— Ты должен поклоняться мне, — сказала я ему.

Он посмотрел на меня поверх оправы своих очков, подняв брови. — Да.

Я усмехнулась. — Или быть моим рабом.

— Я бы хотел. — Он закрыл книгу, опираясь локтями на длинные бедра. — Так и есть. — Теперь я полностью завладела его вниманием.

— Обмахни меня пальмовыми ветвями и накорми крошечным сочным виноградом.

Казалось, что воздух перестал двигаться между нами.

— Скажи это слово еще раз, — хрипло попросил Эллиот.

— Веер.

— Нет.

— Крошечный.

Он вздохнул, превозмогая себя. — Мейси.

— Виноград.

Он вернулся к своей книге, издав усталый рык. — Заноза в заднице.

Я ухмыльнулась, облизала губы и дала ему то, что он хотел: — Суккулент.

Он поднял голову, глаза потемнели.

Дверь открыта.

— Сочный, — прошептала я снова, и он сполз на пол, наклонился, чтобы поцеловать меня в шею, щекоча. Я извивалась, поглядывая на дверь. — Ты такая зануда.

Его язык прошелся по моему горлу, и я услышала его улыбку, когда он сказал: — Запусти руку в мои штаны.

Я захихикала, резко прошептав: — Что? Нет. Мой папа буквально в двадцати футах от меня.

Наши глаза расширились в унисон, как вдруг на подъездной дорожке завелся двигатель автомобиля, шины захрустели вниз, вниз, вниз и затем исчезли.

— Хорошо. Я думаю, он больше, чем в двадцати футах, — пробормотала я.

Эллиот отступил назад и уставился на меня, глаза были темными и плотоядными, и это было похоже на выключатель, что — то всколыхнувший внутри меня. Я протянула руку и

наконец — то

наконец — то

положила руку на пуговицы на его джинсах, почувствовала то, что очень хотела почувствовать там.

— И что теперь? — спросила я. Это происходило. Это происходило. Я прикасалась. Это. Его — его.

Брови Эллиота поднялись до линии волос. — Ты не знаешь?

— Я не уверена? — сказала я, не оставляя больше вопросов, когда он рыкнул с улыбкой и накрыл мой рот своим.

Мы упали обратно на пол, ноги и руки спутаны, губы в синяках от зубов, грязные, отчаянные и совершенно идеальные. После всей вынужденной физической дистанции и обсуждений всего, что мы хотели бы сделать друг с другом, и никогда не зная, когда и как мы сможем побыть наедине, это крошечное окно было похоже на бриллиант 'Надежда', упавший в наши ладони.

Я никогда не знала этого чувства, этой боли, которая расцветала в моем животе и распространялась, ниже и горячее, прогоняя меня сквозь мои чувства и сводя всю мою вселенную к этому одному ощущению, а затем к следующему. И затем желание того, что было потом.

Моя рубашка слетела. Мои брюки были расстегнуты и сняты. Я придвинулась ближе, боясь, что даже обнаженные мы не будем достаточно близки, чтобы удовлетворить этот новый голод.

Он наклонился, облизывая мою шею, грудь, а затем вернулся ко мне, жадными губами всасываясь в мои, а затем снова спускаясь по моей груди. Его рука плотно прижалась к моему животу, а пальцы дразнили подол моего нижнего белья.

— Слишком быстро? — спросил он, тяжело дыша, и я покачала головой, хотя он не мог видеть меня оттуда, где его рот исследовал мою грудь.

— Нет, — сказала я вслух. Это было слишком медленно. Не слишком быстро — слишком медленно. Огонь потрескивал вверх и вниз по каждому нервному окончанию, и мне хотелось большего, даже если я не знала точно, что это такое.

— Черт, Мейси, я… это безумие. Хорошее безумие. Ты чувствуешься безумно подо мной.

Я засмеялась, потому что редкая несвязность Эллиота была странно обнадеживающей, а затем его губы оказались на моих, проглотив мой смех и сделав его своим, его язык скользнул по моему, а его рука обхватила мою грудь и сжала, наши звуки заглушались тем, что мы едва могли поднять себя на воздух.

Его пальцы снова спустились ниже, скользнули по моим ребрам, по пупку, ниже хлопка, именно туда, куда мне было нужно, и он издал придушенный звук одновременно с тем, как я выдавила из себя что — то нечленораздельное. Его бедра двигались по мне, стремясь к тому же ритму, что и кончики его пальцев, скользящие по моей коже.

В мгновение ока он двинулся вниз, стягивая с меня нижнее белье и целуя мой живот, бедра, а затем ниже, почти дикий от желания, которое отражало мое. Он дрожал подо мной, между моих бедер, плечи подрагивали под моей хваткой, и мне не хватало его веса сверху, но то, что он решил делать своим ртом, отвлекало меня от любых других связных мыслей. Это было теплое мягкое всасывание, руки на моих ногах, сопротивляющиеся тому, как они, казалось, хотели сомкнуться вокруг его головы, и безумное ощущение языка и губ, и его глотки воздуха. Он делал то, что я едва позволяла себе представить.

Он двинулся обратно, когда я начала задыхаться, кусая и целуя мою кожу, диче, чем я могла себе представить, но в тот момент я поняла, что между нами никогда не может быть иначе.

— Прости, — сказал он. — Я хотел продолжить, но… — Он закрыл глаза, прикусил нижнюю губу и застонал, словно пытаясь держать себя в руках.

— Все в порядке, иди сюда. — Я хотела, чтобы он прижался ко мне. Я хотела увидеть, как он нависает над моим телом, а затем выжечь этот образ в моем мозгу.

— Я серьезно думал, что кончу, — добавил он со смехом к моим губам, его рот все еще был влажным от меня, и в его прикосновениях чувствовалась настоятельная необходимость, что немного выводило меня из себя.

Я неумело надавила на его ремень, а затем мои пальцы вспомнили о функции, потянув за петли и расстегивая по одной увлекательной пуговице за раз, а затем мои руки почувствовали голую кожу его плоского живота, узкие бедра, мягкие волосы на задней части бедер, когда я спустила его брюки до колен.

Он был тяжелым на мне, твердым и плотным на моем бедре, и я выгнулась ему навстречу, желая потереться о него там.

— Я хочу, — начала я, потянувшись к нему и найдя его. Мой разум превратился в кашу от звука, который он издал, от ощущения его, такого теплого и твердого, в моей руке. — Ты хочешь?

— Заняться сексом? — спросил он, голова его бешено кивала, глаза восторженно смотрели на меня. — Да. Да. Хочу. Хочу, хочу, хочу, Мейси, но, блядь, у меня нет никакой защиты.

— Таблетка, — задыхалась я, когда он сдвинулся, и я почувствовала, как он скользит по моему бедру. Гладкая и мягкая кожа на чем — то совсем не мягком.

Эллиот удивленно поднял подбородок. — Ты принимаешь таблетки?

— Это было одно из маминых правил. Папа назначил мне их в октябре.

Он протянул руку между нами, и когда он потерся об меня, я полностью исчезла. Я едва услышала, как он спросил: — Ты уверена, Мейс? Посмотри на меня.

По мягкой пульсации его голоса я перевела взгляд с завораживающего места, где он собирался быть во мне, на его глаза, почти черные от голода, но терпеливые и ждущие.

— Пожалуйста, — сказала я. Мне было так хорошо. Если он и дальше будет так тереться об меня… — Я уверена.

Он посмотрел вниз и направил себя в нужное место, затем наклонился ко мне и положил локти на мои плечи. Это казалось самой естественной вещью в мире: мои ноги скользили вверх и по его бедрам, его губы нашли мои. Он продвинулся вперед, на дюйм. Еще не внутри, но уже там.

— Это не будет марафоном, — простонал он. — Я едва держусь.

— Я просто хочу почувствовать тебя.

Он продвинулся еще на дюйм, но остановился, когда я вскрикнула от волнения в моем теле, от слияния ощущений и стимуляции. Его глаза были прикованы к моему лицу, а затем закатились назад в его голову, когда я использовала свою ногу, обхватившую его бедро, чтобы быстро — и грубо — втянуть его в себя.

Я укусила его за плечо от резкой боли, его тело заглушило мой крик. Бедра Эллиота осторожно сдвинулись назад, а затем снова внутрь, и я почувствовала раздирающее удовольствие/боль от него, снова и снова, когда он начал двигаться всерьез, толкаясь в меня и вытягиваясь из меня снова, снова, быстрее.

— Ты в порядке? — задыхался он.

Мне удалось выдохнуть — Да.