Последующее усиление потребности в слиянии кроется в особом отношении матери к ребенку. Во время беременности нормально, когда мама говорит: «мы поели», «мы пошли гулять». Затем, несмотря на то, что ребенок родился, мать продолжает удерживать его уже в своей «психологической утробе», говоря о нем не «он», а «мы». Это уже паталогическое, нездоровое слияние. Иногда такое длится достаточно долго и звучит уже анекдотично: «У нас появились первые зубки», «Нам поставили двойку», «Мы выходим замуж», «У нас родился мальчик».
Воспитание в отношениях патологического слияния, с одной стороны, обеспечивает ребенку психологический комфорт и безопасность, с другой – лишает его свободы в понимании и выражении личного «Я». При таком воспитании тормозится психологическое взросление. Чтобы не нарушить слияние, ребенок вынужден постоянно согласовывать свои действия с мамой. Вспоминается анекдот, когда ребенок в ответ на приглашение мамы пойти домой с улицы спрашивает: «Я замерз или кушать хочу?» Постепенно его мастерство улавливать родительские желания достигает экстрасенсорного и телепатического уровня. Общение идет не через явный договор, а посредством улавливания скрытых ожиданий родителей.
Так как аналогов отношений у ребенка нет, он будет считать, что слияние и есть настоящая любовь. А вырастая, искать, с кем «слиться». Это может быть партнер по браку, ребенок, даже организация, в которой он работает. Люди очень быстро вступают в близкие отношения и словно прирастают друг к другу. Сначала возникает сладкое чувство единства и защищенности двоих в этом полном опасностей мире. Но за чувство безопасности мы платим несвободой, вынужденной подстройкой под ожидания партнера.
Попробуй кто-нибудь нарушить эту скрытую согласованность! Сразу появляются индикаторы слияния – обида и вина, которые Ф. Перлз назвал «сторожевыми собаками слияния»[1]. У того, кто нарушил слияние, – вина (как самонаказание), а у «потерпевшего» – обида (как наказание нарушителя). Таким образом, если в паре возникает чувство обиды или вины, значит, присутствует скрытое желание слияния, неполная отделенность от другого человека.
Представим, что муж купил билеты в театр, приходит домой и приглашает жену. А она ему отвечает: «Ты что, какой театр?! Дома столько дел, отдай билеты соседям». Если эта пара находится в слиянии, то муж попадает в трудную ситуацию. Ради сохранения согласия он может сделать так, как посоветовала жена, и остаться дома. Но тогда у него будет обида, так как он хотел пойти в театр. Но если пойдет в театр, то чувство вины отравит ему все удовольствие: «Наверное, жена обиделась, потом со мной три дня разговаривать не будет. И зачем только я пошел в этот театр? Действительно, дома много работы, а я думаю только о себе».
Ищем выход из слияния
Итак, слияние – это отождествление себя с тем, что является не своим, а чужим или чуждым. Вместо движения по пути выделения себя как самостоятельного и взрослого человека происходит регрессия во внутриутробное состояние, чтобы снова почувствовать себя не целым, а частью. Отношения слияния диагностируются даже на уровне местоимений, когда в паре часто употребляется слово «Мы». Например, приходит семейная пара, и на мой вопрос по поводу проблемы жена говорит примерно следующее: «Сначала у НАС все было хорошо, потом МЫ стали ссориться, и теперь МЫ уже не знаем, как жить дальше вместе».
Закон любого отождествления гласит: с чем себя отождествляем, то нами управляет. Получается, что при слиянии у нас нет своей жизни, мы находимся в постоянном компромиссе. Возникает невротическая ситуация, когда своей жизнью я жить не могу, а жить чужой не нравится, но нужно стараться все это как-то согласовать.
Как ни странно, слияние не дает чувства близости, наоборот, мы становимся уязвимы друг от друга. В нем нет границ: если партнеру плохо, то его плохое настроение быстро передается мне. Двойка сына переживается как собственная, а проблемы на работе – как личные. Парадокс слияния: самый вроде бы близкий человек становится самым опасным, так как у меня нет от него защитной границы.
Есть даже упражнение, чтобы лучше прочувствовать разницу между слиянием и здоровыми отношениями. Выходит пара, и им предлагается опереться друг на друга спинами. Вроде устойчивая конструкция, мы чувствуем поддержку другого, можно расслабиться. Но если один человек захочет сделать шаг вперед, то другой начинает стремительно падать. Такая конструкция предполагает постоянное согласование движений друг с другом, чтобы не потерять опору. Иначе катастрофа неминуема. Каждый несвободен, и притом у нас нет диалога, так как мы стоим спинами. Как ни парадоксально, но слияние является своеобразной формой психологической защиты от подлинного контакта друг с другом. Это и есть метафора слияния.
Вариант здоровых отношений – пара встает лицом друг к другу, вытягивают руки вперед и упираются ладонями в ладони. Даже если один партнер захочет отодвинуться, другой не падает и сохраняет устойчивость, опираясь на себя. Здесь есть и психологический контакт: мы видим друг друга и можем разговаривать.
Воспитание по типу «слияние» вредно тем, что лишает человека возможности жить своей жизнью («жить свою жизнь»). Если ребенок «мой», я за него отвечаю, но я же и его контролирую. Отсюда возникает «мой парень/моя девушка», «мой муж/моя жена» и т. д. Уход другого человека из отношений воспринимается как потеря чего-то «моего», например, части тела. Когда люди утверждают, что не могут жить друг без друга, подразумевается, что они почти что «сиамские близнецы».
Естественно, человек, живущий в слиянии с партнером, воспринимает расставание как потерю. Поэтому такие выражения, как, например, «Если ты от меня уйдешь, я умру», «Я не могу жить без тебя», являются вовсе не признаком большой любви, а, скорее, диагностируют любовную зависимость от партнера. Если такое прозвучало, надо немедленно уходить, иначе познаете все проблемы эмоциональной зависимости: навязчивость, ревность, шантаж суицидом т. д.
Решением проблемы слияния может быть выход из общего «Мы» и восстановление контактных границ с другим человеком. В отличие от слияния, здоровые отношения строятся не на потере себя, а на резонансе друг с другом. Начинаем различать, где я, а где он, через преодоление детского ужаса одиночества. Осознавать, что, даже если от меня все отвернутся, я все равно выживу. У меня как взрослого человека есть внешние и внутренние ресурсы. Одна из проверок силы «Я» – способность чувствовать себя комфортно в одиночестве длительное время, то есть получать радость от пребывания наедине с собой.
Иногда для противодействия слиянию я предлагаю следующую установку: «Мне с тобой хорошо, мне и без тебя хорошо». То есть мое «хорошо» не должно зависеть от другого человека. Как в песне Ю. СВизбора: «Уходишь – счастливо! Приходишь – привет!»
Принятие себя как данности
Итак, выделив себя для себя, мы можем создать с собой отношения такие, какие нам хочется. Но кто я такой, с кем хочу построить отношения, насколько я себя знаю? Как минимум их двое: я тот, кто живет, и я тот, кто смотрит на меня живущего. Один реально существующий (живой человек), другой – виртуальный (каким я должен быть в соответствии с системой идеалов). Последний является продуктом мыслей о самом себе. Здесь часто происходит конфликт между «думающим о себе» и реальным человеком: «реально существующий» упрямо не соответствует идеальным представлениям «думающего». Как из этого выйти?
Иногда, встретив человека с завышенной самокритичностью (большим разрывом между «я-реальный» и «я-идеальный»), я спрашиваю: «Встречали ли вы кого-то, в точности похожего на вас?» Обычно отвечают отрицательно. Действительно, у нас нет дублей, даже отпечатки пальцев у всех разные. Получается, каждый человек – эксклюзив, создание единичное, поэтому идеала вас нет и быть не может. Другими словами, каждый идеален по-своему. Поэтому вместо думанья о себе, хороший я или плохой, можно согласиться с этим фактом и принять, что я как я – идеален!
