Всё будет так, как должно было быть, даже если будет иначе. Истинно так. Я уложил Сандру на уже расстеленную кровать, она что-то еле слышно проговорила на итальянском, но не проснулась. Но сам, едва прикрыв глаза, через несколько минут увидел сквозь веки неяркий тёплый свет. Неохотно выкарабкавшись из подступившей дрёмы, я посмотрел одним глазом. И сел с абсолютно ясной головой, как будто только что продрых сутки.
В двух метрах, прямо напротив, в воздухе на уровне пояса переливалась язычками живого пламени пирамида. Её грани мерцали и струились хвостиками саламандр. Перстень никак не реагировал. Что-то новенькое.
Ну и что мне с тобой делать?
Пирамидка, не останавливаясь в своём вращении, медленно раскрылась. Изнутри она тоже была выстелена огнистыми нежгучими лентами. Доброе живое тепло, даже когда я коснулся пламени, оно не обжигало. В серёдке на отделанной чёрным бархатом подставочке лежало… Я рассмотрел вещицу со всех сторон, пока пирамидка плавно двигалась. Но так и не понял — что же это. Свиток, слепок, сгусток, нечто многомерное из светлого серебристого металла. Глаз терялся на замысловатых изгибах, не в силах определиться в красивой и замороченной топологии.
Пирамида остановилась. Я взял витой слиток. Тяжёлый. Сплав на вес почти как золото. Шесть или семь завитков, неуловимо перетекающих один в другой, несколько просветов. Не то виноградная гроздь, маленькая и тугая, не то хитро закрученная булочка.
Шестая моя загадка. Желание на шестьдесят процентов. Чего я хочу больше всего? Разобраться с Гранями, с Зоной. Что мне для этого нужно, что нам для этого нужно? Очень просто — выжить. Выжить и справиться с тем, что нас ожидает.
Зона. Поместье. Встреча гостей. Харальд
Утром меня разбудил Ахмед. Почти что распинал, настолько я отключился после "подарочка". Сандру он воспринял как должное, и по своему обыкновению приветствовал её рукой к сердцу и галантным наклоном головы. Он обожал Эвис, но к Сандре относился как к высшему существу. Сколько не пыталась она его образумить, горячесердый кавказец не унимался.
— Командир, тебя Несса зовёт. Сказала, что у неё есть ответ.
— Иду. Через два часа собери всех наших в штабе. Кошка и Марта тоже должны быть.
— Есть.
У Ганса Кубышки он выменял на какую-то блестящую штуковину настоящую кожаную куртку пилота Люфтваффе, потёртую и в двух местах аккуратно залатанную, и теперь из неё не вылазил.
В душе я сунул голову под струю холодной воды. Посмотрел на себя в зеркало, прошерстил пальцами душманскую бородку. Скосить её нафиг, что ли? Намочил в кипятке полотенце, ножницами снял что мог, а потом, распарив, взялся за кинжал. Как будто голова легче стала — подумал я, разглядывая отражение. И всего три мелких пореза.
Сандра ойкнула, увидев меня выбритого.
— Пора имидж менять, — я плеснул на ладонь водки, растёр по шее и щекам, зарычал. — Давай собираться. Несса что-то ещё расскажет. И… Я вчера не стал тебя будить. Спасибо.
Слова звучали как-то коряво. Сандра отложила расчёску, повернулась.
— Ничего не говори, не надо. В одиночестве мужчина дичает, даже если держит себя в кулаке. Ты не должен быть один, Харальд. Просто разреши мне быть рядом.
Я подошёл к ней, взял за руки.
— Ты вольна здесь во всём. Но, прошу тебя, по-дурацки, конечно, звучит… не привязывайся ко мне. Я не отделяю свою жизнь от жизней других, но рядом со мной опаснее всего.
— Я знаю, — спокойно сказала Сандра, собрала волосы, заколов их в узел. — Пойдём?
Гелахир сидел на низком столике, возле постели. Несса, увидев нас, слабо улыбнулась.
— Бледновата ты что-то, леди, — я присел рядом. Эльфиня лежала под покрывалом, положив руки поверх.
— Бледновата… Сразу не выговоришь. Попробовал бы ты так.
Она прикрыла веки.
— Я дозвалась. Завтра, днём или вечером сюда придут. А дальше всё от тебя зависит. Как сумеешь договориться. Они народ такой, что просто так к ним не подъедешь. И гордые, сам знаешь…
Я положил ладонь на её узкое запястье.
— Договорюсь. Отлёживайся. У нас тут делегация скоро будет, пойдём готовить встречу.
— С кем это ты уже снюхался?
— Ночью вернулся Олег. Марта договорилась со своим начальством.
— Хорошо…
Сандра потянула меня за ремень, мол, имей совесть, хватит глаза мозолить. Я кивнул, встал.
— Выздоравливай.
Несса взмахнула рукой, проваливайте. Мы вышли на внешний коридор, полуоткрытую галерею на третьем уровне, она опоясывала всё поместье. Обитатели, кто уже встал, занимались своими делами. Хорошо хоть лавочных старушек у нас не завелось, не то шлейфом тянулся бы шепоток вполне понятного содержания.
Сандра, вышагивая рядом, посматривала на нашу территорию.
— Ну что, чувствуешь себя лендлордом?
— Да куда уж мне, — я хохотнул. — Какой из меня лендлорд.
— Ну, явочным порядком, так сказать.
— Не забиваю этим голову. И тебе не советую.
— Ладно, это я так. — она завела руки за спину, отчего её походка стала ещё более игривой. — Я займусь тем, что ты мне вчера поручил. Только подумай, кого бы мог дать мне?
— Знаешь что… Катя тебе подойдёт? Она много общается с посадскими и хорошо знает их среду и мысли изнутри.
— Посадские — это как?
Я объяснил. Сандра закружилась на месте, лукаво посмотрев на меня.
— Ну я же говорю, лендлорд. Боярин.
Махнув рукой, я вздохнул.
— Ну и пусть боярин. Так ведь ты тоже не абы кто. Получаешься Малюта Скуратов в женском обличье.
— Ты бы ещё с Ежовым сравнил, — фыркнула она.
— Э не… Скуратов хоть давил, жёг, а сам за чужие спины не прятался… Так, значит, Катя в твоём распоряжении. Сергею я скажу, чтобы эту вредину на твою шею перевесил. А из прочих…
Я перебрал в памяти тех, кого так или иначе обозначил сам для себя на будущее.
— Есть один паренёк, он одним из первых к нам прибился. Ты должна помнить его, он с артиллеристами постоянно рядом вертелся. Паша Говоров, да.
— Помню. Он же и вывел на нас тот обоз.
К концу второй недели к нашему новому дому выбрели восемь человек. На телегах, как беженцы во время революции. Пять исхудавших женщин, двое детей, мальчик и девочка семи лет, и этот Паша, белобрысый доходяга-старшеклассник. Если бы не его глаза, заметившие тонкую чёрточку факела за двадцать километров, так бы они и сгинули вместе с единственной лошадью. Несса сразу потащила женщин и детей к себе, а Паша, завидев настоящую пушку, забыл и про голод и про всё на свете.
— Вот его и заберешь. Скажешь, по моему заданию. Ну придумаешь что сказать.
— Придумаю, придумаю… — Сандра остановилась, облокотилась на стенку высотой по грудь, ограждение галереи. — Ты думал когда-нибудь… что потом?
— Эх, женщина. Давай до этого "потом" доживём сначала, тогда и подумаем.
В штабном зале, большой комнате на четвёртом уровне, собрались все, кто изначально был в "боярской дружине" и кто пришёл к нам позже, с хоть каким-то военным опытом и знаниями. Не пришли только Несса с Гелахиром и Сандра. Итого тридцать два человека. Кто по прежней жизни успел понюхать пороха, кто показал себя во время осады.
— Тебе трубку подарить может? — подколол меня Николай Георгиевич, пехотный капитан, успевший пострелять по неграм в Африке и по белым в Колумбии. — А то ты так характерно прохаживаешься.
— Ага. Я буду ходить, пыхтеть, время от времени щуриться и говорить: "Хаарощий у вас план, таварищ Никонов".
Все захохотали. Попал к нам Георгич перед самой осадой, но сразу проявил свои разносторонние таланты и умение работать в коллективе. Сейчас он был главным оружейником.
— Как известно, к нам едут гости. Летят. Гости солидные, нам, должен сказать, не чета. Мы рядом с ними так, художественная самодеятельность. Заранее предупреждаю — кто захочет заорать "Хайль Гитлер!" или "свиньи фашистские", делать этого не стоит. У них там иное. Долго рассказывать. Наша задача: произвести впечатление силы, с которой можно сотрудничать. Но не пыль в глаза пустить, Колян. А то знаю я, как ты траву умеешь красить.