– Не знаю, Стив… зачем что-то искать? Да ладно. И что же?
– А то! Неделю назад узнаю вдруг, что он… того… что у него свидания идут с одним парнем из нашей компании по имени… А, да черт с ним! Забыл, как его зовут. Я-то думал, что он – ненормальный, не такой как все, что он из меньшинства, и с ним потому дружил. Думал, что он будет давать жизнь новым людям, когда придет срок, встретит когда-нибудь свою мечту, прелестную деву, – лицо у Стива на миг просветлело, стало восторженно-поэтическим, глаза устремились на бирюзовый потолок, который на такие мечтательные мысли не наводил Клайва.
– Да, Стив. Тут я с тобой не могу не согласиться: эти «нормальные» – такая гадость, что аж мерзко становится, спасибо нашим родителям за воспитание! Как они там, кстати, поживают?
– Плохо, Клайв, плохо. В «комнатах для уходящих» разве можно хорошо жить, особенно, если сын материально не поддерживает? – в это время Клайв что-то забубнил на программистском языке, и Стив, так ничего не поняв, продолжил. – Всю эту неделю, помимо воли, в общем-то, сторонился, не заговаривал с ним; глаза косятся сами по себе, а смотреть тошно. А на днях так ему и сказал об этом, что «дружба окончена, не могу, мол, с тобой общаться, будут лишь чисто рабочие отношения у нас». Он весь побагровел, как клен осенний сейчас за окном, и демонстративно развернулся ко мне спиной. Разрыдался он, что ли, – я так и не понял. Тридцать шесть лет, а как мальчик взял и убежал. Вчера вечером же гуляю в соцсети, на окраинах, как обычно, не заходя в «Эко-общество» даже как гость; вижу – он идет! Ну и вырвалось у меня невольно это самое «дружба окончена». И в каком-то забытьи пошел спать. Утром, только на работе узнал, что система удалила его из «списка друзей», выполнив таким образом мое желание, и этот статус, естественно, как волна прошелся по всей компании. Почему все смотрели на меня как-то странно-боязливо, с оттенком грусти, узнал лишь к обеду. Вызывает меня начальник к себе на ковер. Оказывается: утром Томас был в суде, с суда пришли следователи, уже проводят опрос коллег, составляют отчет о нарушении гражданских отношений, его адвокат готовит иск о травле и публичном унижении Томаса, о том, что он понес тяжкую психологическую травму в связи с глумлением над его правом самовыражения, из-за чего вынужден будет взять оплачиваемый компанией недельный отпуск, съездить к папам в Швецию. Я врос в землю тут же, на том же месте. А под конец начальник вколотил последний гвоздь: «Мне плевать на ваши меньшевистские взгляды, на отношение к нашему сотруднику, но раз дело коснулось имиджа компании!.. как поведут себя наши партнеры, когда увидят, что у нас тут за скандалы разгораются? Одним словом, Стив, собирайте чемоданы!» И ушел упрашивать следователей не давать широкой огласки этому делу. Простоял там жутко долго (показалось, что не меньше часа), всё не веря, всё надеясь, что это – наваждение, и рассеется как дурной сон. Когда следователи вызвали меня в кабинет, только тогда понял, что это всё происходит наяву. А вчера был суд…
– Что же ты ничего не сказал? Может, мы бы что-то придумали? Родители знают? – выпалил брат очередью.
– Да нет, не знают еще. Начальник-таки сделал доброе дело: в ленту новостей скандал этот не попал. Но суд вынес ожидаемый приговор: изоляцию на месяц от жизни в сети и отстранение от работы в коллективе сроком до трех лет. Как «неблагонадежного работника». Это конец! Приговор занесен в мое альтер-эго, теперь ни одна компания, ни одна самая захудалая фирмочка не возьмет меня на работу с такой отметиной в профиле! Я в отчаянии, Клайв. Что же делать? Родителей без обеспечения вышвырнут за городские стены! Живи, как хочешь!
Клайв заерзал на стуле, то и дело посматривал на мигающие сигнальные датчики на боковой панели кресла, и с каждым словом брата впадая во все большее нетерпение. Вспышка любопытства судьбой брата погасла, замерев едва теплившимся угольком в груди.
– Всё это крайне печально, брат, но совсем некстати. Пора мне заступать на смену. Город ждать не может, пока мы будем думать о наших судьбах. Попробуй всё же устроиться – вдруг получится?
– А как же родители? – закричал спине брата Стив, но тот свернул за угол, и лишь далеким эхом, вкупе со скрежетом оживших механизмов и блоков, отозвались слова «Всё обойдётся! Не теряй цель». Клайв нырнул в сеть, и громадная квартира затихла, как медведь во время зимней спячки, в забытьи проживая оттенки былой жизни.
Стиву оставалось только развернуться и уйти – в ближайшие часов 10-15 здесь нечего было делать.
2
Родители так ничего и не узнали. Они пребывали в том блаженном неведении относительно жизни их детей, когда, по мере ослабления пытливого ума и затихания эмоций и страстей, погружались в мягкое пуховое умиротворение, больше похожее на дремоту, а должный уход, здоровое питание, прогулки по набережной и многочасовой сон создавали то парящее ощущение счастья, которым, естественно, наделялась и жизнь детей, да и жизнь вообще всякого существа на земле. «La vie est belle!», то есть «Жизнь прекрасна!» – умилительно глядя на супругу, восклицал во время таких прогулок отец, побывавший когда-то во Франции, на лазурном берегу. Недавно, друг за другом, они отпраздновали шестидесятилетие, и уже лет пять как наслаждались заслуженным отдыхом. Да и то хорошо, что хватало сил гулять и восхищаться – у многих их друзей организмы к этим годам настолько истощены, что едва ступали на стезю отдыха, как тут же сдавали, и их владельцы уходили на покой, но уже в мир иной.
– Нет! Не могу их лишить такого счастья, – бормотал Стив, выйдя из их комнатки, и поцеловав перед дневным сном каждого в отдельности, в особенности же маму – испещренную морщинками старушку с седыми волосами и серо-сизоватыми задумчивыми глазами.
Было два часа дня, когда Стив очутился на центральной улочке города. В это время суток, в самую горячую пору, менеджеры, инженеры-отладчики, рабочие-управляющие всевозможных машин и служб носились туда-сюда по своим узлам, перелетая недюжинные расстояния в течение минуты, уступая дорогу лишь особым регулировщикам движения громадного кишащего муравейника. Впрочем, всё это происходило в невидимом для глаза городе будущего, «эко-обществе», всеобъемлющей социальной сети, интегрированной в мельчайший оттенок жизни обывателя, а для многих – и заменив её. Гмунден же физический, если позволительно сказать – настоящий, несколько привольно, хотя и холодновато, посматривал своими зеркалами-шапками на тех нескольких одиноких жителей, которых в рабочее время нелегкая судьба выгнала с уютных домов и погнала на устранение неисправностей такого рода, что не поддавались виртуальным отладочным работам. Механику всё же не перенесешь целиком в сеть.
– Поберегись! Дорогу! – едва не задев его, пробежали два инженера довольно ровно, в отличие от нескольких граждан, которые петляли подобно пьяным, хотя были, конечно, трезвы – алкоголь давно заменили виртуальные удовольствия. «Эко-общество» давало гораздо больше возможностей забыть себя и свои беды, нежели бутылка крепкого виски.
Такая же картина повторилась и на следующий день, и через день, и через неделю. Стив навещал родителей, но на все его робкие попытки сказать о том, что стряслась беда, и что обеспечения их хватит, может, наибольшее на пару месяцев, они лишь отмахивались от его слов, как от несущественного пустяка, как при ловле редких и диковинных видов бабочек на живописном альпийском лугу отмахиваешься от чудака, который кричит, что надо возвращаться домой, так как идет грозовой фронт, и буря их сметет вместе с бабочками. После визита, уложив родителей спать, Стив шел по городским конторам, фирмам, компаниям и подрядам, особо не разбирая род их деятельности, но все попытки оканчивались неудачей. После радиосканирования его и идентификации профиля минут через пять следовал вежливый, но твердый отказ, что «компания на данный момент полностью укомплектована и не нуждается в работнике», хотя в соцсети легко находились открытые вакансии. Понятно, что судебный приговор поставил жирный крест на возможности трудоустройства равно как в самом городе, так и в других регионах страны. Покинуть же Австрию значило бросить на произвол родителей. Как они смогут жить, не видя его? А разрешение на визит, пусть и в виртуальной жизни, пребывая в другой стране, получить невероятно тяжело. Поэтому днями и ночами Стив обходил одно предприятие за другим в надежде, что кто-то да согласится принять его на работу. Больше всего ему нравилось бродить по ночам, когда город преображался, напоминая самого себя образца нескольких десятилетий назад: его однообразие зеркальных стеклопакетов растворялось в ночной прохладе, в вышине таинственно мерцали далекие звезды, в воздухе кружил отголосок такой же далекой, нездешней мечты – вырваться из удушливого ритма городской жизни, из бесконечных всепоглощающих часов рутинной работы, встретить однажды горячее, близкое сердце милой девушки, которая улыбнется вдруг, пряча глаза от стеснения. И он поймет, что вот – та избранница, ради счастья которой с готовностью отдаст всего себя, встречей с которой грезил еженощно, ловил взором незримую ее красоту, слушал тихий шелест платья и неровное биение взволнованного сердца.
