– А кто про ревность говорил? М?

Теперь получается, что он меня подловил. Мне ведь даже в ответ сказать нечего. Любая фраза будет выглядеть как оправдание.

– Никто не говорил, – бурчу себе под нос. – Тебе послышалось, Корнеев. Глюки. Такое случается, если долго ромашки нюхать.

– Ромашки нюхать?

– Ага. Они уже давно должны в вазе стоять, а ты их в подъезде сушишь.

Хоть на Мирона я не смотрела, но чувствовала на себе его взгляд.

– Пошли.

Наконец-то! Сразу бы так. Мне бы не пришлось тогда краснеть за свои слова. А то…

Успела накрутить себя, теперь жутко нервничаю. Тысячу раз была в этой квартире, но сейчас будто впервые. Мирон уже внутрь вошел, погремел на кухне, а я все так же и продолжала дверь подпирать, не решаясь войти. Минуты три точно стояла, пока он за мной не вернулся.

– Можешь выдыхать, я спас твой веник, – гордо сообщает он. – Ты проходить будешь или мне в коридоре придется тебя развлекать?

Минутку! И еще одну. Нужно время, чтобы до моего мозга информация дошла.

Корнеев меня развлекать собрался?

Сам?

Вот прям сам?

– А где твоя мама?

Чудо случилось, раз я спросила спокойным голосом, будто не была в шоке от его слов.

В душе-то у меня птички уже припев своей песни допевали.

– Спит, – коротко бросает он и выжидающе смотрит мне прямо в глаза.

Громко выдыхаю, и все-таки скидываю обувь. Вот мы и остались одни. Опять.

До кухни мы доходим молча.

Я сажусь на стул, со слюнями во рту разглядывая печеньки в вазе, уже представляя, как буду сейчас их запивать вкусным чаем, но тут выясняется, что Мирон тоже поглазеть любит, потому что он садится рядом.

– А ты чего? – смотрю на него, как обезьяна на огурец.

– Что?

– Я думала, ты чаем займешься.

Зачем, спрашивается, мы сюда пришли? Посидеть? Не хочу обидеть тетю Наташу, сказав, что у нее со вкусом проблемы, но кухонные стулья жуть какие неудобные. Если посидеть, то я бы диван предпочла.

– Мамаева, у тебя совесть вообще есть? – возмущенно фыркает Мирон. – Или ты ее на цветы свои обменяла? Чаем я вчера занимался, все пальцы в волдырях из-за этого. Теперь твоя очередь. Меня ты в эту чайную секту еще раз не загонишь.

Не, это нормально? Что за дела? Два раза чай принес и теперь герой? Так получается? Или он думает, раз мужик, то и делать ничего не обязан?

Так я быстро его жизни научу.

– Не придумывай, Корнеев. Нет у тебя никаких волдырей. Будь они, ты бы так резво Прокудина не схватил. Визжал бы как девчонка. Но ты же не визжал. Поэтому поднимайся и выполняй обязанности хозяина квартиры. Не мне же хозяйничать на чужой кухне. А то расскажу твоей маме, что ты отказался за мной ухаживать. Влетит тебе.

– Не расскажешь. А я здесь давно уже не живу.

– Я знаю, что не живешь. Была у тебя дома. Если ты не забыл. Но кухня твоих родителей все равно остается твоей кухней, как и все остальное. Поэтому – вперед.

Корнеев и бровью не повел.

– Ты здесь бываешь чаще, чем я. Получишь ключи, будем на равных.

Нет, ну что за человек? Мне кто-нибудь объяснит?

Наглый такой.

Развалился, а мне его обслуживать, что ли?

Дожили.

Схватив печеньку и быстро закинув ее в рот, демонстративно медленно поднимаюсь, смотря на Корнеева. А он с меня глаз не сводит, взгляд его так и говорит, мол, быстрее давай, мое терпение трещит по швам.

– Ну и ладно.

Если честно, у меня с чайником и кружками проблем не было. Непринципиально, кто заваривать будет. Конечно, хотелось, чтобы Мирон, но и я могу. Руки точно не отвалятся. Тем более мне вся эта ситуация нравится. Был в ней какой-то шарм. Вот когда Суханову бутерброды делала, шарма не было. А сейчас он точно есть. И еще цель. Напою Корнеева самым вкусным чаем, никакой другой он потом пить не сможет.

Что меня радовало, так это то, что я не нервничала. Спокойно открывала и закрывала шкафы, будто каждый день для Корнеева стараюсь.

Обернулась, а Мирон в телефон свой уткнулся и улыбается.

Взбесило меня это очень сильно.

Я для него тут стараюсь, а он небось с бабами своими треплется. Еще и улыбается.

Рука сама тянется к баночке с перцем. Вот возьму и вместо сахара перчика добавлю. Красного. Ядреного. Посмотрю потом, как он распухшим языком на свидание пойдет…

– Сухой спрашивает, есть ли у тебя запасные ключи в квартире, – спросив, Мирон блокирует телефон, отодвигая его от себя. – Гуляева закрыла его и уехала.

На секунду зависаю. Перец отменяется, что ли? А я уже мысленно представила, как Мирон побежит рот полоскать. Чуть человека не угробила. Он ведь даже не заслужил такой участи. По крайней мере в данный момент.

– Если Лея его там оставила, значит, так нужно.

– Так нужно?

– Да. Ну, ради прикола она бы так не сделала. Получается, заслужил.

Взяв две кружки, одну поставила напротив Мирона. Села рядом, немного пододвинув стул к нему. Не спрашивайте зачем. Просто захотелось. На два сантиметра ближе, зато какой вид из окна открывается. Пусть такое оправдание мне будет.

– Если заслужил, обязательно должен страдать?

А что его так удивляет, собственно?

– Точно! В следующий раз так делать не будет. Все логично.

– Смотря кому. Как по мне – то все это бред. Не всегда от человека зависят его поступки.

– Серьезно? Человек сам себе хозяин. Его нельзя заставить делать то, чего он не хочет.

– Можно, Мамаева. Заставить можно даже того, кто сильно сопротивляется. Проблема в другом.

– В чем же?

– Нельзя исправить ситуацию и сделать откат до момента сопротивления.

А мы сейчас историю Суханова и Леи обсуждаем?

Что-то я засомневалась в этом.

25.

И не ошиблась ведь. Хоть Мирон сделал длинную паузу, по его напряженному взгляду было понятно, что про Лею и Суханова он и забыл давно. Он о другом говорил. И как бы дико это ни звучало, но весь этот разговор был о нас.

Я так чувствовала.

Говорил о каком-то сожалении.

И я бы рискнула спросить, что именно его так тяготит, если бы нам не помешала тетя Наташа, которая так некстати нагрянула к нам.

– Вась, я сначала подумала, что мне твой голос во сне померещился. Потом думаю – надо проверить. Как вы тут?

– Сухой звонит. Я отвечу, – пробурчал Мирон, резко схватил телефон и, даже не посмотрев на меня или на свою маму, вышел из кухни.

Какой еще Сухой? Что он несет? Телефон же перед моими глазами лежал, он не завибрировал, не замигал, даже не пискнул. Корнеев – обманщик.

Сначала я собиралась за ним пойти и с поличным поймать, мол, давай вместе с Киром поговорим, а потом передумала. Ну, захотелось человеку выйти и одному побыть. Что здесь такого?

Решив, что таращиться на закрытую дверь как-то глупо, развернулась, натыкаясь на изучающий взгляд мамы Мирона.

Она не просто смотрела, женщина меня будто сканировала, странно хмыкая при этом.

– Хотите, я вам чай сделаю?

А что еще говорить матери, которая спалила меня на том, что я пялилась на ее сына? Правильно! Ее надо чаем напоить, чтобы хоть на какое-то время она не могла разговаривать.

– Если несложно.

Сложно?

Да я для Корнеевых… То есть они же так добры ко мне. Конечно, мне несложно сделать такую малость для них.

– Скажете тоже, – заулыбалась, поднимаясь со стула. – Вам как обычно? Некрепкий и с двумя ложками сахара?

– М? Да-да, с двумя ложками. – Тетя Наташа поднялась вслед за мной, встав рядом. В этом розовом плюшевом халате и с босыми ногами она была похожа на студентку, но никак не на мать такого верзилы, как Мирон. Даже смешно стало. Вовремя на чай переключилась, пока мысли

вслухозвучивать не начала. – Вась, скажи мне, ты не знаешь, у Мирона все в порядке?

Вот же…

Вопросы взволнованной мамы подъехали.

Блин, Корнеев, где ты ходишь?

– А что не так?

– Не знаю, – пожимает плечами. – Тебе не показалось, что он слишком напряженным был сейчас?