– Не представляешь, какое тяжелое у нас выдалось утро, – под предлогом «смотреть в глаза» Джа выворачивается из женских рук и воодушевленно несет чушь. – Клиенты приперлись, мы еще проснуться не успели. И нет, чтобы подождать, слету – хуяк – по горлу ножом… в смысле, сразу уперлись, вот только за такую сумму продадим, и все. А у нас столько нету. Тупо – не успеем! Ни найти, ни… собрать. Но их же это не волнует. Сразу за спички хватаются. Типа, мотоциклы поджечь, все дела. Козлы, в общем.

– Резонный повод ужраться в дугу до полудня, – ее пальцы теребят кожаную куртку Джа, и он не выдерживает.

Передернув плечами, Джа высвобождается из цепких рук.

– У меня шея на месте, правда. Не надо больше этого… мануального.

– Я и не собиралась, – Юля смеется, потрепав Джа по макушке, прячет руки в карманах драных джинсов. Ей льстит, когда признают силу. – Пап, зачем ты их ухрюкал?

Откуда-то слева Коса скрипит: «Сами попросили». С ним Юля никогда не пререкается.

– Я так и думала, – она двигает от соседнего столика стул, садится, закидывая ногу на ногу и полностью зеркаля позу Джа. – Ну ладно – Джен, он половину юности с автоматом, да на самогоне по горячим точкам, но ты-то, Джа, ты-то чего за ним гонишься?

– Спорный аргумент! – защищается Джен.

Юля машет на него рукой и продолжает:

– Какая разница, куда вас из постели выдернули, и куда вы не успели, это не повод упиваться двум здоровым, красивым и пока еще умным мужикам, поэтому…

Иногда Джену кажется, что Юля знает о них все. Абсолютно все.

– Ну что ты, в самом деле…

– Ничего я, Джен! Сейчас Джа поможет тебе встать, и вы без пререканий, стройным шагом, напевая «Ребел Йелл», дойдете до дома. А я буду торчать, как герой, у окна и следить, чтобы вы дошли. Все ясно? А иначе…

– Ю-у-уль, – карусели в голове Джена уже остановились, но перехваченный всухомятку бутерброд еще норовит покататься, хоть пивом заливай. – Не будь жестокой.

– Жестокой? Ха! Я знаю, что сделаю! Я выдам ваши телефоны девчонкам из «Эквитас». Хотя, нет. Давайте я вам еще бутылку принесу, упою, и позвоню им. Ох уж эти байкерши на вас покатаются. Сразу все вызнают: где родились, где крестились, на что в детстве заводились. Размеры мозгов и членов как на ладони! Халявная шоу-программа посетителям.

Джен болезненно кривится.

– Не надо, сейчас уйдем. Спать… Юль! Все-таки ты жестокая!

– И коварная, – вторит Джа.

– Да пожалуйста, – ухмыляется она, теребя длинную прядь. – Все, встаем по команде. Раз-два, встали!

Первым подрывается Джа, и видно, что он пьян немногим меньше друга. Шаг назад, будто по инерции вслед за откинутой со лба челкой. Юля закатывает глаза, переключает внимание на Джена.

– Тебе помочь?

– Нет, я сам.

Настоящий солдат способен идти, ползти, бежать и стрелять, попадая точно в цель, даже едва держась на ногах. Поэтому Джен поднимается сам, подхватывает дезориентированного Джа и, наклонившись, тыкается губами в прохладный лоб Юли.

– Ты хорошая.

Девушка отмахивается смущенно и, Джен уверен, провожает их взглядом до выхода.

На улице свежо и солнечно. Нет привычной для Икстерска духоты и асфальтовой пыли, видно, ночью шел дождь, а они и не заметили. Джа перебирает ногами, но Джену все равно кажется, что он тащит друга на себе. Тяжелый. Тощий, но тяжелый. Будто ответственность пророка, как душа, имеет вес. И отнюдь не девять с половиной граммов.

– Я тебя все равно никогда внутрь не пущу.

Джа останавливается, оскорблено выпячивает нижнюю челюсть и рвется из рук. Дорога в шаге от них, но Джа в сторону машин даже не смотрит. Хорошо, что Джен сильнее и может удержать.

– Джа, да подож… Джа, не трепыхайся, блин, слушай, что говорю. Давай лучше я тебе буду фотки приносить. Идет? Сам сфотографирую не только морду – полностью все тело, а ты потом посмотришь. Договорились?

Мимо с грохотом проносится грузовик. Дым из выхлопной трубы застилает дорогу, от задних колес по асфальту к ногам скачут мелкие камушки. Джа смотрит вслед машине до тех пор, пока громыхание габаритной туши не теряется в реве других двигателей и дневной уличной суеты.

– Давай попробуем так, – отвечает он. И Джен, наконец, может выдохнуть.

До дома остается метров двадцать. Виски сдавливает такая тяжесть, что впору петь Юле дифирамбы за своевременное изгнание из бара. В который раз ее радар алконормы спасает от перегрузок. Теперь бы выспаться.

Два дня передышки невыносимы, если следующий вызов потенциально избавит от кошмара.

От нечего делать Джа на кухне печет оладьи.

– И охота тебе с этим возиться? – Джен садится к столу, смотрит на горку румяной стряпни в керамической миске.

– Либо оладьи, либо расхуяченные в крошку посуда, телевизор, твоя невъебенная китайская ваза. Выбирай.

– Она не китайская, – зачем-то спорит Джен.

В прошлый раз Джа разбил окно, но даже это не помогло успокоиться. После провала всегда и Джену-то наждачкой по душе скребет, а каково бывает пророку, видевшему самое страшное? Если б можно было выключить память. И воображение заодно, до кучи.

– Да без разницы! – запоздало отвечает Джа. Деревянная лопатка летит в миску с тестом, едва не опрокинув. Тухнет газ под сковородой с белыми непропеченными бляшками.

– Тебе помочь? – спрашивает Джа, остановившись на пороге мастерской. Руки на груди скрещены, плечом навалился на косяк. Всем видом показывает – его величество решило снизойти до холопа пока самому заняться нечем.

Ворота распахнуты в обе стороны, и по мастерской насквозь гуляет прохладный воздух, разбавляет маслянисто-бензиновый дух мотопарка.

Старик Днепр почти готов к покорению новых трасс, осталось только навести марафет и можно отправлять на выданье. Обвесы, готовые к покраске, болтаются на специальных тросах, спущенных с потолка.

– Ну помоги.

Джен выкатывает в центр мастерской складные ширмы из растянутого на деревянных рамах плотного целлофана, покрытого разноцветными слоями краски. Вместе с Джа они расставляют их вокруг обвесов импровизированным периметром покрасочной зоны.

– В какой цвет заливать будешь? – спрашивает Джа, подбоченившись.

– Он по документам черный, таким и останется, – достав респиратор с двумя фильтрами, Джен надевает его на шею как брутальное ожерелье. Шарит в ящике, выбирая баллон с нужной грунтовкой. – Надо только придумать аэрографию какую-нибудь. Что-то мощное, внушительное, но без агрессии. И чтобы коляска с баком перекликалась.

Джа критически оглядывает голый скелет мотоцикла.

– Надо подумать.

У ворот шумно паркуются несколько авто. Ни звонка, ни предупреждения.

– Побудь здесь, – говорит Джен, передавая пророку респиратор. А сам идет к выходу.

В проем ворот виден полосатый бок патрульной машины и запускает в инквизиторе режим тревоги. Поддался блажи, потерял бдительность, распахнул ворота, заходите, гости дорогие, берите нас с потрохами. Джен мысленно ворошит память, ищет, где мог проколоться, раз вычислили. И немного успокаивается, заметив рядом седан с прицепом. На таких за преступниками не гоняются.

– Доброго дня, Вячеслав Геннадьевич, – громко здоровается Джен. – Чем обязаны?

Подтянутый генерал-майор, быстро полысевший от бюрократии за год на посту начальника икстерской полиции, крепко жмет Джену ладонь. По левую руку от него бычится перекачанный отпрыск, по правую беспристрастно сканирует округу рядовой полицейский, видимо, из патруля.

– Неприятная оказия случилась с мотоциклом, – сообщает генерал-майор, высверливая во лбу Джена третий глаз.

Выступив вперед, его сын орет:

– Я чуть не убился!

– Мы обратились к вам по рекомендации, – напоминает генерал-майор, игнорируя истерику младшего. – И вы нас подвели.

– Что именно случилось? – спрашивает Джен, вспоминая, из какого хлама восстанавливал спортбайк за наклейку «Неприкасаемых».

– Внезапно вышли из строя тормоза. Хорошо, что это случилось на дрифт-площадке, а не посреди трассы. Вы понимаете, чем могла закончиться ваша оплошность?