Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«Ди дейтшен зольдатен шреклих ви вульф.

Во ист дейтше дорт фойер унд блют».

Пленные всполошились. Послышалось: «Гитлер капут! Вир шноссен нихт! Вир зинд арбайтер!»

Мои товарищи недоумевали: «Что ты им сказал? Что они ответили?»

А я сказал:

«Немецкий солдат ужасен как волк.

Где немец – там огонь и кровь».

Вероятно, пленные после таких слов ждали расправы и потому закричали: «Гитлер капут! Мы не стреляли! Мы рабочие!»

Немцев отвели на допрос в штаб бригады. Дальше их путь в числе многих тысяч лежал в лагеря военнопленных. Вполне возможно, что напуганные мною фрицы летом 1944 года были среди 60 тысяч взятых в Белоруссии и проконвоированных по главным улицам Москвы. По 20 человек в шеренге со своими генералами и офицерами три часа шла огромная колонна – напоказ москвичам.

Вернемся к моему немецкому. После войны я намеревался поправиться в этом предмете. Запасся словарями, книгами с несложными немецкими текстами – читал с удовольствием, накапливал слова. Но на самостоятельное постижение грамматики меня не хватило.

По журналистским делам несколько раз ездил я в Германскую Демократическую Республику. Там давали мне переводчика. Но каждый раз получалось, что переводчики были слабые. И я, поскольку знал множество немецких слов, помогал им найти нужное.

Что из моей помощи вышло? Немцы, с которыми общался, посчитали, что я их язык прекрасно знаю, но не признаюсь в этом, скрываю – возможно, чтобы выведать их истинное отношение ко мне или ко всему Советскому Союзу!

Однажды за торжественным обедом нам подали мороженое в высоких и вычурных бокалах. «Их хабе айн турм, ⁄ Их бее нах штурм» («У меня башня, я ее штурмую»).

Этот стишок, получившийся сам собой, окончательно уверил моих хозяев, что я «подглядывал» за ними. Не сразу я догадался об этом, догадавшись, не стал страдать – всякое бывает. Главный же итог – в том, что любое дело, за которое взялся (к примеру, изучение немецкого) надо делать хорошо. Тогда все и будет в порядке.

Горький хлеб. 1944. Белорусский фронт

Самый горький хлеб я не ел, но видел, как его добывают. Было это опять же на войне, в местности, только что освобожденной от фашистов.

В поле около сгоревшей деревни работали женщины и дети. У них был плуг. К плугу были привязаны лямки: две побольше, три поменьше. В большие впряглись две женщины, в маленькие – трое ребятишек. Они тащили плуг по полю. Еще одна женщина держала плуг за ручки, вела его в борозде.

Нам, солдатам, нельзя было остановиться, чтобы помочь в этой нечеловеческой работе. За грядой бугров гремел бой, и мы торопились туда.

Много ли они вспашут? Потом, после плуга, тащить им по комкам сырой земли борону. Потом посеют руками зерно. И вырастет – только к осени – хлебушек. Сладкий-сладкий. И самый горький.

Горячее желание.

1944. 3-й Белорусский фронт

Во время отступления германских войск по обочинам дорог валялось много всякого добра: сожженные танки, смятые мотоциклы, разбитые грузовики. В памяти запечатлелась опрокинутая повозка и рядом с ней рассыпанные по сухой траве тысячи портретов Гитлера – размером в открытку. Черный клин волос на лбу, усики под крысиным носом.

Фашистского фюрера до этого я видел только на карикатурах и удивился сходству карикатур с портретом. А удивившись, подумал, как человек с такой вот дурашливой физиономией смог затеять такую страшную войну! Помню, от этой мысли стало очень обидно.

И в который уж раз возникло горячее желание каким-либо фантастическим способом попасть в кабинет Гитлера (во сне я уже почти дотягивался до него кулаком!) и рассчитаться с первовиновником человеческих бед.

Наивность моего желания заключалась не только в его неисполнимости. Позже пришло прозрение, что виновником человеческих страданий был отнюдь не только Гитлер, его генералы и его окружение. Гитлер был лишь ядовитым зубом смрадного и жирного чудовища по имени мировой империализм!

Сны мои, по мере продвижения на запад, становились спокойнее…

О мастерах-плотниках и бревне.

1944. 3-й Белорусский фронт

Много лет прошло, как окончилась война, но я, когда слышу слова «второй фронт», неизменно вспоминаю опушку леса у деревни Назия – на Волховском фронте. Летом 1942 года там, среди желтых песочных воронок и избитых осколками деревьев, стоял наш дивизион. С самого рассвета до самой темноты в небе кружили фашистские самолеты, свистели и взрывались бомбы. Недалеко был голодающий Ленинград. Из газет мы знали, что тяжелейшие бои идут и под Сталинградом. Настроение у нас, восемнадцатилетних, и у пожилых солдат было тревожное. В перерывах тяжелой боевой работы собирались под высокой сосной, сидели на сухой земле, поросшей брусничником, курили сладковатую гнилую махорку. Разговаривали. О чем бы ни заходил разговор, обязательно поминали Второй фронт. Союзники обещали высадиться в Западной Европе в 1942 году. Лето было на исходе. Осенью, мы понимали это, на море начнутся штормы, высаживаться с кораблей будет трудно. Значит, рассуждали мы, вот-вот наступит обещанный день, и нам станет полегче.

В 1942 году союзники Второй фронт не открыли. Обещали в 1943-м. И тоже не открыли. Высадка англо-американских войск в Северной Франции началась лишь летом 1944 года – 6 июня, на 1083-й день Великой Отечественной войны. Нормандская операция – ее кодовое наименование «Оверлорд» – положила начало открытию Второго фронта в Европе. Несмотря на то что союзники создали огромные силы для вторжения, захват стратегического плацдарма шел медленно, борьба за его расширение продолжалась до 24 июля, до дня войны 1131-го. К этому времени англо-американские войска захватили участок побережья в 100 километров по фронту и до 50 километров в глубину.

Радовались ли мы этому событию? Радовались.

Дивизионы нашей 9-й гвардейской минометной бригады в те дни мчались по белорусским дорогам. Остался позади освобожденный Минск. Фашисты бежали. Мы гнались за ними. Били залпами «эрэсов» по тем, кто пытался остановиться, на них кидались танки, на грузовиках пехота, а с воздуха – штурмовики. Мы, солдаты, еще не знали, что окружаем, уничтожаем огромную массу немецко-фашистских войск, что плененные здесь враги пройдут по Москве – на показ народу. Но настроение все равно было отличное. И мы радовались вступлению в Европу американцев и англичан – тому, что и они могут присоединиться к нашему делу, к нашей суровой работе. Дело-то какое! Работа какая! Разгром фашизма!

Похожая радость бывает у плотников, которым сосед помог втащить бревно на верхушку сруба. Сами втащили бы. Но человек помог – спасибо ему… А в 42-м мы радовались бы по-иному – как если бы сосед подставил свое плечо под бревно, когда оно готово было придавить мастеров.

Факты для рассказа.

1944. 3-й Белорусский фронт

Немцы, отступавшие в Белоруссии, пытались зацепиться за какую-либо высоту, за берег реки и окапывались там. По ним и били наши «эрэсы». В рассказе «Опасный суп» обстановка того времени описана. Добавлю то, что немцы, отступая, разрушили железную дорогу. Нам, гвардейцам, пришлось самим возить за собой запасы снарядов, перемещать их за уходившим на запад фронтом.

В одну из таких перевозок мне приказали сопровождать грузовик, у которого была поломка. Его прицепили к исправному, в который положен груз снарядов – 20 штук, да у задней стенки кузова ящик взрывателей. Было раннее утро прекрасного летнего дня – июнь 1944 года. Дорога – хорошее шоссе к Минску. Немцы метались в огромном кольце окружения. На рощицу в стороне от дороги наши самолеты сбросили бомбы, к ней в телегах с пулеметами спешили по полю партизаны. Понятное дело – обнаружены немцы. Через десяток километров видим наших артиллеристов, устанавливающих на обочине пушку, – тоже, значит, замечен противник. А мы едем дальше, у нас свое дело.

9
{"b":"779332","o":1}