– Ну потерпи немного, Васенька. Все я тебе расскажу.

– Ты не только рассказать обещала. Ты говорила, что научишь меня, как можно Чернослава учуять.

– Так-так и говорила?

– Да! Я все запомнила! Вот на 10-й лунный день и обещала. Сегодня он как раз.

– Ну значит, надо исполнять. – Девушка отложила гребень и пересела к младшей сестренке. Та сразу вся подобралась, словно кошка перед прыжком. – Слушай меня, Василья, внимательно. Чтобы защититься от Чернослава, тебе мало только смотреть. Учись слушать и нюхать.

– А это зачем? – Василья слегка поморщилась, представив, как ей нужно будет втыкаться носом в малознакомого дядьку.

– Потому что Чернослава всегда можно почуять. Даже если не слышно ни шагов, ни шороха, не видно теней.

– Ты говорила, что он может обращаться в волка. Значит, он пахнет шерстью и лесом?

– Нет, серебринка моя. Он пахнет вербеной. Прячет она и земляной запах его шерсти, и его тяжелого плаща, насквозь пропитанного ночными морочными снами, видениями из нави, всеми людскими страхами. Чернослав ждет самых темных ночей, чтобы собрать цветки вербены, пока не видят дневные хранители.

– Но я же ночная, я же могу его видеть?

– А вспомни-ка, месяц каждую ночь на небо выходит?

Василья сдвинула брови, сосредоточенно что-то посчитала на пальцах, глубоко вздохнула и разочарованно протянула:

– Нет, Ясонечка. Не каждую.

– Вот то-то и оно. А вербена в такие ночи достигает полной силы.

– Что он потом с ней делает?

– Отдает дочери своей, Маржане. Та еще мастерица с болезнями да беспокойством управляться. Заодно и с зельями и отварами. Вроде того, что Чернослав использует.

Василья опустила глаза, потеребила свое ночное платьице, а потом тихо-тихо спросила:

– Ясоня, а если он вернется…Мы сможем его победить? Как тогда наши сестрицы?

– Конечно, сможем, Васильюшка. Если будем вместе. Будем делать все так, как нас учили. Но ты не думай пока об этом. Учись всему, что должна ведать Хранительница. Чернослав давно уж не объявлялся. Скрылся он после той битвы, когда все силы положил на свою черную цель, а тьму везде поселить так и не смог. Может, он и не появится больше никогда. Или силы копит. Пока о нем нет никаких вестей, но нам надо быть всегда готовыми с ним встретиться.

– Ясонечка, а расскажи мне о той битве.

– И какой это по счету раз будет? – она укоризненно взглянула на сестру, но та смотрела в ответ так открыто и наивно, что Ясоня сдалась, даже не сопротивляясь. – Ладно, но при одном условии. Ты сейчас поудобнее уляжешься и приготовишься засыпать. А если не заснешь, то я тебя защекочу!

Ясоня потянулась к нежной пяточке сестры, и Василья в ответ сразу же громко и заливисто рассмеялась. В их комнатке будто зазвенели тонкой трелью сотни маленьких серебристых колокольчиков. Звук растекся по дому, заполз в каждую щелочку, наполнил ее лунным светом – и, конечно, не прошел мимо самой старшей из сестер сестры. Которая тут же появилась в дверном проеме.

– Так, вы чего здесь устроили! А ну-ка быстро спать обеим! Сами знаете, что нам завтра с утра во дворе родителям помогать, забот перед зимой полно. Или вы тут опять сказки рассказываете?

Девочки в ответ попытались придать своим лицам самое виноватое выражение и в один голос сказали:

– Зоря, мы уже ложимся, не ругайся.

– Смотрите мне! Кроме сказок своих ни о чем думать не хотите! И свечку не гасите, а то с вас станется.

Зоря вышла, а девочки спрятались под одеяло и начали тихонько хихикать.

– Давай, Ясонечка. Ты же знаешь, наша Зоренька сама бы послушала твои красивые истории. Но она уже сильно взрослая, да серьезная. Видишь, как грозно нас ругать пыталась.

– Знаю, Васенька. Зоря сама раньше очень красивые сказки рассказывала, да любила их до дрожи. Но сейчас она вся в хлопотах. К свадьбе вон готовится, сама видела, Митяй к ней наш посватался.

– Ой, Ясонечка, а Хранительницам разве можно замуж?

– Еще как можно! Правда, есть один важный секрет. Но об этом я тебе потом все расскажу, рановато тебе пока про замуж да про любовь думать. Давай, моя милая, устраивайся поудобнее, засыпай, пока я рассказывать буду.

– Все, Ясонечка, я улеглась. Давай же, рассказывай.

– Ну слушай. Очень давно это было. Тогда еще и вера в наших землях была другая, да и люди другие.

– Какие другие? С хвостами? Ой, а может даже с крыльями?

– Василья!

– Молчу-молчу.

– Другие – значит, ко всему относились иначе. Духов почитали, задобрить их старались, природу уважали и берегли. Каждое место, с которым была связана жизнь человека, считалось сакральным.

– Это как?

– Священным значит.

– Для нас теперь разве не так? Мы разве не бережем?

– Бережем, Васенька. Но даже мы, хотя и храним связь с природой, циклы ее чтим, все равно уже не так близки с ней, как те, кто до нас был. Теряем мы с ней связь, да и она это чувствует, говорит с нами меньше. Совсем мало осталось тех, кто ее слышит. Природе нравится с нами разговаривать, шептать добрые напутствия. Но делает она это только тогда, когда ее слушают с трепетом и должным почитанием. Тогда, когда все это случилось, природа и разговаривала, и умела о бедах предупреждать. Но в тот день она уже предупредить не могла, засыпала перед зимой. Важный был день, праздник Обжинки. Когда все благодарят мать-землю за урожай, а она наконец впадает в дрему, чтобы весной расцвести с новой силой. Там и сестры наши были.

– Почему мы зовем их сестрами?

– Так повелось с ранних времен. Все мы друг другу как сестры. От одной девушки к другой передается сила, знания, древние обычаи, рецепты. И умение хранить свет.

Услышав про свет, с хитрой улыбкой Василья махнула в сторону окна своей маленькой ладошкой, и тонкий месяц, глядевший в их окно, приветливо качнулся из стороны в сторону.

– Умничка. Только с этим осторожно, хорошо? Не трать силы так необдуманно и не беспокой Месяц попусту. Давай, ложись ко мне поближе. Ну и вот, был это день Обжинки. Наши сестры вместе со всеми танцевали, праздновали. Жители деревеньки, где гулянье было, радовались и гордились собой. День был пусть и пасмурный, но счастливый. Пока на деревню не налетели облака темные, а на празднике не показался Чернослав со своей свитой. Стоило ему один раз своим крюковатым посохом ударить, как крестьяне все попадали, уснули под его злобный хохот. Ему до того дня покоя не было – так он хотел, чтобы все вокруг во тьму погрузилось. Чтобы люди больше никогда ни света не увидели, ни тепла. Конечно, он знал, что на празднике наши сестрицы будут. Но им-то его морок ни по чем был. И началась тогда та самая битва.

– Бились на мечах? Как богатыри?

– Нет, Васильюшка. Силой заветных слов, что с самого детства учили. Силой света, который они в себе хранили и берегли, мощь которого наполняла каждую минуту их жизней. Умением свои силы сплетать воедино. Ведь только так тьму и можно победить, объединяя добро и свет.

– Ну а дальше, дальше что было?

– Долго битва та длилась. 3 дня и 3 ночи. Ни Месяц, ни Солнце, ни Звезды в это время не показывались. Но и тьма не могла землю накрыть в полную мощь. Все будто в полумрак погрузилось. Час за часом он начал слабеть. Ведь на стороне Чернослава были души неупокоенные, да темное войско. У них каждый сам за себя. Не победить ему сестер было. Поняв, что не сбылось то, чего он так страстно желал, Чернослав посмотрел на Хранительниц злобно и сказал: «Думаете, не справлюсь я с вами? Еще как справлюсь! Дождусь, пока судьба вас разведет-раскидает, и не будет вашей силы общей». Обернулся черной собакой и сбежал, а войско его растаяло. С тех пор и пообещали друг другу наши сестрицы, что всегда будут вместе. Даже заклинание оставили на тот случай, если потеряются в этом мире. Стоит его одной сестре произнести, как другая его почувствует, в какой бы стороне света сейчас не была.