После этих слов небольшое помещение погрузилось в задумчивую тишину. Этой невольной паузой не преминул воспользоваться Афанасьев, глядя со значением на свои командирские часы:
– Дискуссия была чрезвычайно плодотворной. Не знаю, как вам, а лично я для себя вынес из нее много полезного. Но предусмотренное Кодексом о Труде обеденное время пропускать из-за нее не рекомендуется Минздравом. А посему я, пользуясь своими диктаторско-сатрапскими замашками, объявляю перерыв. А наших гостей призываю воспользоваться случаем и посетить местную столовую, дабы воспользоваться гостеприимством наших столовых работников и иметь возможность сравнить качество питания между отраслями. Через час, прошу вас обратно для продолжения разговора.
Присутствующие весело загомонили, как стадо проголодавшихся гусей и стали вставать, попутно разминая затекшие ноги.
– А вас Игорь Олегович, – хитренько улыбаясь одними глазами, произнес диктатор, – я попросил бы задержаться на пять минуток.
Рудов бросил вопросительный взгляд на товарища, но тот только мотнул головой, давая понять, что разговор будет носить сугубо личный характер, а значит, третий будет явно лишним. А чтобы тот не сильно обижался, напутствовал его:
– Сергей Иванович, голубчик, будьте так любезны, сопроводите наших гостей. А то они в наших катакомбах не разберутся.
Но Рудов, к его чести, и не думал обижаться, понимая, что у руководителя страны могут быть конфиденциальные разговоры с кем угодно.
Глава 33
I.
Когда за последним из уходящих министров, включая Михайлова, закрылась дверь, Костюченков, как примерный первоклашка сложил руки на столе, приготовившись к серьезному разговору. В глазах промелькнула тень тревоги. Не любил военный разведчик спонтанных разговоров, к которым специально не готовился. И хотя никаких серьезных прегрешений он за собой не чувствовал, но все равно внутри присутствовало некое напряжение от неизвестности. Однако вскоре он заметил, что и Афанасьев заметно нервничает. Это было видно по тому, как слепо и бесцельно он передвигает предметы, лежащие перед ним, не решаясь заговорить первым. Решив про себя, что шеф все же находится в более нервозном состоянии, Игорь Олегович рискнул подстегнуть ситуацию, одновременно приободряя руководство:
– Говорите, Валерий Васильевич. Сами знаете, дальше меня информация никуда не пойдет.
– Да я не о том, – поморщился Афанасьев из-за того, что приходится обращаться с личной просьбой к руководству такого могущественного ведомства, как военная разведка (смех и грех). – Просто не знаю, как и с чего начать…
– С самого начала, – вновь попытался смикшировать ситуацию Костюченков.
– С самого начала – слишком долго будет, – возразил Афанасьев. – Ну да ладно. Постараюсь изложить самую суть.
Адмирал всем корпусом подался вперед, буквально навалившись на столешницу.
– В общем, так. Ты, Игорь Олегович, извини, что на «ты», просто хочу с тобой, как мужик с мужиком поговорить. Без званий и чинов, так сказать.
Дождавшись утвердительного кивка продолжил:
– Да, так вот. Ты, Игорь Олегович, наверное, тоже уже в курсах, что за неподобь приключилась в моем семействе? – пытливо воззрился он на разведчика. У того тут же отлегло на сердце, но он сдерживая облегченный вздох, не торопясь склонил голову.
– Краем уха, – подтвердил он.
– Дело некрасивое и довольно постыдное. Ну, да не об этом речь. Я о другом хотел с тобой поговорить.
– Слушаю.
– Помнишь, месяц назад, когда мы у тебя всем гамузом пребывали в Ясенево?
– Отлично помню, – закивал сухопутный адмирал.
– Так вот, после той головомойки, что устроили ваши архаровцы, довелось мне побывать в вашей местной столовой.
На этом месте Валерий Васильевич сделал паузу. Было видно, как трудно ему даются слова. Но все же он сумел быстро собраться и преодолеть неловкость.
– В-о-о-т, – протянул он, собираясь с духом и очередной порцией мыслей.
На этот раз Костюченков не стал торопить события, а смиренно и моча ждал продолжения, которое не замедлило с приходом.
– Ладно! – хлопнул ладонями по столу Глава хунты. – Нечего сиськи мять! Мы тут не кадеты. Говорю, как есть. Там, в столовой, на раздаче встретил женщину, которая меня чем-то зацепила. Я и сам понимаю, что конь уже старый, однако и подковы сдирать с меня вроде бы еще рановато. Дочери взрослые, внуки тоже уже не дети. У всех своя жизнь, а я вроде того тополя на Плющихе – ни Богу свечка, ни черту кочерга. Ну, в общем, сам понимаешь, – заглянул он прямо в глаза собеседнику, будто жалом впился.
– Понимаю, – тихо проговорил Игорь Олегович, не отводя глаз. – Как не понять.
– Да. Я и поговорить-то толком с ней не успел, да и сам был в состоянии нестояния, после твоих измывательств.
–Не моих, – вставил адмирал.
– Ладно, не цепляйся к словам, – махнул рукой Афанасьев. – Да, так вот. И поговорить-то толком не сумел с ней. Знаю только имя ее. Вероника. Да. Вероника, – еще раз с какой-то непонятной ноткой в голосе еще раз повторил он это имя, которое уже не раз произносил в течение этого месяца, лежа на одинокой подушке.
– Вероника, – эхом отозвался Игорь Олегович, отмечая про себя редкое имя женщины.
– Я бы хотел с ней поближе познакомиться, – трудно произнес он эти слова и, сделав очередную паузу обронил. – Осуждаешь?
– Да нет, – мотнул головой Костюченков, которому тоже уже было за пятьдесят с немалым хвостиком. – Не осуждаю. Кто я такой, чтобы осуждать подобные душевные порывы людей?
– И все-таки я чувствую в твоем тоне некое непонимание и осуждение, – настаивал на своем Валерий Васильевич.
– Да нет. Что ты, Валерий Васильевич? – тоже перешел на «ты» адмирал. – Какое уж тут осуждение? А только…
– Что?! – уставился на него Афанасьев. – Говори, не стесняйся.
– Еще раз говорю, не мое это собачье дело лезть в души людей. А только, зря ты Валерий Васильевич, хочешь связаться с ней, – задумчиво и как бы нехотя произнес он.
– Почему?! Ты ее знаешь?!
– Нет, – пожал плечами разведчик. – А только ты и сам должен понимать, что в таких учреждениях как наше, простых, а тем более случайных людей не бывает.
– Что ты этим хочешь сказать? Завербованная вами или из контингента «медовых ловушек»?
– Не исключено, – потупился Костюченков.
– Ну да не большая беда, – хмыкнул Афанасьев. – Чай не вражеской разведкой завербована. А я домой секретных документов не таскаю, да и с домашними на служебные темы разговоров не веду. А скоро и вообще не с кем будет и словом перемолвиться, хоть ходи по квартире и кричи «Ау!». В чем вопрос-то?
– Вопрос в том, что даже в нашей столовой работают специально подготовленные люди, вся деятельность которых направлена далеко от создания семейного уюта. Боюсь, Валерий Васильевич, что не обретешь ты с ней душевного покоя. Да и почему ты решил, что она не замужем?
– Найду или не найду, это, как говорится, из области предположений, а оно имеет спектр от минус и до плюс бесконечности, как статистика. А по поводу моей уверенности в том, что она свободна, так это не ко мне. С этим обращайся к артисту Баталову из «Москва слезам не верит». Он довольно точно вычислил женщин, находящихся в поиске. Ну, так что? Поможешь?
– Я, собственно говоря, готов, всем, чем могу, – слегка подрастерялся разведчик, – только вот не могу взять в толк, чем же помочь? Провести с ней беседу?
– Ну, что ты, ей Богу, говоришь такое, Игорь Олегович? – поморщился Афанасьев. – Какие еще беседы? Мы же не на парткоме.
– А что, тогда? – недоумевающе вскинул брови собеседник.
– Мне от тебя нужно совсем другое.
– Что?
– А вот что. Сам видишь, какой высокий и ответственный пост я занимаю. К тому же возраст у меня тоже не юношеский. Осечку в этом деле я себе позволить не могу, и временем на пригляд уже, к сожалению, не располагаю. Пост, еще раз подчеркну, у меня большой и ответственный, а значит и женщина, которая будет находиться рядом со мной, должна как-то соответствовать этому моему положению. Это я в том смысле, что у нее не должно быть никаких пятен в биографии, чтобы мне на старости лет не позориться, если ушлые журналюги на нее что-нибудь раскопают.
