- Мы стоим у стен Уланды! Помни, судьба города в твоих руках...

    - Что случилось? Что ты там бормочешь? - Сапфира, видя такое положение дел, сразу забыла про свое смущение и бросилась к боевому товарищу.

   Бедный маг, окончательно потеряв голову, не смог нечего скрыть:

    - Понимаешь, это письмо от одной магички. Она, когда я еще был студентом, влюбилась в меня и натворила тут таких дел...

    - А ты? - ревниво вздрогнула воительница, хотя ей не то что ревновать, но даже проявлять какие-либо чувства, кроме дружеских, не полагалось. Однако она вовсе не была такой бесчувственной особой, которой притворялась по долгу службы.

   - Да я ее терпеть не мог! Такая гордячка, совершенно лишенная добросердечия...

   - Но она красивая?

   - Ну, как тебе сказать? Черные кудри, стройная талия - все при ней, но как вспомню ее выходки...

   - И что же теперь?

   - Кошмар! Она в стане уфистов, пишет, что они осадили мою родную Уланду, и только от меня зависит спасение города!

   - И чего она хочет? - не удержавшись, съехидничала Сапфира.

    Тут Аметисто окончательно залился краской и упавшим голосом произнес:

   - Она предлагает мне свою любовь, причем в таких выражениях... А если я не соглашусь, что тогда будет с Уландой, с моими родными?

    - И что же ты собираешься теперь делать?

    - Я... Я отправлюсь туда, не пожалею даже кристалла перемещения...

    - А потом?

    - Потом... Я буду любить ее, а после заколю кинжалом, или устрою магическую дуэль. В общем, ей не жить!

    - Опомнись, Аметисто, разве это возможно?! Убить женщину после любви может только отъявленный негодяй!

   - Что ты понимаешь в любви, ты, давшая свои обеты!

   - Достаточно понимаю, мы не наивные простушки и прекрасно знаем, что происходит между мужчиной и женщиной. Наши обеты держатся не на неведении, а на твердом убеждении. Смотри, как бы с тобой не случилось несчастье. Вот, например, знаешь ли ты историю про канарейку?

   - Нет, - произнес маг, потрясенный таким напором со стороны скромной воительницы и готовый выслушать, что угодно.

   - Наша Предводительница знает немало подходящих историй, - сказала воительница. - Но больше всего она любит рассказывать про воина, полюбившего волшебницу, которая из ревности превращала его каждый день в канарейку и держала в клетке, а человеческий облик возвращала только к ночи. Как бы и тебе не попасть в такую же ловушку! На твоем месте я бы немедленно отдала письмо твоему декану.

   - Я не выдержу его насмешек.

   - Ну, тогда мастеру Малахитусу. Я слышала, что в молодости он был неисправимым романтиком, и с тех пор над молодежью никогда не смеется.

   Молодой человек не нашелся, что ответить.

   - Смотри, Аметисто, этот воробей, наверное, когда-то жил на Альмаринском рынке. Какие у него закопченные и грязные перышки, видимо он там не купался, боясь улететь и потерять выгодное местечко, - Сапфира, видя, что ей не уговорить чародея, сменила тему разговора.

   На ветке той самой черемухи, на которую они недавно обратили внимание, сидел воробей, взъерошенный, закопченный, но довольно упитанный, наверно с рыночной еды. Аметисто подумал, как нелегко приходится этой маленькой птичке, лишившейся по неизвестной причине крова и надежного источника пропитания, и поймал себя на мысли, что он сам похож на такого воробья. Между тем воробей внимательно изучал паутину, а потом принялся ее расклевывать. Сначала попытки продырявить прочную сеть не принесли результата, но воробей не сдавался, и вскоре ему удалось проделать в паутине дырку. Мага, наблюдавшего за птицей, одолело любопытство - что будет дальше? Воробей тем временем проклевал достаточно большую дыру и исчез внутри гигантского кокона. Послышалась возня, шуршание и возмущенное чириканье. Через несколько минут воробей появился снова, в клюве у него дергалась огромная толстая гусеница. Повернув к чародею голову, птица смерила его презрительным взглядом и улетела, зажав в клюве драгоценную добычу. Обернувшись, волшебник увидел, что Сапфиры уже нет. Тяжело вздохнув, он вспомнил первый пункт инструкции для начинающего мага, написанной самим Малахитусом: в случае затруднений обращаться к старшим по должности. Молодой чародей уныло побрел к главному корпусу, однако, не доходя до места, столкнулся с самим Малахитусом и протянул ему письмо со словами:

    - Вот письмо из вражеского лагеря, надо проверить, нет ли в нем магической ловушки.

      Заинтересованный Малахитус положил письмо в карман, велел Аметисто ждать его перед своим кабинетом, а сам отправился разыскивать магов других гильдий для того, чтобы наиболее эффективно разобраться с этим вопросом. Надо сказать, что Малахитус, несмотря на свое высокое положение, всегда старался разложить ответственность между коллегами, а сам уйти в тень, не особенно опасаясь, что над ним посмеиваются за его такую якобы трусость. Не тратя магической энергии на поиски, он двинулся прямо к пруду, где как он знал, любила вечерами прогуливаться Сердолика. И действительно, жрица Титаниуса сидела на своей любимой скамейке, украшенной кованными языками пламени и любовалась большими белыми кувшинками на глади пруда. Заметив Малахитуса, она сказала:

   - Посмотрите, коллега, как много борщевика развелось на другой стороне пруда. Заросли скоро станут выше двух человеческих ростов. А какой неприятный у него запах! Я уже посылала сюда слуг, чтобы они его скосили, но вредное растение опять вырастает, придется, как видно, применить магию.

   - Не сейчас, дорогая Сердолика, нынче каждая магическая крупинка на счету. И к тому же у нашего пруда еще много красивого... Эти необыкновенные кувшинки, ласточки... - неожиданно мягким и нежным голосом произнес Малахитус, опускаясь рядом на скамью.