И ученик привел учителя в самый дальний угол зала, где с самым скучающим видом сидел на подоконнике бедно одетый человек с незапоминающимся лицом.

   - Да, я и в самом деле делаю амулеты-указчики. Но ваш заказ не возьму. Окаянные горы! Подумать только! К тому же вы чужестранцы, по говору видно.

   Аметисто пытался уговорить его, не рассказывая, зачем им надо попасть в такое место, напрямую. У него была наготове целая история, которую он уже не раз излагал в городке: дескать, ему достался древний манускрипт, в котором говорится, что в Окаянных горах можно отыскать особые минералы для магических ритуалов.

   - Хм... Минералы, говорите? В Окаянных горах? Что-то вы темните, господа.

   - Да какая вам, господин маг, разница? Сделайте нам амулет, и мы хорошо заплатим! - нажимал катахеец, не без намека оглядывая бедное одеяние собеседника. - Справите себе новый наряд, да мало ли что, мы не поскупимся.

   - Не поскупитесь? - видно было, что тиндорца одолевают сомнения.

   - Конечно, мы сговоримся. Сколько? - напористо спрашивал Аметисто.

   Маг заломил такую сумму, что ой-ой-ой.

   - По рукам. - Аметисто понимал, конечно, что Сапфира не похвалит его за такую щедрость, но делать было нечего.

   Увы, когда через три дня амулет был готов, оказалось, что настроен он вовсе не на Окаянные горы, а, как разъяснил им со всей любезностью мастер, всего лишь на город рудокопов, Обер.

   - Что все это значит?! - возмутился Аметисто.

   - Это значит, что магическое поле Тиндора против вашего путешествия! Я честно старался сделать нужный амулет, но что вышло - то вышло. Не думайте, я не лжец. И денег с вас возьму втрое меньше, чем запросил. Идите к рудокопам. У них есть свои маги. А если и они не смогут помочь, то, возможно, вам удастся нанять в Обере проводника. Они там исстари ходят в горы, рудознатцы потому что.

   На следующее утро катахейцы выехали из Нидера.

   Под темными сводами недорогой таверны носился табачный дым. По случаю выходного дня зал был полон. Аметисто, Сапфира и Джейран не без труда нашли столик в самом дальнем углу. Отчасти это было даже хорошо, никто не обращал внимания на чужаков, и можно было спокойно выпить и закусить. Конечно, что касается выпить, это было громко сказано. К неудовольствию служанки-подавальщицы, гости заказали всего лишь травяные отвары.

   За самым большим столом в центре пировали, судя по всему, рудокопы. Все как на подбор не слишком высокого роста, кряжистые. "Надо же, одеты все бедненько, хоть и выходной. Полотно на рубахах некрашеное, и заплаты. Но какие ножны! И рукоятки у кинжалов! Такие в Катахее разве что богачи носят. И пояса! Вышивка, каменья..." - изумлялась по-женски Сапфира.

   А рудокопы между тем грянули застольную песню:

   В таверне, в компании шумной,

   За крепким дубовым столом,

   И старый, и юный, и глупый, и умный

   Не прочь посидеть вечерком.

   Оставив заботы и споры,

   За наши родные края,

   Поля плодородные, реки и горы,

   Поднимем бокалы, друзья!

   Пусть платье - сплошные заплаты,

   Карман третий месяц пустой,

   Мы звонкою песней издревле богаты

   И щедрой открытой душой.

   Без ям и ухабов дорога

   Лишь избранным в жизни дана,

   Так выпьем за радости, коих немного,

   Еще по бокалу вина!

   Назавтра, как прежде, трудиться

   Мы будем в поту и пыли,

   Руду, из которой железо родится,

   Отнимем у духов земли.

   Когда же покинут нас силы,

   На смену придут сыновья,

   За то, чтоб судьба от невзгод их хранила,

   Поднимем бокалы, друзья!

   "Вот это песня... - восхитилась Сапфира, - на чистом красивом тиндорском, без просторечия, коего можно было бы ждать от людей такого звания". Она протянула руку, чтобы добавить себе чая. Подавальщица принесла им сразу три чайника, все, как она говорила, с разными травами. Видно, надеялась хоть так подзаработать.

   Но тут крышка чайника покачнулась.

   - Ай! - ахнула Сапфира, ей показалось, что ее неловкость может кончиться кипятком на руку.

   Тут из-под крышки высунулась крошечная сухонькая ручонка. Все трое, чуть не раскрыв рты от изумления, глядели на это диво. Крышка покатилась по столу, а из чайника, как видно, пустого, выбралась старушонка, ростом не больше чашки, уселась посреди стола и заверещала:

   - Безобразие, ни днем, ни ночью нет покоя от этих пьяниц!

   - Ой! - вырвалось теперь уже у Аметисто.