– Пока не стоит, – отозвался Жиль, открывая дверцу пошире. – Вы ещё не видели Тилли.

Следуя за Жилем, Мона покинула весёлые танцы и вернулась в лобби, к освещённой свечами лестнице у камина. Было видно, что в отеле много этажей.

– Идёмте, идёмте. – Ящер поманил её лапой. – Тилли на кухне.

Жиль и Мона спустились на этаж ниже, а там прошли до самого конца коридора. Ящер толкнул распашную дверь, и мышка увидела помещение, которое было меньше и лобби, и тем более бального зала, но все же больше любого из прежних укрытий Моны.

Кухню наполняли ещё более аппетитные запахи. Корзинки с орехами и ягодами свисали с корней в потолке над длинным столом, ломившимся от горшков и мисок, ложек и подносов. Большие кухонные шкафы были утоплены в земляные стены; некоторые отделения были распахнуты, открывая взору стопки тарелок и кувшины с сухими семенами и всевозможными травами. В мойке, сделанной из большой ракушки, возвышалась гора грязных кастрюль и сковородок. В углу был очаг, а над ним висел котёл, в котором бурлило желудёвое варево.

Упитанная дикобразиха помешивала варево своей длинной иглой. Повариха была не одна. За столом сидела, отщипывая кусочки от гигантского пышного пирога, рыжая белка с пушистым хвостом.

– Не суй свои пальчики во всё подряд, Тилли, дорогуша, – проворчала дикобразиха. – Тут должно остаться для мистера Хартвуда. Ты знаешь, как он успевает проголодаться на вечеринках.

– Да, мисс Колючклз. – Белка неохотно отставила блюдо. – Но после вечеринки… мне же нужно будет убираться. Я просто не успею чего-то поесть.

– Я приберегу для тебя несколько кексов с семечками, дорогуша.

– Мне больше нравится желудёвое суфле, – пробормотала белка достаточно громко, чтобы её услышали.

«Суфле? Должно быть, именно так называется этот пирог», – подумала Мона.

– Оно для гостей, и ты это знаешь, – отозвалась дикобразиха, поворачиваясь к белке и потрясая иглой-мешалкой.

В этот момент она увидела Жиля и Мону:

– Это ещё что такое? Жиль? Кого ты сюда привёл? Уж точно не гостью.

– Само собой, нет. – Жиля как будто оскорбило это предположение. – Это новая горничная, Мона. Мона, это мисс Колючклз, наша кухарка.

– Здравствуй, голубушка, – произнесла дикобразиха.

– А это, – продолжил Жиль, указывая на белку: – Тилли.

Мона протянула лапку.

Но Тилли не протянула свою в ответ. Вместо этого она распушила хвост:

– Новая горничная?

– Только на этот вечер, – объяснил Жиль. – Она поможет тебе прибраться после вечеринки. В любом случае это приказ мистера Хартвуда, а не мой. Он хочет, чтобы ты показала ей, где взять щётки и передник.

– Мышь? Помощница? Мыши слишком малы, чтобы быть горничными. – Хвост Тилли распушился ещё сильнее и сделался больше её самой. – И она не сможет никому помочь сделать что-то чище. Только грязи нанесла!

– Это твои проблемы, а не мои, – заявил Жиль и направился к выходу из кухни, но не раньше, чем дикобразиха попросила:

– Если ты возвращаешься наверх, то захвати суфле, пока Тилли не слопала его подчистую.

– Я встречаю гостей. Подавать еду – не моя работа, – пробурчал Жиль, но всё же забрал суфле и удалился.

Тилли даже не протестовала, когда её разлучили с любимым лакомством. Она по-прежнему поедала Мону глазами, да с таким свирепым видом, что мышка невольно затрепетала.

Мона опустила глаза: её лапки и правда до сих пор были очень грязными.

– Была гроза, – пробормотала она.

– О, дорогая! Ах ты бедняжка, – разразилась потоком сочувствия мисс Колючклз. – А где чистая тряпка?

Дикобразиха открыла шкафчик под раковиной и порылась там. Она достала тряпку, на вид сделанную из мягкой коры, и вручила её Моне, которая быстро вытерла лапки и даже хвост.

– Ну вот, так куда лучше, ведь правда, голубушка? Мона, да?

Мышка кивнула, возвращая тряпку.

– Очень милое имя – как раз для такой хорошенькой малышки. Знаешь, мне кажется, у меня ещё остался пирог с сырной крошкой. Хочешь чуточку? Это самое любимое блюдо наших гостей-мышей.

Тут вмешалась Тилли:

– Не время есть. Вечеринка скоро закончится. А у меня теперь и работы прибавилось: водить её тут и показывать всё…

– Ох, Тилли, цыц! – возмутилась мисс Колючклз. – Прояви хоть немного дружелюбия. Тебе-то уж стоило бы, учитывая, что…

Тилли не издала ни звука. Повисла долгая пауза, но мисс Колючклз не стала заканчивать фразу, а лишь произнесла:

– О, Тилли. День у всех нас выдался длинным, не так ли?

– Так, мисс Колючклз, – наконец согласилась белка.

Дикобразиха повернулась к Моне и объяснила:

– Миссис Торгинс, экономка, приболела, а это значит, что у нас теперь в два раза больше работы. А с этой вечеринкой… Да, содержать в порядке такой большой отель нелегко, это уж точно.

– Обычно я и сама со всем справляюсь, но только не во время фестиваля, – хмыкнула Тилли, затем снова глянула на Мону и вздохнула: – Что ж, лучше нам и правда добыть тебе передник.

– Съешь пирог попозже, голубушка, – сказала мисс Колючклз, и Мону снова повели прочь.

Оставив саквояж в комнате Тилли («Видимо, придётся тебе переночевать у меня», – сказала та), мышка следом за белкой миновала ещё несколько комнат и коридоров, в итоге оказавшись в кладовой, откуда Тилли извлекла метлу, совок и передник.

Передник был просто огромный, и Моне пришлось несколько раз обернуть тесёмку вокруг талии, прежде чем завязать её. К тому же передник оказался таким длинным, что мышке только и оставалось надеяться, что она на него не наступит.

– Мне нужен ключ? – спросила Мона, указывая на тот, что висел на шее Тилли.

Ведь ключ был и у Жиля. А у мистера Хартвуда их имелось целое множество.

– Пфф! – фыркнула Тилли. – Тебя наняли всего на один вечер. Ключи – для настоящего персонала, например для меня. А твоя задача – прибраться только в бальном зале.

«Только» в бальном зале, ну да!

Зал, в котором оставались лишь несколько гостей, подъедавших остатки со стола, теперь казался куда больше, чем раньше. И мусора в нём было тоже намного больше, чем раньше. Крошки кексов с семечками вместе с кусочками грибов и желудей усыпали сучковатый деревянный пол. Моне пришлось вымести всё это метлой – засушенным одуванчиком, перевёрнутым вниз головой. Как и передник, одуванчик был великоват, но ей удалось ухватиться за ручку пониже. Мышка высыпала крошки в ведро, хотя она так проголодалась, что с удовольствием съела бы их.

А ещё повсюду был мёд! Тилли дала Моне тряпку и скорлупку с мыльной водой, но оттирать его было очень трудно.

Ночь выдалась долгой – и особенно из-за Тилли. Всё, что делала Мона, для неё было недостаточно хорошо.

– Всё равно липко, – говорила она, отрываясь от собственной работы, и заставляла Мону возвращаться и снова оттирать медовые пятна.

Всё это время за окнами бушевала гроза и ветер гремел ставнями бального зала. Несмотря на тяжёлую работу, Мона была рада находиться в тёплом помещении. Труд был почти непосильным, но сколько же чудесного было вокруг! Красные ягоды боярышника, свисавшие с потолка яркими гроздьями, которые снимала Тилли. Инструменты на сцене, сделанные из тростинок и стручков: они брякали и постукивали, когда Тилли их двигала. Плетёные шлёпанцы с лямкой из ивовой лозы, забытые каким-то гостем и найденные Моной в углу. И самое прекрасное – солнечно-жёлтые листья, которые Мона помогала Тилли расставлять по желудёвым вазам на столах, чтобы приветствовать гостей поутру.