Федор Архипович Нестройный проснулся очень рано, примерно в шесть. Почему примерно? У него нет часов. Обменял их на прошлой неделе на пол-литра самогона. А часы были хорошие. Старинные, еще от бабки по отцовской линии достались; с боем, кукушкой, так что обмен стоил того. Баклажка первача нынче не хухры мухры. Самогонище ядреный, на травках, прозрачный как детская слеза, а пьется - точно вода роднико­вая. Редкостная вещь! Ведь не все же этот одеколон хлобыстать из парфюмерного киоска, что на Рокоссовского, иногда полезно себя и по­радовать, побаловать, так сказать, а то что-то последнее время изжога возникает, да и печень пошаливает. Сивуха она же не очень хороша для организму.

   Федор облизнул сухие губы. Пить хотелось настолько сильно, как если бы вчера весь вечер ложками ел соль.

   Он протер припухшие глаза и, скрипя поясницей, поднялся. Огляделся.

   Вчерашний день в памяти отразился смутно.

   - А! Ну да - начал вспоминать он - Кирюха, электрик из пятой, с чекушкой приходил, вот потому и сухостой во рту и заснул так: на кухне на мат­расе возле раковины, он, что ли меня положил?

   Федор придвинулся к мойке, открыл холодный кран, и присосался к нему, жадно глотая воду.

   - Эх, ядрена вошь! - громко выдал он спустя некоторое время, отходя от крана, и направился к столу. На столе, сплошь заставленном грязной посудой, пытливым взглядом он выделил бутылку из- под Пшеничной. И какое же разочарование постигло его в этот момент! На дне бутылки не оказалось ни одной капельки живительного. Он даже пошуровал в гор­лышке пальцем, который потом облизнул... и ничего, даже запаха. Над своим положением стоило задуматься. И он, выдвинув стул, сел, разва­лина

   заунывно заскрипел и немного скособочился.

   - Да -а - хрипло протянул Федор, потому что в голову не шло ни одного решения. Память выдавала фрагменты дня какими-то мельчайшими порциями, и это злило. А еще бесило отсутствие того, что могло бы по­мочь найти выход из сложившейся ситуации. И вдруг вытаращив глаза, Федор приосанился - скользнула надежда. Он быстро встал, проверил в штанах все карманы - пусто. Бросился в комнату, раскрыл шкаф, там пошарил во всех карманах куртки - ничего. Искорка надежды гасла на глазах. В отчаянном порыве он принес из кухни стул, вскочил и посмот­рел на шкафу - хоть шаром покати. А организм требует свое, колотит сердцем, истекает слюной, нервничает. Едва не упав, он спустился и осмотрелся. Все что можно было продать, уже продано. Может шкаф? Идея понравилась. Он обошел его, осмотрел. На вид тяжеловат, в тре­щинах, без ножек, их он еще год назад выкинул, тогда когда с Сенькой с Карнаубской драку затеял, и этим шкафом обоих чуть не убило. Нет, кому он такой обшарпанный нужен. Идея потеряла цвет и этим ввергла его в беспросветную тоску.

   - У - у! Дрянь! - гаркнул он на всю квартиру и пнул табурет. Пинок ото­звался нестерпимой болью в ноге и Федор, досадуя, отчаянно вскрикнув, треснул кулаком в облупленную дверцу, теперь ломотной болью отозвалась рука. Прыгая на одной ноге, прижимая руку к груди, Федор выл в потолок. В этом печальном звуке, отчетливо слышались ноты нереализованной злобы на общем фоне потрепанного самочувст­вия.

   - Гадина! - хотелось рыдать, но ненасытный организм отвлек внезапно нахлынувшим, сильным желанием выпить, однако похмелиться было нечем и Федор, вздохнув, взял себя в руки. Он еще раз прошелся по комнате, осмотрел каждый закуток и не найдя ничего, горько сплюнув, пошаркал на кухню.

   Подсмыкнув брюки, он пустился на матрас. Нервы сдали совсем, и он зарыдал в голос.

   - Жизнь гадская! Ну почему все так фигово, Господи? - кричал он - ус­лышь меня!

   А в ответ тишина, только воробьи чирикают за окном.

   - Господи, чуть- чуть, грамулечку, капелюшечку, вот такую - восклицал он, показывая пальцами примерную дозу. "А вдруг Бог есть - думалось - вдруг услышит и даст". Напряжение росло, наливалось силой и вы­плеснулось душещипательным воплем: - Дайте мне выпить!

   Ответом ему был стук по батарее.

   " Зойка проснулась, досужая (соседка снизу), а кто еще так может ба­рабанить? И ведь зараза ментов вызовет, их тут только не хватало - мгновенно придя в себя, подумал Федор и тут же от безнадежности вцепился в волосы. Жажда жгла изнутри, подкатывала тошнотой, ужа­сом и он вскочил.

   - Надо что-то делать, надо что-то делать - шептали дрожащие губы. И вновь его осенило, память выдала новую порцию вчерашнего дня. Не­бритое, желтушное лицо озарила счастливая улыбка.

   Вчера Кирюха стащил у жены сотню деревянных, купил пузырь и за­шел к нему. Помнится, пили хорошо, как пьют настоящие мужики - из большой посуды, большими объемами, не то что эти хлюпики интеле­гентишки, профессора, студентишки, и увидел, как из кармана брюк Кирюхи вывалился полтинник, и прямо под стол, а он дурила, и не за­метил.

   От такого воспоминания Нестройный едва не пустился в пляс.

   Стуча коленями, откинув край скатерти, он пробрался под стол и уви­дел свои заветные пятьдесят рублей.

   - Господи! - поцеловал он купюру - Господи благодарю тебя - он вско­чил, забыв об осторожности, рубанулся затылком о край стола, горестно ругнулся и бросился к порогу. Натянув видавшие виды шле­панцы, Нестройный выскочил в подъезд и помчался вниз, совершенно забыв про оставшуюся открытой дверь.

   Тут невдалеке, в подвальчике приторговывают левой водкой. Если рассуждать с точки зрения экономии, зачем покупать одну пол-литровую за сорок рублей, если можно купить две за эту же сумму, правда, не­много хуже качеством, но ведь спирт он и в Африке спирт - верно же?

   Удовлетворив покупкой мечущуюся душу, Федор Архипович несся на всех парах домой. Потому что организм в изнеможении еще сильнее лютует, предчувствует. Вот они бутылочки в руках, а пить негде. Дома посуда, стульчик, матрасик: "налью сейчас стопочку - выпью. Эх! Жизнь, то какая чудесная" - блаженствовал он в предвкушении и уско­рял шаг. Наконец подъезд, лифт, квартира. Дверь почему-то была открыта. Федор, удивившись про себя, украдкой проскользнул домой, вдруг кто - ворюга или бандит- тут недавно заходили двое, просили до­кументы подписать, слава тебе Господи прочитал, что у них там было написано - выгнал. "Слышал! Знаю! Квартиру прибрать хотели - ничего у них не вышло и не выйдет" - прошептал он. Он закрыл дверь, огляды­ваясь, тихонько прошелся по квартире - никого, а почему открыта... да черт с ней, когда руки холодили два прекрасных на вид сосуда. Шмыг­нув на кухню, он осторожно поставил бутылки на стол, отыскал среди завала стакан, дунул в него это чтобы грязь, если какая появилась - уб­рать, так то он чистый, в нем кроме спирта ничего и не было. Зубами, откупорив непослушную пробку, он начал наливать, руки тряслись, гор­лышко звякало о край стакана. А жидкость! Водочка то любимая булькает, искрится, течет ручейком на донышко.