====== Глава 18. «Я выбираю третью сторону» ======
Больше. Не. Могу.
Крик, раздирающий голосовые связки, разлетелся эхом по окружавшей меня чащи леса. Вкладывая в него все силы, я хотела выдавить из себя всю боль и ужас, ощущая, как голова звенит от звука собственного голоса. Голоса, что напоминал рев раненного животного. Несмотря на то, что тело и так ломило от пережитых нагрузок, включая отвратительную процедуры удаления метки, мне хотелось что-то разрушить, почувствовать боль, которая помогла бы хоть немного заглушить эмоции. Поэтому, не придумав ничего лучше, я со всей силы ударила кулаком по дереву.
Костяшки словно огнем обожгло, острая кора впилась в кожу, кости заломило. Зажмурившись и прижив руку к груди, я также почувствовала, как напомнила о себе рана на спине. Словно хлыстом ударили. Я, конечно, предполагала, что удаление метки не будет приятным процессом. Но эти суки просто выжгли ее. На живую.
Застонав и рухнув на колени, я ощутила уже не злость, а опустошающее чувство безысходности. Могла бы я сказать, что отделалась малой кровью, но нет. Ни черта. Большинство людей видели во мне жертву манипуляций Айзена, но если я пикнуть посмею без ведома четырех капитанов, с которыми разговаривала в тюрьме, меня вздернут без разбирательств. Они понимают, что идут на риск, возвращая мне возможность отыгрывать лейтенанта для поддержания морального духа остальных шинигами. И у них нет прямых доказательств, что я добровольно сотрудничала с Айзеном.
Не знаю, откуда во мне столько страха за собственную жизнь, но слушая обещания Айзена, я ничего не могла поделать со своей недоверчивостью. Мне пришлось ждать удачного момента аж два года, чтобы по воле случая благодаря рабочему вопросу оказаться в кабинете капитана Кьёраку. Моя паранойя берегла от спонтанного желания просто заявиться к нему без повода и попросить помощи. Даже не зная, что Айзен уже применил на мне Кьёка Суйгетсу, я словно жопой чувствовала, что за мной могут следить, что мужчина каким-то чудом, гаданием на кофейной гуще, узнает о моих действиях.
Конечно, все пошло не совсем по плану, потому что в тот вечер у Кьёраку находился капитан Укитаке. Но так, возможно, даже и лучше было. Командир восьмого отряда отличался особой проницательностью, он никогда не спешил с выводами и, что наиболее важно, не считал честь и достоинство обязательным атрибутом шинигами. Поэтому мои слова… обвинения Айзена Соуске с отсылкой на изгнание Урахары Кискэ как минимум не вызвали у него яркой реакции, он спокойно выслушал меня.
Очевидно, что без весомых доказательств или поводов задуматься мне бы не поверили. Пришлось бы затратить еще какое-то время и силы, чтобы разыскать таковые, но, боже правые, хоть в чем-то я могла отблагодарить Гина. Шрам, оставленный мечом, под моими ребрами, послужил веским поводом для того, чтобы заставить как минимум задуматься над моими словами. Подтвердить «секретность» операции, на которой меня ранили, мог разве что главнокомандующий, но придя с таким запросом к Генрюсаю, Кьёраку бы спровоцировал Айзена… хрен знает на что.
Не знаю, поверили они мне тогда или нет, но как минимум мои мольбы о том, чтобы этот разговор остался только между нами, были услышаны. После этого я ходила две недели в таком стрессе, что практически не спала, ожидая, что Айзен придет меня убить. Или подошлет Гина. Еще кого… а, может, он знал, и поэтому в наказание оставил здесь, как ненужный балласт, раз я втайне просила за себя у других капитанов?
Не знаю… я уже ничего не знаю. На жалость со стороны Кьёраку и Укитаке тоже нельзя было возлагать больших надежд. Если бы все пошло по жопе, как оно и пошло, я бы воссоздала барьер на холме Сокиоку, подготовка которого тоже казалась хождению по минному полю.
Разыграть жертву, которая готовилась отомстить своему обидчику…
Проблема лишь в том, что я не хотела идти по этому сценарию. Да, мне было страшно рядом с Айзеном, я опасалась предательства, поэтому последние годы и подготавливала себе подушку безопасности. Надеялась на лучшее, но готовилась к худшему. Ведь мужчина раз за разом повторял, что ему не нужно мое доверие, лишь лояльность. Что ж… может, и предала его, нарушив уговор, когда пошла к Кьёраку. Может, он узнал об этом – хуй знает как, но узнал. Поэтому попросил Гина оставить меня на растерзание Готею.
Но нихуя не сходилось… Ведь если он знал, что я обманывала его, точнее, готовила запасной план действий, то почему мужчина не вмешался? Хотел, чтобы меня покарал Готей 13? Но по итогу во время боя на Сокиоку ни словом не обмолвился, что мы были заодно, что я помогала ему добровольно. Возможно, ему стало любопытно посмотреть, как я выпутаюсь из ситуации, сработает ли мой план. Но…
Но почему тогда Айзен выглядел удивленным? Не прям «вау, какого черта», но в его взгляде я отчетливо увидела недоумение, когда напала на них с Гином. Теперь, когда голова остыла от эмоций – насколько возможно, – я осознала это. Как и тот факт, что он мог… нет, он готовился ударить в меня хадо, но в последний миг передумал и разрушил барьер.
Значит… значит это все Гин? Но зачем? Почему?! Я, конечно, понимаю, что он та еще двойная крыса, но в чем смысл подставлять меня? Тот же Канамэ Тоусен является куда более опасным врагом, чем я. У нас с ним, конечно, токсичные отношения, не проходило и встречи, как мы посылали друг другу мысленные пожелания сдохнуть в канаве. Или же Гин действительно увидел во мне угрозу? Не прямую, а… он сказал, что мне удалось повлиять на решение Айзена, пусть и относительно такой крохотной детали, как составление письма.
Но теперь это не имело значения. Может, Айзен и думает, что я напала на него, потому что подумала, что от меня решили избавиться. Но тот факт, что Готей 13 посадил меня на короткий поводок, менял все и кардинально. Я даже не знаю, наломала ли я дров или же, наоборот, обезопасила себя? Злость и боль от предательства не просто вскружили голову, у меня перед глазами стояла красная пелена. И… нет, Айзен действительно не планировал выкидывать меня за борт… ну, не знаю, либо не подозревал, что я как минимум подготовила барьер – это его удивило, но не сказать, что застало врасплох.
Плевать, что мужчина там планировал… Я показала, что готовилась к тому, чтобы выйти против него. Даже если меня спровоцировал Гин… факт остается фактом – я не дала ему свою абсолютную покорность. А вопрос почему: из-за страха, жадности, желания защитить мир или друзей – уже не важно. Он предал меня, но я предала его раньше…
Но я не хотела… Не хотела этого. Это требовалось только для того, чтобы обезопасить свою жизнь, чтобы не сдохнуть, потому что… боже правый, это какой-то пиздец! Сижу и оправдываюсь за то, что хотела выжить. Да что со мной не так? Я настолько привыкла к Айзену, к постоянному чувству опасности, что уже считаю это нормой?! Вместо того, чтобы взяться за голову и прекратить играть с огнем, мои мысли полностью поглощены этим человеком.
Я не перестаю думать о его голосе, о том, как он учил меня сложным кидо и контролю занпакто, как целовал меня, как улыбался, как позволял себе порой делиться своими мыслями. Мне было плевать на его высшие цели, с годами я приняла тот факт, что меня уже не интересовало все то, что мужчина планировал воплотить в реальность. Помощь в саморазвитии, создание нового мира – плевать на это. Мне нужен лишь он, мне нужен был только он. Чтобы был рядом, никуда не уходил, чтобы я была для него единственным человеком, которого бы он воспринимал всерьез.
И вот что это такое? Как это понимать, как воспринимать? Как результат моих слегка абьюзивных наклонностей, или же как грандиозную манипуляцию Айзена? Наверное, что-то среднее.
Я не знаю, что делать… Серьезно. Грудь словно кошки изнутри драли. Хотела бы я сказать, что ничего страшного не случилось, но по факту я в полнейшей жопе. И меня даже не столько пугает, что Ямамото Генрюсай при плохом настроении может приказать посадить меня в тюрьму, потому что… потому что потому. Теперь мне… что ли с Айзеном придется сражаться? Выступать против него? Ебала я, конечно, его праведные мечты об уничтожении Короля душ, меня единая материя мира никак не прельщала. Но… ну вот а что «но»? Что? Давай, Хинамори, поделись гениальной мыслью. Этот человек никогда никому не будет принадлежать, тебе уж подавно. Уж точно не откажется от своих планов.
