Видела ли я в этом возможность для себя, что мужчина также когда-нибудь мог довериться мне? Нет. Для меня пример Канамэ Тоусена вызывал не надежду, а раздражение… ревность.

– Канамэ-сан, можно задать вопрос? – вернув на собеседника взгляд я, очевидно, не стала дожидаться разрешения и спросила: – Как вы смогли добиться того, чтобы Айзен видел в вас союзника?

– Странный вопрос, Хинамори-сан. Вы ведь тоже его союзник.

– Которого сначала пытались убить, затем угрожали, а еще манипулировали и держали в подвешенном состоянии. Боюсь, с вами такого не было, – не без иронии отозвалась я. – Я не знаю, доверяет ли вам Айзен, но со стороны это выглядит так. Во всяком случае, мне так кажется. Как вы смогли этого добиться?

Помолчав мгновение, отчего мне подумалось, что ответа и не дождусь, мужчина напряженно выдохнул и подошел ближе, встав рядом с окном. Пусть его глаза и слепы, мне показалось, что он действительно любовался простором пустыни.

– Айзен-сама тот, кто понял природу моих желаний, кто научил меня, что такое справедливость, как должен действовать мир. Я понял, что ему также противен мир в том виде, в котором он сейчас существует. Айзен-сама появился на моем пути в момент, когда мною владело глубокое отчаяние и ненависть, которым он нашел применение.

– Хотите сказать, вы понимали, что вас используют?

– Все используют друг друга, Хинамори-сан. Разве вы не использовали Айзена-сама для того, чтобы выжить?

Ну… я б поспорила. Если речь про жизнь в Обществе душ, то лучше сказать, что приходилось играть по правилам Айзена, чтобы не сдохнуть.

– Что за мир хочет создать Айзен?

– Мир, очищенный от греха.

Боже, чел…

– А если конкретнее? – предпочтя обойтись усталым взглядом, я сдержала желание сострить на религиозную тему.

– Вам известна история становления мира, Хинамори-сан? Как появился Король душ, как зародилось Общество душ и другие миры?

– Да, известно. Но если речь про… очищение от греха, то вы немного запозднились. По факту это предки пяти великих домов заточили Рей-о, используя как фундамент для текущего мира.

– А затем, побоявшись, что Король изменит свою волю добровольной жертвенности, растерзали его тело, сделали пустым сосудом, который по сей день охраняет королевская стража. Если бы все дело было в прошлом, это был бы другой разговор, но вспомните, каково положение Общества душ теперь, во что оно превратилось из-за всевластия аристократии. Готей 13 стал ничем иным, как марионетками для реализации их потребностей. «Справедливость», которую несет Общество душ, его история, стала предательством желаний человека, который когда-то был мне дорог. И это открыло мне глаза на всю суть устройства этого мира.

– Значит… – не без разочарования отозвалась я, с легким беспокойством рискнув уточнить: – дело в личном, да?

Не сказать, что слова Тоусена разочаровали, скорее, стали чем-то понятным и логичным, от этого, видимо, я выглядела приунывшей. Мужчина лишь склонил голову, но его жест не показался мне грустным. Наоборот, каким-то смиренным, ироничным.

– Я пришел к такому выводу из-за несправедливости в свой адрес, это правда, однако Айзен-сама увидел весь грех ясным взором. Если есть что-то, что является абсолютным, то это он.

– Вы уже видите в нем божество, верно?

– Для меня он ориентир во тьме… или, лучше сказать, тот, кто не позволяет забыть мне об этой тьме, – философски рассудил Тоусен.

Признать честно, проще не стало, однако я поняла, что отношения Тоусена и Айзена действительно находились на совершенно ином уровне, чем, например, наши. И от этого становилось больно, завидно. Так и тянуло по-детски обидеться, топнуть ногой и крикнуть «не честно!».

– Вы… чем-то недовольны, верно?

Неужели мои эмоции настолько пестро сияли, что аж сквозь реацу это ощутимо?

И еще так официально обращается… неуютно.

Я промолчала, и пусть Тоусен не видел глазами, не удержалась и отвернулась, чтобы спрятать расстройство.

– Наверное, своей глупостью, раз не могу до сих пор понять мотивы Айзена. Банальное наказание за грехи прошлого, истребление аристократии или же всего мироздания в целом? Он говорит о новом мире, вы тоже говорите о новом мире, но какой это новый мир? Речь лишь про изменение Общества душ, раз он хочет встать на небеса или о чем-то большем?

– Хм, – вдруг усмехнулся Тоусен, аккуратно и легко, и все же его реакция меня удивила. Продолжил разговор он совершенно спокойно: – Неизвестность пугает, это верно. Айзен-сама не хочет уничтожить мир, он лишь желает исправить его, искоренить грех, которым оказалось заражено Общество душ. Но вас беспокоит не это, верно? Вам обидно, что Айзен-сама не видит в вас союзника, которому бы он мог полностью довериться. Разве это удивительно? Вы ведь сами говорите, что не понимаете его.

– Я понимаю его, – ощетинилась я, но учитывая все вышесказанное, как-то глупо утверждать о подобном. Скривившись, лишь выдохнула с разочарованием и облокотилась на подоконник. – Мне хочется быть для него кем-то большим, чем просто фигурой на шахматной доске… поэтому мне грустно. Я словно карабкаюсь по отвесной скале и постоянно срываюсь…

– Забавно, что вы так думаете, Хинамори-сан. Возможно, я ошибаюсь, но для Айзена-сама вы не обуза или пешка. В этот мир вас привела воля хогиоку, а хогиоку следует исключительно желаниям Айзена-сама. Вы та, кто поможет реализовать его надежды и мечты, хогиоку не может ошибаться.

От этого, правда, становилось, не легче. Потому что с такой точки зрения Айзен ценил не меня, а саму идею моего существования, что-то в духе «раз так интерпретировал мою волю артефакт, то мне не стоит бояться своих желаний».

– К сожалению, Айзен-сама тоже человек, и меня тревожит, что хогиоку мог дотянуться до глубины его души, до тех слабостей, которые присущи каждому из нас, – вдруг рассудил Тоусен, что вызвало неожиданную растерянность. Слышать подобные слова от этого человека в адрес Айзена, все равно что подвести себя под трибунал. – Я не могу понять, почему хогиоку выбрал именно вас, Хинамори-сан. Вы противоречите тому, какой мир хочет создать Айзен-сама… Вы не брезгаете пути насилия, позволяя внутреннему животному брать над собой верх. Словно Зараки Кенпачи, который живет лишь своими эмоциями и варварскими порывами.

– Ну и что это должно значить? – не без нотки недовольства в голосе уточнила я.

– Кто знает? Быть может, чтобы создать новый мир, нужен тот, кто разрушит старый.

– Хотите сказать, Айзен заставит меня уничтожить основу Серейтея? Меня? – даже если собеседник слеп, я не удержалась от того, чтобы одарить его взглядом в духе bitch please. Сарказм тоже освежил голос. – Я немного не в той весовой категории.

– Мне спокойнее думать, что вы станете слабостью Готей 13, а не Айзена-сама…

Слабостью Айзена?

Похоже, Тоусен и сам сообразил, что взболтнул лишнего, и его слова озадачили меня куда сильнее, чем я ожидала.

С такой точки зрения не то, что никогда не подходила к вопросу, но и вообще не брала в голову возможность подобной альтернативы. Мне бы порадоваться, да только я узнала Айзена достаточно хорошо, чтобы прийти к неутешительному выводу: он не тот человек, который потакает своим слабостям. Он избавляется от них. Выдирает с корнем и сжигает. Даже если Тоусен прав, что вполне возможно… Как только Айзен придет к тому же выводу, меня могут ожидать непредсказуемые последствия. Это только в фильмах любовь спасает мир, в жизни же она разрушает его до основания.

Слова Тоусена не выходили у меня из головы до сей поры. Прогрызли мозг, словно черви, не оставляя возможности задуматься хоть о чем-то другом. Мне бы польститься идее, что удалось стать слабостью столь выдающегося человека, только это могло обернуться не предметом гордости, а камнем преткновения. Или, лучше сказать, могильной плитой. В какой миг мужчина решит избавиться от своей слабости? А если не избавиться, то, что еще взбредет ему в голову?