождливый день. У них могло бы сложиться все по-другому, не кинься они в омут страстей и греха. Но они сделали это и теперь рука об руку шли к залу Наказаний во дворце, который занимали чистильщики.
Тяжелую деревянную дверь отворили слуги, и они вошли, оказавшись окруженными стеллажами, уставленными сотнями книг. Их родители, Совет и три чистильщика – все смотрели на них.
– Итак, – глава Совета кашлянул в кулак, подходя к ним медленно и плавно, словно тигр подходит к своей жертве, – вы нарушили данную клятву, вы подлежите смерти – он был краток, да и о чем говорить?
Приговор не страшил, они смело смотрели на вампира, не смея отпустить руки друг друга. Они были единым целым, неделимы, они не боялись смерти, они уже умирали однажды.
– Идите за мной, – мужчина подошел к двери, которая тут же отворилась, и двинулся по длинному коридору, ведя всех за собой.
В гробовой тишине и молчании, они вошли в помещение, оказавшись в плену серых стен. Здесь было пусто, лишь на полу начерчен круг. Это был конец.
– Подойдите к черте, – женщина-чистильщик, сплела в замок пальцы, а они шагнули к нарисованной линии.
– Адам! – неожиданно и пронзительно закричала Виктория, не в силах больше выносить проклятый ритуал. – За что?! – она с ненавистью взглянула на Совет и, обхватив плечи Савольди руками, уткнулась лицом ему в плечо. – За что? – приглушенно прошептала она, – перебирая пальцами складки черной рубашки брюнета.
– Викки, – он погладил ее по спине, – я люблю тебя, Викки.
Брюнетка налила в центр круга бензин и чирикнула спичкой, тут же бросая ее туда же. Вспыхнуло яркое пламя, пугающее, дикое и неукротимое. Одна из четырех стихий, самая опасная, пожалуй, которая не жалеет ничего на своем пути. Стихия, которая позволяет тебе обогреться, но с легкостью может забрать твою жизнь. Сумасшедшая стихия, подвластная целиком и полностью одному лишь Богу. Страшная стихия, безумно страшная, но такая прекрасная, на которую смотреть можно вечно.
Последние секунды. Последние секунды они проводили вместе, в крепких объятиях, переполняемые нежностью и любовью. Один шаг отделял их от смерти. Один шаг нужно было сделать им, чтобы покинуть этот мир, иначе их отправят в огонь чистильщики. Родители и Совет молчали, позволяя им попрощаться.
Конец их мертвой жизни, конец их безрассудного, запретного счастья. Конец всему. Конец, который может не настать, только если глава Совета успеет сказать одно лишь слово «Нет»…