— О, Боже, я…

Я прижала его к себе, обхватив его руками и ногами, мои глаза зажмурились от сильного сжатия, мое сердце хотело удержать его внутри больше, чем мое тело требовало его выхода.

— Я кончаю, — задыхаясь, произнес он, а затем задрожал под моими руками, его дыхание затаилось в плечах, когда он упал.

Я почувствовала, что это сделало с ним. Я чувствовала каждый сдвиг внутри себя.

Где — то в эхе я услышала звук, шаги, голос. Желание все еще отдавалось во мне эхом, рикошетом отражаясь от острой боли между ног.

Прикосновение Эллиота внезапно исчезло, вся передняя часть моего тела была прохладной без его присутствия, и я почувствовала странную, мгновенную пустоту. С затуманенной головой я поняла, что он отпрянул назад и тянет меня вверх.

— Мейси? — позвал папа снизу. Или под водой, я не могла быть уверена.

Лицо Эллиота проплыло в фокусе надо мной, его брови были влажными, глаза расширены, губы ярко — красные и все еще влажные от моих поцелуев. — Вставай, Мейс.

Потрясенная осознанием, я каким — то образом нашел свой голос и выдавил хриплое — Да, папа?

Эллиот натянул штаны и набросил рубашку на голову, в то время как мои собственные неуклюжие пальцы пытались надеть штаны. Я остановилась на блестящей полоске крови на бедре и, моргая, посмотрела на Эллиота, чьи глаза встретились с моими, когда он застегивал джинсы.

— Ты в порядке? — прошептал он. Шаги эхом отдавались по длинному коридору наверху.

— Да. — Я встала на слабые, трясущиеся ноги, чтобы найти свою рубашку, натянуть ее и засунуть бюстгальтер под подушку ногой, как раз когда вошел папа.

Он остановился в дверях, рассматривая сцену. Эллиот, устроившись на подушках в углу, читал мой потрепанный экземпляр 'Клуба радости удачи' без очков. Его лицо было красным, дыхание неровным. Я стояла возле двери и понимала, что понятия не имею, как выглядят мои волосы, но представляла, что они не могут быть хорошими. Эллиот зарылся в них пальцами, распустил мою косу и снова и снова проводил руками по моим волосам.

Мое тело содрогалось от воспоминаний.

Папа оглядел меня и ухмыльнулся.

— Привет, — сказала я.

И к его чести, он просто ответил: — Привет, ребята.

— Что случилось? — спросила я, стараясь не задыхаться.

— Мейс, милая, прости, но не могла бы ты быть готова к работе через час? Мне просто нужно было сбегать в город за факсом. Нам нужно вернуться сегодня вечером. — Он выглядел искренне извиняющимся.

У нас здесь еще две ночи, подумала я, но даже когда сокрушительное разочарование охватило меня, я с готовностью кивнула. — Нет проблем, папа.

Он помахал Эллиоту, который помахал в ответ, а затем ушел.

Медленно, я повернулась. Глаза Эллиота были закрыты, он закрывал лицо руками, задыхаясь от холода, и ему больше не нужно было казаться расслабленным.

Я придвинулась к нему, забралась к нему на колени, отчаянно желая ощутить его прикосновение к себе.

— Святое дерьмо, это было близко, — прошептал он.

Я кивнула. Я не хотела уходить. Адреналин ворвался в меня, заставляя мои конечности дрожать. Я хотела свернуться с ним калачиком и поговорить о том, что мы только что сделали.

Он повернул голову и поцеловал меня в висок. — У тебя была кровь. Я знаю, что это… нормально, но я просто хочу убедиться: Я сделал тебе больно?

Я подняла глаза к потолку, пытаясь найти ответ, который был бы одновременно правдивым и обнадеживающим. — Не больше, чем я ожидала.

Его губы нашли мои. Медленные, осторожные поцелуи покрыли мой рот, подбородок, щеки.

— Тебе нужно собираться, — неохотно сказал он, отстраняясь.

— Да.

Он встал, поднимая меня за собой, а затем опустил на землю. — Напишешь мне сегодня вечером?

Я кивнула. Меня все еще трясло. Из — за того, что мы сделали… и из — за того, что нас почти только что поймали за этим занятием.

Он обхватил мое лицо обеими руками, заглядывая мне в глаза. — Это было… нормально?

— Да. — Я подавила нервный смешок. — Я имею в виду… я определенно хочу сделать это снова. — Адреналин заставлял меня чувствовать себя быстрой и возбужденной.

— Хорошо. — Он судорожно кивнул. — Ладно, так мы поговорим? Ты в порядке?

— Да. — Я улыбнулась. — Ты?

Он сдержанно вздохнул. — Я собираюсь пойти домой, принять долгий душ и пережить все, кроме той минуты, когда твой отец стоял там, а я все еще был как бы твердым.

Я прислонилась к нему, прижавшись лбом к его груди. — Я не хочу уходить.

Его губы легли на макушку моей головы. — Я знаю.

— Мы только что занимались сексом? — тихо спросила я.

Большими пальцами он наклонил мое лицо так, чтобы я смотрела на него сверху. — Да. Мы занимались.

Он наклонился вперед, поцеловал меня раз, два, нежно в губы, а затем третий, глубокий поцелуй. Наконец он отстранился, поцеловал кончик моего носа и вынырнул из шкафа.

И я подумала, когда услышала его шаги, бегущие по лестнице, как странно и прекрасно, что мы никогда не говорили 'Я люблю тебя'. И нам это было не нужно.

Сейчас: Воскресенье, 31 декабря

— Несмотря на то, что мы родились у одних родителей и выросли в одном доме, мы с Андреасом не могли быть более разными, — говорит Эллиот, открывая свой свадебный тост и засовывая одну руку в карман брюк смокинга. Он стоит на переднем крае простора столов, цветов и свечей, и на его губах играет крошечная ухмылка.

— Я учился, а он… — Эллиот почесал бровь. — Ну, он был спортивным.

Гости понимающе смеются.

— Я был одержим, он был неряшлив. — Еще один благодарный гул. — Я выучил латынь, а он общался в основном на ворчании и хмурился. — На этом я присоединяюсь к искреннему смеху. — Но каждый, кто нас знает, понимает, что у нас есть одна важная общая черта. — Эллиот бросает короткий взгляд на меня, боковым зрением, как будто не может удержаться, а затем снова на Андреаса. — Когда мы любим, мы любим во имя добра.

Эмоциональный ропот прокатывается по комнате, и мое сердце растворяется в лужице теплого меда.

— Андреас встретил Элзу, когда ему было двадцать восемь. Конечно, у него и раньше были девушки, но ничего подобного. Однажды в субботу он вошел в дом мамы и папы с физически обветренным лицом. Глаза расширены, рот открыт, Андреас потерял способность говорить на своем обычном, очень базовом словарном запасе. — Снова поднимается смех, ликующий. — Он привел ее домой на ужин, и можно было подумать, что он пригласил английскую королеву. — Эллиот улыбнулся матери. — Он ворчал на маму, что она приготовит. Он пилил папу за то, что у него все время не идет игра 'Девятки'. Он ворчал на меня за то, что я не делаю что — то странное, например, не цитирую Кафку или не показываю фокусы с зеленой фасолью. Для человека, который никогда добровольно не убирался в собственной спальне, такое дотошное поведение было примечательным.

Моя улыбка широко расплывается по лицу; легкомысленная, влюбленная линия разлома.

— И с тех пор он был таким же внимательным, верным и преданным каждый день. Четыре года я наблюдал, как ты влюбляешься все сильнее. Сказать, что Эльза хорошо подходит Андреасу, значит преуменьшить. Очевидно, она любит мясные головы. — Смех. — И, видимо, мы ей тоже очень понравились.

Эллиот поднимает свой бокал, тепло улыбаясь своему брату и новой невестке. — Элс, добро пожаловать в нашу семью. Я не могу обещать, что она будет спокойной, но я могу обещать, что ты никогда не будешь так любима, как когда вернешься к нам домой.

Раздаются аплодисменты, звенят бокалы. Эллиот наклоняется, чтобы обнять их обоих, а затем возвращается на свое место рядом со мной.

Под столом он берет меня за руку. Его рука дрожит.

— Это было потрясающе, — говорю я ему.

Он наклоняется и улыбается, откусывая свободной рукой кусочек лосося. — Да?

Я наклоняюсь и прижимаюсь губами к его. Они теплые и немного шершавые, как мягкая наждачная бумага. Это все, что я могу сделать, чтобы не обнажить зубы и не укусить его за малейший кусочек. — Да.