Он оставался неподвижным, обрабатывая все, что она сказала, как бы складывая это в какой-то уголок своего сознания, чтобы оценить позже. Ее слова, казалось, дали ему пищу для размышлений.

Он внезапно отстранился и отступил назад, и Лайла наблюдала, как он обошел стойку и встал у ее головы. С высоты ее перевернутого положения он выглядел еще больше, его плечи стали шире, загораживая свет, падающий из окон позади него.

Его тень падала на все ее обнаженное тело, и она наслаждалась этим, ожидая, что он будет делать дальше. Этот мужчина постоянно удивлял ее во многих отношениях.

— А что для тебя значит любовь? — спросила она с любопытством и осторожностью.

Его голова опустилась вниз, прижимаясь к ее губам мягким, почти нежным поцелуем — перевернутое положение их ртов сделало этот опыт таким, какого она еще не испытывала. Через дюйм после поцелуя он сказал ей в губы.

— Если бы в этом мире была хоть одна любовь, Лайла, то это была бы ты.

Ее сердце остановилось.

— Даин, — прошептала она, зная, что это не то, что он сказал бы просто так, зная, что это что-то значит.

— Я — тьма.

Он нежно поцеловал ее.

— Я живу ею, я дышу ею, я и есть она. Для меня нет ни искупления, ни эмоций, ничего. Ничего, кроме тебя. Ты — луна для моей темной ночи, flamma. Ты единственная вещь в этом черном небе, которая может процветать, когда я поглощаю все остальное целиком. Звезды не существуют в этом пространстве. Только ты и я. Тебе нужно, чтобы я светился, а мне нужно, чтобы ты существовала. Все просто.

В ее глазах стояли слезы. Иногда этот человек, будучи безэмоциональным ублюдком, говорил самые прекрасные вещи.

— Это было прекрасно, — сказала она ему, и теплое сияние наполнило ее.

То, как он видел ее, было прекрасно, то, как он был с ней, было прекрасно. Он прильнул ртом к ее уху, положив игрушку со льдом, о которой она забыла, к ее бедру.

— А теперь позволь мне приложить лед к этой больной киске.

Не успела она и глазом моргнуть от внезапной перемены разговора, как ледяной фаллоимитатор оказался на ее киске.

— Черт, как холодно! — воскликнула она, пытаясь подняться и отодвинуться от него, когда что-то твердое ударило ее по голове.

Она наклонила шею и увидела его твердый, покрытый венами, пронзенный член на одном уровне с ее ртом, под таким углом он казался еще массивнее. Даже измотанная и измученная, ее стенки сжались.

Лед нежно тер ее, от губ до клитора, вверх и вниз, тая от тепла ее кожи и смазывая ее не только своими соками.

Она удивилась, как его рука не горит от того, что он так долго держит ее, и подумала, что, учитывая его склонность к огню, возможно, он не совсем против этих ощущений.

— Осторожнее, — предупредила она его, не будучи уверенной, что это касается его руки, ее киски или ее рта, но увидела, как он слегка дрогнул губами.

— Расслабься для меня, — уговаривал он, и она расслабила и челюсти, и мышцы.

А затем, с двух сторон, он вошел в нее. Медленно. Холодный, ледяной дилдо проник в нее с одного конца, от холода ей захотелось замерзнуть, но ощущения не были похожи ни на какие другие, которые она когда-либо испытывала за всю свою сексуальную жизнь.

Горячий, тяжелый член проник в нее с другого конца, медленно взяв ее рот, чтобы не поранить ее своим размером или металлом.

Холод и жар, обжигающие ее с двух сторон, были настолько интенсивными, потусторонними ощущениями, что она даже не могла осознать, что происходит в ее теле.

Ее соски затвердели и болели, груди были тяжелыми и требовали внимания, кожа покрылась мурашками, а позвоночник выгнулся дугой, чтобы успеть за всеми смешанными сигналами, которые мозг посылал ее плоти.

Он вытащил и себя, и лед одновременно, заставив ее сделать огромный вдох, прежде чем она снова погрузилась в него, с обеих сторон.

Стон в ее горле застрял, заглушенный его членом, пирсинг его лестницы натер крышу ее рта так, что слюна собралась во рту. С другой стороны, лед продолжал быстро входить и выходить из нее, жар ее стен одновременно плавил его и лепил вокруг него.

Движения с обеих сторон удерживали ее на месте, и она схватилась за его бедра, чтобы закрепиться, когда он наклонился над стойкой и над ней. Его рот, его горячий, влажный рот, опустился на ее холодный клитор, и Лайла замерла, на грани оргазма, который она почти могла потрогать в пределах досягаемости, оргазма, который будет настолько сильным, что она знала, что он ее убьет.

Ее дыхание становилось все более сильным, а жжение от обоих членов внутри нее распространялось по коже, ее пальцы выгибались, ноги беспокойно двигались, пытаясь найти хоть какую-то опору, ее ногти впивались в его задницу, когда он попеременно щелкал и сосал ее клитор, ледяной дилдо быстро таял, но все еще проникал в нее, пока она сосала его, полная решимости заставить его кончить вместе с ней.

Все нарастало, нарастало и нарастало, пока она не достигла кульминации, крик нарастал в ее груди, звезды вспыхнули за ее веками, его рот и фаллоимитатор покинули ее, и она кончила.

Она кончила.

Самый большой, самый сенсационный оргазм в ее жизни. Ее тело сотрясалось, ноги подергивались, когда наслаждение накатывало на нее, взрываясь в течение минут и часов, и она, честно говоря, не знала, как долго.

Блядь.

Он медленно вытащил, она открыла глаза и поняла, что ее рот пуст, а он вернулся за стойку, просто наблюдая за ней, пока она постепенно опускалась.

Возрождение.

Она чувствовала себя заново рожденной. Ее система убеждений была разрушена и снова усвоена.

Две вещи, которые она ненавидела больше всего — орал и игрушки — подарили ей самый изысканный оргазм в ее жизни. Это было грязно, вульгарно и так грязно, что должно было заставить ее почувствовать себя использованной. Ее использовали, но она чувствовала, что ее лелеют, что она в безопасности, что ее использовали с удовольствием — использовали так, что ей стало не стыдно, а жалко.

Она села на стойку, ее сердце было нежным, переполненным неназванными чувствами к этому человеку, который восстанавливал ее, по одной сломанной части за раз.

— Иди сюда.

Она спустила свои дрожащие ноги вниз, раскрыв перед ним руки. Он покачал головой.

— Это было не для меня.

Это было для нее. После того, как ее брали, брали и брали, она получала. Черт, он развязывал ее.

— Иди сюда, — пригласила она его снова, и на этот раз он сделал это, подойдя к ней с грацией дикой пантеры.

Как только он оказался в пределах досягаемости, она обхватила его руками, прижалась ухом к его груди, чтобы напомнить себе, что его сердце тоже бьется. Она не вошла в него, и он не вошел в нее, но он крепко обнял ее и позволил ей взять от него все, что ей было нужно. Его грудь заурчала, когда он заговорил с ее головой.

— Все еще ненавидишь игрушки?

— Не с тобой.

Она потерлась носом о его сердце. Его рука коснулась ее волос, оттягивая ее голову назад, и он пристально посмотрел на нее сверху вниз.

— Никогда не будет никого другого.

— Даже если я выберу другого? — спросила она, просто чтобы спровоцировать его.

Его рука на ее голове сгибалась, в его глазах было столько владения, что ее сердце затрепетало.

— Если ты когда-нибудь выберешь другого, убедись, что сначала убьешь меня. Потому что я… — он наклонился, чтобы прошептать ей в губы, — уничтожу весь гребаный мир, прежде чем отпущу тебя.

С ней действительно творилось что-то неладное, потому что вместо того, чтобы напугать ее, он заставил ее почувствовать себя более ценной. Ей это нравилось. Ей нравилось, что она достаточно значима для него.

Чувствуя себя востребованной, чувствуя себя избранной, Лайла обнимала мужчину, который, как она поняла, отвечал почти всем требованиям любви к ней.

Глава 20

Человек-Тень

Она была готова.

Он наблюдал, как она передвигается по кухне, получая огромное удовольствие от того, как его футболка облегает ее миниатюрную фигуру, почти утопив ее до колен.