– С ног валюсь. И голова чугунная, – рухнул в кресло Лант. – И это даже не переговоры, а только переговоры о переговорах. Сколько сейчас? Двенадцатый час? Пошли спать!

После отъезда князя мы наконец получили немного свободного времени, чтобы осознать, что вообще происходит и к чему нужно готовиться. Все книжные знания, собранные нами за месяцы подготовки к посольству, теперь казались не связанными с реальностью значками на листах бумаги. Мир девятнадцатого века, с которым мы едва столкнулись, был совсем другим – речь, поведение людей, манера двигаться и тем более восприятие действительности. И мы получили время, чтобы осмыслить всё это.

Мичман Иван Яковлевич Унковский, с которым мы общались довольно много, вёл себя сдержанно и официально. Не из-за характера, а от пусть и скрываемого, но страха неизвестности, с которой он внезапно столкнулся. Молодой, едва вышедший из гардемаринов, он был обычным парнем из провинции. Его мир ограничивался жилыми и учебными зданиями Морского корпуса и кораблями. Он знал свою профессию, хорошо знал. А кроме неё? Естественные науки в то время только начали развиваться и для моряков ограничивались в основном прикладными моментами. Художественная литература? А что писали в восемнадцатом веке? Уж точно не фантастику о других мирах, о которых и мало кто из учёных задумывался. Сказки? Христианские легенды? Страшилки о нечисти? Именно это и было той призмой, через которую мичман воспринимал происходящее. Слишком образованный, чтобы верить в побасенки о нечисти, и слишком мало знающий, чтобы считать нас обычными людьми. А тут ещё опасение, что мы чего-то хотим от его родины. А если того, что принесёт ей вред?

Поэтому мичман общался с нами сухо, на вопросы отвечал с задержками, обдумывая, как и что сказать, чтобы не сболтнуть лишнего. Сам вопросы задавал охотно, но осторожно, словно шёл по тонкому льду. И очень внимательно следил, чтобы Лант без него не подходил к рубке. Унковский был уверен, что отдавать приказы Лант может только оттуда. Меня он вообще в расчёт не принимал, потому что женщины в его время не вмешивались в такие дела. Но в рубке он любил бывать, задавая вопросы, рассматривая карты и вручную копируя их – то ли не доверял тем атласам, которые мы предлагали ему взять насовсем, то ли просто тренируясь в навыке картографирования. И разговаривал с капитаном и его помощником, которые теперь тоже имели доступ в рубку. В присутствии Ланта, разумеется.

Если Лант общался с мужчинами, то я – с Жюли. Об отъезде своих прежних хозяев она узнала утром. И так бледная, она побледнела ещё больше и заплакала:

– А как же я?.. Что мне делать? У меня нет ни одного су… И рекомендаций…

– Вам у них было не очень хорошо. Вас плохо кормили, обижали, и потому вы так тяжело заболели, – ласково объяснила я. – Если бы вы остались у княгини, то совсем пропали бы. Вам нужно набраться сил. Предлагаю поработать у меня. Два месяца. Потом вы сами решите – оставаться или искать другое место. У вас будут еда, одежда, собственная комната, вас никто не обидит. Работы совсем немного: объяснять мне местные обычаи, иногда помогать одеваться, следить за моим гардеробом. Ну и разные мелочи – почитать вслух, что-то принести или унести. Согласны?

– Да, мадам! – Жюли обрадованно улыбнулась и попыталась встать. Пришлось насильно уложить её обратно:

– Пока не окрепнете, никакой работы!

На болезненное состояние Жюли, видимо, очень сильно влияла необходимость прислуживать скандальной княгине, а когда эта обязанность исчезла, девушка на глазах стала поправляться. Надежда на будущее, хорошее обращение, спокойная жизнь – великолепные лекарства. Так что уже через день Жюли смогла выйти из каюты, чтобы познакомиться с расположением комнат и начать выполнять свои обязанности, которые я, если честно, ей придумывала. Мне ведь горничная не требовалась, скорее компаньонка, да и то ради приличий.

Жюли ела с нами, хотя и сидела в дальнем конце стола. Худенькая и бледная после болезни темноволосая девушка невольно привлекала внимание мужчин, особенно мичмана.

На пятый день ожидания появился знакомый шлюп, на котором прибыли несколько представителей Канцелярии иностранных дел. Его сопровождали ещё два судна, то ли для охраны, то ли для проверки слов капитана шлюпа. Сдержанные, прячущие за деловым тоном испуг сотрудники Канцелярии передали нам официальное письмо от императора Александра с предложением ожидать ответа не в нейтральных водах, а рядом с Кронштадтским портом. Лант пожал плечами – нам-то какая разница? – и провёл визитёров в рубку, чтобы они сами проследили, как мы выполняем просьбу императора.

Через несколько очень скучных часов (эти тридцать миль мы могли бы пройти за час, но приходилось подстраиваться под скорость сопровождающего нас шлюпа) мы пришли в назначенное место. Рядом ненавязчиво маячили несколько военных судов и один линейный корабль. После этого визитёры удалились, оставив на борту всё того же мичмана Унковского. Он, видать, вызвал их доверие своей сообразительностью и исполнительностью. Так глядишь, после всего этого и лейтенанта получит, а то и по дипломатической части пойдёт. Неплохой парень – честный, не выслуживается, но и приказы выполняет точно.

В следующие дни о нас словно забыли. Правда, линейный корабль и два шлюпа охраняли яхту от излишнего любопытства – это если официально. А на самом деле следили, чтобы мы ни с кем не связывались и не ушли из русских вод. Мы над этим почётным караулом втихую посмеивались. Ну что они могли сделать? Только привлекли к нам то самое излишнее внимание.

Гораздо больше, чем маячившие в полумиле корабли, нас волновал вопрос: что делать с матросами? Сведения о них мы передали русской стороне, но пока там свяжутся с английским посольством, всё перепроверят, договорятся…

Одурелые от безделья мужчины целыми днями или играли в карты, или лазили по натянутым в спортзале канатам и лестницам, о которых очень просил капитан: «иначе люди разучатся работать».

Время подходило к ужину. Жюли была у себя, мичман на верхней палубе наблюдал за движением солнца, Лант пошёл к матросам проверить, всё ли у них в порядке. Что было дальше, я знаю в основном со слов Ланта и из видеозаписей.

Скучающие от безделья моряки сидели на своих матрасах и ждали ужина. Отоспавшиеся, отъевшиеся здоровые мужчины давно привыкли к Ланту и к его охране из четырёх роботов.

Но в этот раз появилось нежданное развлечение – у одного из матросов начался приступ эпилепсии. Непредсказуемая болезнь, может появиться даже у вроде бы здорового человека – так объясняла нам Риа, уча оказанию первой помощи. Поэтому Лант не удивился, а поспешил к бьющемуся в припадке мужчине, на ходу открывая переносную аптечку. Но едва он наклонился над матросом, как припадок прекратился, «больной» вцепился в Ланта и дёрнул его на себя, а сверху накинулись ещё несколько человек. Лант не успел ничего понять, как его повалили на пол и заломили за спину руки, не давая двигаться. Не потому что знали о свойствах браслета – все считали его всего лишь дешёвым украшением, – а чтобы Лант не сопротивлялся.

Робо-охрана отреагировала мгновенно, но один против десяти – не лучший расклад даже для андроида. К тому же у них стоял запрет на причинение тяжких увечий или убийство безоружных людей. Не из-за нашей гуманности – мы по общению с Ашкой знали, что гуманизм имеет свои границы, – а потому что дипломатические скандалы и разбирательства с родственниками пострадавших нам были совсем ни к чему. Да и не рассчитали мы возможностей людей.

Моряки умели драться и, навалившись толпой, быстро упаковали роботов в прочные синтетические матрасы, связав их синтетическими же, срезанными в спортзале канатами. Ну пострадали несколько человек – у кого вывихи или выбитые зубы, – так это мелочи.

– Поднимите его! – хрипло приказал капитан. – И этих тоже. Их – связать. Его – держать. Нам его руки нужны.

За прошедшие две-три минуты матросы скрутили не только Ланта, но и ещё нескольких пытавшихся его защитить человек, в том числе помощника капитана. Не вся команда устроила заговор, были там и нормальные люди.