Время пролетело незаметно, и очень скоро пришло время уходить. Счет был уже давно оплачен, так что ребята начали подниматься из-за стола. Их столик расположился около лестницы, с которой как раз в этот же момент спускался официант с кипятком на подносе. Как вдруг что-то пошло не так. Всего секунда, мгновение, как официант внезапно споткнулся на ступеньках и повалился вниз. Кипяченая вода грозила окатить первого неудачно оказавшегося слишком близко. И этим самым неудачником был Адриан.

Все случилось слишком внезапно, невероятно быстро. Адриан не сразу заметил грозящую ему опасность и не успел даже обернуться. Он успел только инстинктивно зажмуриться… как вдруг что-то оттолкнуло его.

Адриан медленно открыл глаза. Около него была упавшая на пол Маринетт. Ее кофта почти насквозь промокла у плеча и предплечья. В тот же миг Агрест Адриан бросился к ней и сжал ее ладони, намереваясь помочь подняться, но почему-то вместо этого замер на месте, как будто это его только что окатили кипятком, а не ее. Ее слегка шершавые пальцы были совсем исколоты (наверное, от шитья?), а ее ладони, они были… Что же это было за ощущение? Адриан крепче сжал ее руки, почти до боли, и взгляд у него был какой-то ненормальный, помешанный. Маринетт тоже подняла голову. Но смотрела она как-то странно… в ее глазах не было ни капли испуга. Только пристальная сосредоточенность и настороженность.

Все это длилось всего секунду или две, но казалось, что пронеслась целая вечность, целый мир. К Агресту с Дюпэн-Чен бросились ребята. Вскоре на помощь подоспел и менеджер. Маринетт резко выдернула ладони из рук Адриана и отряхнулась. К счастью, официант успел вовремя удержать равновесие, и Маринетт пострадала не слишком сильно. Обожженная кожа покраснела и кое-где проступили волдыри, но ей сразу оказали первую помощь и даже выплатили компенсацию, извиняясь всеми возможными способами.

В конце концов все разрешилось вполне благополучно и по дороге обратно ребята опять беззаботно болтали о всяких мелочах. Но этот эпизод накрепко засел у Адриана в голове. Он никак не мог забыть взгляд, который был у Маринетт. Он никогда не представлял, что у его одногруппницы вообще может быть такой взгляд. А ее поступок… Как так вышло, что она настолько быстро среагировала? Первая реакция любого нормального человека (тем более девчонки) — отойти, отшатнуться от опасности, но она, наоборот, бросилась ему на помощь. Что не так с ее инстинктом самосохранения? Она как будто даже не задумалась о том, что может пострадать.

И что означал ее взгляд? Агрест никогда не думал о том, что его тихая одноклассница способна на подобные поступки и никогда не представлял, что она может так смотреть. Этот странный взгляд промелькнул всего на мгновение, на миллисекунду — строгий, настороженный взгляд. Как у следователя, допрашивающего преступника. Она как будто ожидала от него услышать что-то… плохое? Но когда не услышала, на ее лице отразилось облегчение.

Или может быть, ему все просто привиделось?

Вскоре ребята разделились. Адриану с Маринетт было по пути в одну сторону, так что они пошли вместе. Какое-то время они шагали молча, не произнося ни слова.

— Ты… точно в порядке?

— Да, все нормально.

— Может, все-таки зайдем в больницу?

— Нет, нет, не нужно.

Снова молчание. Адриан почти физически ощущал напряжение в воздухе. Он еще много думал о том, что ему следует сказать или спросить, как вдруг на одной из пустынных улиц Маринетт остановилась и объявила о том, что дальше пойдет сама.

— Постой! — Он бессознательно схватил ее за руку, собираясь остановить, но затем, опомнившись, тут же отпустил. — Ой, извини.

Не отдавая себе отчета, он схватил ее за пострадавшую руку, а она даже не вздрогнула, лишь слегка поморщилась. Да что с ней такое? Она только вопросительно смотрела на него. Наконец Адриан заговорил:

— Может… может, мы могли бы с тобой еще как-нибудь встретиться?

Дюпэн-Чен молчала. У нее снова был этот сосредоточенный строгий взгляд.

— Адриан, зачем тебе получше узнавать человека… который все равно скоро уедет?

На секунду Адриан растерялся и стоял ошеломленный, совсем не понимая, что на это ответить.

— Насчет пекарни… что-то ведь можно придумать? Наверняка еще можно найти какой-то выход. А помнишь вариант Нино? По-моему, это неплохая идея. К тому же, я тоже мог бы помочь и…

У Маринетт Дюпэн-Чен снова было странное выражение лица. В ее больших лазурных глазах смешались скрываемая боль и отчаянная печаль. На мгновение ее взгляд блеснул, как будто она и в самом деле обрела надежду в его словах, но затем этот огонек снова потух.

Почему раньше он никогда не замечал, что ее глаза способны выражать такое количество чувств? И почему ему кажется, будто однажды уже видел такие глаза? Но где?..

Может быть… во сне?

— Правда в том, что… — Маринетт отвела взгляд. — Мне не хочется общаться с тобой, Адриан. Прости.

На секунду Агрест опешил. Значит, он ей… неприятен? Может быть, он перегнул палку и слишком навязывался? Адриан плохо разбирался в людях. Возможно, с самого начала он на самом деле не нравился ей как человек и именно это выражал ее взгляд — отвращение? А все остальное он сам себе навоображал.

С минуту Агрест стоял неподвижно, молча обдумывая ее слова. Маринетт, нахмурившись, смотрела в другую сторону, так что Адриан мог беспрепятственно рассматривать ее. Что-то неуловимо знакомое скользило в чертах ее лица, что-то очень… родное. Адриан не мог сказать, что именно, но продолжал смотреть и никак не мог отвести глаз. Прямо сейчас он отчетливо понимал лишь одно — ему нравилось на нее смотреть.

Почти неосознанно Агрест протянул руку и коснулся мочки ее уха с сережкой-подвеской. Дюпэн-Чен вздрогнула, но глаз не подняла.

— Кажется, раньше ты всегда носила… гво́здики?

Странно, почему ему запомнилась такая мелочь?

Маринетт отстранилась. В ее глазах изнуренность и печаль.

— Мне пора идти… прости.

И она ушла. Ушла вдоль улицы, куда-то вперед, а Адриан мог только смотреть ей вслед.

Впереди Маринетт ярко загорелось клонящееся за горизонт небесное светило. Ее контрастирующий силуэт на фоне закатного неба и ярко вспыхнувшего солнца… Прямо сейчас Адриан снова оказался в том сне, что из ночи в ночь рвал его душу в клочья. Почему сейчас, наблюдая за тем, как Маринетт Дюпэн-Чен уходит, его сердце так болезненно сжималось? Почему глядя на ее удаляющуюся фигуру, он чувствовал себя так, будто теряет что-то очень важное? Словно вместе с последними лучами стремящегося к земле солнца навсегда исчезнет что-то, чего больше не вернуть.

Сейчас Маринетт выглядела иначе. Ее прямая спина и решительный шаг. Скрываемая прежде сила отразилась в ее плавных движениях.

Почему она так сильно напоминала ему того, кого он не мог видеть? Почему таким знакомым казался ее печальный взгляд, почему таким привлекательным виделся ход ее мыслей? Каждый раз, когда она улыбалась, когда заправляла прядь за ухо и когда смотрела на него. В каждом шаге, в каждом слове, в каждом выражении лица он видел…

«Я все исправлю».

Он не мог ее видеть. Не должен был.

«”Настоящей” меня будто бы и не существует».

Потому что её нет. Потому что он сам ее выдумал. Потому что пытаясь узнать ее, он чувствовал себя так, будто предает кого-то другого. Потому что нечестно и неправильно переносить свои фантазии на другого человека… на такого невинного, чистого, чудесного человека!

«Потому что в обычной жизни я не способна на такие поступки, которые совершает Ледибаг».

Потому что… черт возьми.

«Ты хороший парень, который очень одинок». «Знаешь, как еще называют божьих коровок?»

«Не переживай, у меня все хорошо!» «Сыграешь для меня?» «Я буду защищать тебя».

«Я всегда буду с тобой».

— Лгунья, — прошептал одними губами.

Она внезапно остановилась. Разве могла услышать, находясь так далеко?

Ее фигура напряглась.

— Моя Леди… — Она вздрогнула. Это обращение как будто физически ударило ее. — Ты помнишь меня?