Морилли вздернул плечи. Затем отвел маленькие темные глазки от лица Инглиша.

– Никто, кроме меня, не знает, что это убийство, мистер Инглиш. Доктор Ричардс считает это самоубийством, но он же не видел пятна на ковре. Если бы он знал об этом пятне, он изменил бы мнение, однако же он не знает, так же как не знает окружной прокурор.

– Но ведь они узнают, когда вы составите рапорт, – заметил Инглиш.

– Полагаю, узнают, если только я не забуду упомянуть о пятне.

Инглиш всматривался в бледное, лишенное всякого выражения лицо Морилли.

– Есть еще показания мисс Хоппер, – напомнил он. – Вы говорите, она видела, как Рой выходил из квартиры. Если она заговорит, окружной прокурор начнет расследование. Он может даже обнаружить то пятно.

Морилли улыбнулся.

– Насчет мисс Хоппер можно не беспокоиться, – сказал он. – О ней я уже позаботился. Так получилось, что мне известно, чем она занимается в свободное от работы время. Она не захочет давать показания в суде. Какой-нибудь ушлый адвокат вроде Сэма Крейла вывернет ее там наизнанку. Я упомянул об этом при ней. Она не рвется давать показания.

Инглиш качнулся вперед, чтобы стряхнуть пепел с сигары.

– Вы ведь сознаете, что вероятность убийства Мэри Савитт Роем примерно сто к одному, правда? – проговорил он спокойно. – Если она убита, тогда надо расследовать преступление, вдруг его совершил не Рой.

Морилли пожал плечами:

– Мистер Инглиш, если окружной прокурор узнает о пятне на ковре, то убийцей признают вашего брата. Можете поставить на это свой последний доллар. Настоящий убийца в любом случае уйдет от ответа. – Он слегка взмахнул рукой. – Решать вам. Если скажете, я укажу в рапорте пятно на ковре, но, поскольку в прошлом вы постоянно проявляли заботу обо мне, я подумал, будет правильно отплатить тем же, когда выпадет шанс.

Инглиш поднял на него глаза:

– Это весьма любезно с вашей стороны, лейтенант. Я ни за что этого не забуду. Наверное, разумнее не сообщать о пятне.

– Как скажете, – согласился Морилли, поднимаясь со стула. – Был рад помочь, мистер Инглиш.

– Погодите-ка, – рассеянно произнес Инглиш, – вы ведь должны забрать свой выигрыш. Сколько там получилось, лейтенант?

Морилли пригладил большим пальцем тонкие угольно-черные усики, прежде чем ответить.

– Пять тысяч, мистер Инглиш.

Инглиш улыбнулся:

– Неужели так много?

– Думаю, сумма именно такая, – подтвердил Морилли с каменным лицом.

– В таком случае заберите их. Всегда считал, что долги надо отдавать. Мне это кажется правильным, и я всегда понимал ценность денег. Полагаю, вы бы предпочти наличными?

– Было бы очень хорошо.

Инглиш подался вперед и нажал на клавишу интеркома.

– Гарри? Забудь о том маленьком поручении, которое я только что тебе дал. Я сам займусь лейтенантом Морилли.

– Да, мистер Инглиш.

Инглиш отпустил кнопку, встал из-за стола и подошел к стене с сейфом.

– Как у вас отлично организовано дело, мистер Инглиш, – заметил Морилли.

– Приятно, что вы оценили, – сухо отозвался Инглиш. Он открыл сейф и вынул две стопки банкнот, бросил их на стол. – Расписки просить не стану.

– Она вам не потребуется, – заверил Морилли, взял обе пачки, пересчитал, быстро перебирая пальцами, и рассовал по карманам пальто.

– Не исключено, что окружной прокурор поставит под сомнение ваш рапорт, – сказал Инглиш, возвращаясь к своему столу и снова усаживаясь. – Он может послать кого-нибудь из своих следователей осмотреть комнату, и тот обнаружит пятно.

Морилли улыбнулся:

– Тешу себя мыслью, что оказываю вам надежную услугу, мистер Инглиш. Пятна больше не существует. Я обо всем позаботился. – Он двинулся к двери. – Думаю, мне не стоит вас и дальше задерживать. Лучше отправлюсь в участок и составлю рапорт.

– До скорого, лейтенант, – сказал Инглиш.

Когда Морилли ушел, Инглиш испустил тяжкий вздох.

– Да будь я дважды проклят! – негромко выругался он. – Этот сукин сын прирожденный шантажист!

Еще из дверей ресторана Инглиш заметил за угловым столиком сенатора, тот сидел в одиночестве, и на его узком лице эльфа застыла гримаса нетерпеливого раздражения.

Сенатору Генри Бомонту было шестьдесят пять: маленький, жилистый, худощавый, с морщинистым лицом цвета дубленой кожи, на котором светились стального оттенка глаза, пронзительные, словно иглы. Человек с неуемными амбициями – его конечная цель была сделаться президентом. Карьеру он начал с того, что мыл склянки в аптеке, и этим фактом он бесконечно гордился. Шанс, которого он так ждал, выпал ему в Первую мировую, и он доказал, что способен вести за собой других. Из армии Бомонт вернулся в чине майора и с двумя не слишком значительными наградами. По счастливой случайности его взял к себе шеф администрации демократической партии, всем заправлявшей тогда в Чикаго, и из уважения к военному прошлому ему поручили курировать строительство шоссейных дорог. Именно этим он и занимался, когда познакомился с Ником Инглишем, который пытался найти средства на свой гирокомпас. Бомонт ввел Инглиша в круг преуспевающих бизнесменов. И благодаря протекции Бомонта средства на гирокомпас Инглиша нашлись. Когда Инглиш наконец осел в Эссекс-Сити, он вспомнил о Бомонте и написал ему, предложив финансовую поддержку, если тот захочет баллотироваться на пост окружного судьи. Бомонт ухватился за это предложение, и с помощью денег Инглиша выиграл выборы.

Инглиш быстро сообразил, что при его растущем бизнесе и расширяющемся королевстве ему жизненно важно заиметь влиятельного друга в политическом аппарате. Хотя Бомонт звезд с неба не хватал, он зато остро сознавал свой долг перед Инглишем и с готовностью тянул за ниточки – когда Инглиш хотел, чтобы он потянул.

Следующим шагом, решил Инглиш, будет избрание Бомонта сенатором. Оппозиция была жестокая, но и на этот раз, с денежками Инглиша, ободренный его холодной решимостью, Бомонт выиграл выборы. Через полгода он намеревался переизбираться, и Инглиш знал, что сенатор сомневается в результате.

Метрдотель поспешил навстречу Инглишу, застывшему в дверях, и с почтением сопроводил его по длинному проходу до столика сенатора. Шагая вслед за метрдотелем, Инглиш сознавал, что все посетители этого роскошного ресторана перестали болтать и с любопытством смотрят на него.

Он уже привык к тому, что на него глазеют, но сегодня он чувствовал, что эти взгляды полны не одного только любопытства. Новость о самоубийстве его брата произвела сенсацию, и теперь все сплетничали о возможных причинах суицида.

Сенатор привстал с места, когда подошел Инглиш.

– Я уж думал, ты вообще не придешь, – проговорил он пронзительно и колко.

Инглиш смерил его жестким, холодным взглядом и сел.

– Меня задержали, – пояснил он коротко. – Что будем есть?

Пока сенатор выбирал блюда, метрдотель вложил в руку Инглиша конверт.

– Пришло для вас минут десять назад, мистер Инглиш, – произнес он вполголоса.

Инглиш кивнул, заказал стейк с кровью, к нему зеленый горошек и полбутылки кларета, затем разорвал конверт и пробежал глазами небрежные закорючки на листе:

Все под контролем. Коррин выступила прекрасно. Вердикт: самоубийство в состоянии помутненного сознания. Никаких дополнительных трат не потребуется.

^Сэм

Инглиш убрал записку в карман, и суровая улыбка промелькнула на его лице.

– Что это я слышал о твоем брате? – начал сенатор, как только метрдотель отошел. – Что это, черт возьми, за игры?

Инглиш взглянул на него с изумлением.

– Рой уже много недель был на грани нервного срыва, – пояснил он ровно. – Я говорил ему, что он слишком много работает. Ну вот, ноша оказалась ему не по силам, и он нашел кратчайший выход из трудного положения.

Сенатор фыркнул. Его смуглая кожа налилась темно-багровым цветом.

– Нечего пичкать меня подобной чушью! – произнес он с негодованием, впрочем понизив голос. – Рой ни дня в жизни не работал много. Что там за слухи о шантаже?