Хотела бы девушка верить, что и Энакин Скайуокер все еще жил под толстой броней тьмы. Но она не знала наверняка, последний год ей довелось жить рука об руку с Вейдером, его тиранией и жестокостью, к которой пришлось не просто привыкнуть, но и пристраститься, чтобы не сойти с ума. Позволяя унижать себя, получая извращенное удовольствие от ощущения силы, которая имела над ней контроль, Алена скатилась в глубокую бездну. Она думала только о том, как бы выжить, позабыв о собственных принципах и правилах.
Она убила своих учеников ради власти и выживания. Даже во времена Республики, не отличаясь чересчур мягким сердцем, девушка ни за что бы не пошла на это. Она бы сама подставилась под удар, но никогда не позволила бы причинить вред детям. Пусть даже таким упрямым и раздражающим, как ее змейки.
Не удивилась бы Алена и тому, что пережитые события – всего лишь страшный сон. В бессознательном состоянии она ощущала себя куда понятнее и реальнее, чем прежде, это состояние было знакомо. Но его привычность ничуть не успокаивала.
Момент, когда боль перестала беспокоить Алену, растворился во времени. Она и перестала волноваться, отключила сознание, наслаждаясь пустотой, пока к ней не начала возвращаться чувствительность. Ощущение невесомости, и в то же время вязкости, словно она мошка, попавшаяся в липкую смолу, все сильнее давило и беспокоило девушку. Озарение снизошло на нее внезапно, ударило четкой ассоциацией с состоянием стазиса. Именно эту пустоту она чувствовала на протяжении долгих лет.
Испуг вырвал Алену из кошмара мыслей, но реальность заставила паниковать ее не меньше. Она находилась в воде, но дышала благодаря кислородной маске. Открыть глаза удалось не с первой попытки, с непривычки их жгло, а когда девушка попыталась всплыть, то ударилась руками о стекло. Она попыталась отпрянуть в другую сторону, но тут же уперлась спиной в прозрачную стенку.
Это бакто-камера. Такая же, в которой она провела долгие годы, только без возможности двигаться. И хорошо, что лишь собственное тело служило ей клеткой, иначе в замкнутом пространстве, без возможности даже руки вытянуть, она бы свихнулась.
Алена не понимала, что происходит. Забыла о ранении, в голове царил туман. Она лишь знала, что находится взаперти под толщей воды, не в состоянии выбраться. Захлебывалась страхом, билась в ужасе, отдаленно слыша чьи-то голоса, видя смутные силуэты сквозь толщу стекла и воды. Паника нарастала, и тогда Алена почувствовала сладковатый запах и легкое дуновение из кислородной маски. Ей пустили газ, быть может, усыпляющий, но становиться пленницей своего тела вновь она не хотела, поэтому попыталась сорвать маску.
Она могла умереть, захлебнуться или пораниться, но почему-то здравый смысл стал для Алены чем-то далеким. Не пытаясь даже прибегнуть к Силе, она продолжала метаться из стороны в сторону, задыхалась и не контролировала себя, пока ее страх неожиданно не сжался до размеров горошины.
Такое знакомое грубое вмешательство на этот раз напоминало удар по голове не битой, а перьевой подушкой. Паника моментально отошла на задний фон, словно кто-то щелкнул переключателем, даря девушке ясность мысли. Несколько секунд безмятежности показались Алене раем, напомнили, что держать эмоции под контролем вещь не столь сложная. Странно только, что подобные ощущения спровоцировал никто иной, как Вейдер. Человек, связанный в ее жизни лишь с хаосом, подарил немного покоя.
Больше Алена не просыпалась, точнее, не бодрствовала – едва придя в сознание и успев различить расплывчатые очертания лаборатории и людей, она получала добавку усыпляющего газа. Беспокоило ли врачей повторение приступов паники, во время которых пациентка могла разнести все Силой, или же в этом заключалось лечение – не понятно. Время стало для нее чем-то неосязаемым и неизмеримым, для девушки существовали лишь сны и странные мысли.
Но в конечном итоге ей пришлось проснуться. Сила вытолкнула Алену из теплых глубин дремы, и пробуждение стало для нее чем-то необычным и неестественным. Хотя бы потому, что ее не окружала вода, а дышать она могла без маски. В нос ударил довольно странный запах: солома и влага.
Приглушенный свет все равно резал по глазам, Алена зажмурилась, пытаясь закрыться руками, но не смогла. Звон цепей привел ее в чувство, словно пощечина, но золотые запасы паники оказались на нуле, поэтому на металлические кольца девушка смотрела с потерянностью и легким отупением. Ну наручники. Ну цепи. Чтобы убедиться в реальности, она подергала руками, даже слегка удивившись отсутствию иного эффекта.
– Перестань.
Отпустив внимание от наручников, Алена перевела взгляд на Вейдера, подпирающего стену на противоположном конце довольно маленькой, если не крохотной комнаты. Что-то так и подначивало девушку тряхнуть цепью еще раз, но она воздержалась. После долгого сна у нее в голове царила пустота, ни одна мысль не позволяла поймать себя. Но одну вещь она не оставила без внимания.
– Я жива, – потерянно подметила Алена, нащупав под тонкой хлопковой тканью толстый слой бинтов. А вместе с ним и тугую боль. – Почему я жива?
– Потому что я не дал тебе умереть.
– Поч… а-а… – несколько разочарованно протянула она и уставилась в потолок. – Зря. Магнум я тебе все равно не отдам.
– Посмотрим, что ты скажешь, когда я поймаю твоего сына и ученицу.
– Она твоя ученица. Но выбрала меня. Все отворачиваются от тебя, лорд Вейдер.
Алена говорила беззаботно, даже томимая злость мужчины не впечатлила ее. Ей все казалось легким и мягким после часов, если не дней искусственной комы. В какой-то степени долгий сон пошел ей на пользу, теперь она не ощущала ничего, кроме головокружения и тошноты.
– Больше никаких фокусов, Алена. Я предупреждал о последствиях, которые тебя будут ждать в случае непослушания.
– Да, ты говорил, что стазис покажется мне раем. Или что-то вроде. Если ты прибегнешь к пыткам, то я буду сопротивляться. Не знаю, зачем ты спас меня, уж лучше бы дал умереть.
– Не опережай события, времени у нас будет достаточно.
– Император того же мнения?
– Теперь твоя судьба его не будет волновать.
И почему же, интересно? Только одна причина могла бы заставить Палпатина закрыть на нее глаза, и убедительность Вейдера не является таковой. Он уже понял, что его ученик испытывал слабость и привязанность к лорду Альзабар, поэтому напрашивался очевидный вывод:
– Он думает, что я мертва?
– И так должно оставаться впредь.
Алена, тем не менее, не обрадовалась, а засомневалась. Император был могущественным человеком, способным чувствовать малейшие изменения в Силе, и он не спутал бы ни с чем смерть лорда Альзабар. Или же девушка действительно находилась в столь плачевном состоянии, что висела на волосок от гибели?
Тема любопытная, возможно, за долгие годы правления Палпатин ослабил хватку. Хотя с годами у такого человека паранойя, наоборот, должна развиваться в геометрической прогрессии. Только углубиться в размышления Алена не смогла, обратив внимание на куда более странную, и не менее пугающую деталь.
Они с Вейдером молчали, и их окружала мертвая тишина. Ни звука.
Обернувшись к мужчине, Алена посмотрела на него не то испуганным, не то удивленным взглядом.
– Что? – спросил он.
– Твое дыхание. Его нет.
Конечно, оно было, но угрожающее шипение респираторной маски более не терзало слух, и это вряд ли можно отнести к технической неисправности.
– Теперь ты понимаешь, почему я не могу отпустить тебя.
– Это невозможно, – испуганно прошептала девушка. – Моей Силы бы не хватило, чтобы излечить тебя.
– Ты меня не излечила, и речь идет не о твоей силе.
– Но ты, черт возьми, дышишь. Сам! – От накатившей злости девушка приподнялась с койки, но тупая боль в животе вернула ее обратно и заставила скривиться.
– Постарайтесь не напрягаться, лорд Альзабар, вы мне еще понадобитесь.
– Да я скорее сверну себе шею, чем помогу тебе.
– Вряд ли получится.