– Вот это, брат, ты по нам прошелся! – удивлённо протянул Мазуров и выдохнул. – Наливай!

– Ну а что не так, Кирилл Трофимович? Я тоже так и не привык к здешнему сообществу. Вроде и проредили, но атмосфера все та же.

– И ты, Петро туда же. Да поймите вы, нельзя вот так сразу прийти и всё разрушить. Здесь столько из кабинета в кабинет, с этажа на этаж всяческих связей. Одну порвешь и там все рухнет. Люди годами налаживают отношения.

– Кирилл Трофимович, вы как хотите, – Романов смотрел на товарищей абсолютно трезвыми глазами, и взгляд был такой, что всесильный куратор оборонки, перед кем маршалы и генералы заискивали, невольно поёжился, – но я себе людей буду подбирать сам. Вот завтра и начну. Эти олухи из секретариата мне неделю необходимую бумажку сделать не могут. Информацию днями жду! Петя, вот как хочешь, но проведи сюда как можно быстрее вашу эту… «Сеть». Помогу чем могу.

– Почему только ты, – вздохнул Мазуров, – всем миром поможем. Я и военных подключил кабеля тянуть, тут же в Москве сам черт со всякой секретной и спецсвязью ногу сломит. Насекретили, понимаешь! В этом месяце получишь от меня каналы, которые можно использовать.

– Вот спасибо!

  Машеров радостно улыбнулся, улыбнулись и остальные.

– Нас скоро дружно проклинать начнут, ребята, – учил молодых товарищей самый опытный и старший из них. – Мы много кому дорогу перебежали. Начнутся интриги, подсиживание, затягивание. Так что Григорий, пожалуй, прав, надо каждому свою команду собирать и синхронизировать наши действия. Считайте, что я вам карт-бланш даю на последующие самостоятельные решения.

  Романов приканчивал уже второе пирожное, он оказался завзятым сладкоежкой.

– Вот только где брать грамотные кадры? Из нашего поколения все достойные уже состоялись, выросли до своего уровня. За нами же и нет никого. Карьеристы да технократы. Как так получилось, что не воспитали мы кадры, Кирилл Трофимович? Окунулись с головой в текучку и о главном забыли. Это ведь на самом деле и стало причиной краха в том временном потоке. Потеря идеалов, циничный реализм и в итоге развал страны.

– Значит, надо готовить. Раз потеряно поколение шестидесятых, займемся следующим. Не впервой.

– По мне так лучше уж технократы, чем откровенные перевертыши, они хотя бы дело знают. Партия пусть им указывает и контролирует.

 Мазуров вскинул голову и мрачновато глянул на Машерова.

– Не бежишь впереди паровоза, Петро? Такие вещи в Кремле двигают.

– Не бегу, Кирилл Трофимович. Партия есть и будет коллегиальной и это вопрос решенный и дополнительному рассмотрению не подлежит. Сами же голосовали на съезде.

– Я в больнице лежал, – отрешенно ответил секретарь ЦК. Да, многое тут поменялось, в характере повседневности, в головах людей. – Но следил. Это правильно, что по телевидению сделали прямой репортаж. И знаете, люди ведь смотрели. Не просто так, как обычно, для порядка. Им было на самом деле интересно. Если мы наш народ всерьез заинтересуем, то он горы свернет ради будущего.

– Пора бы уже будущее делать настоящим, – проворчал Машеров, но задумался.

– Гриша, разливай остатки. Хорошо посидели, о многом поговорили. Петро, есть у вас там в Белоруссии тихое и спокойное местечко, чтобы через месяцок собраться, и кое-что решить в более расширенном составе?

– Найдем, Кирилл Трофимович. Кто еще будет?

– Этот ваш Секретарь и еще кое-кто. Союзники. Нам остро не хватает союзников, ребята.

Настроение. 7 октября 1976 года. Фуркасовский переулок 1. Москва

Холмогорцев выскочил наружу, за ним со зловещим звуком захлопнулась тяжелая деревянная дверь казенного учреждения. Чертовы гэбисты, ничего не изменилось! Блюдут, гнетут и преследуют. И откуда только этот генерал Черкесов на его голову свалился? Бывают же такие гниды мерзопакостные. Рановато ты, парень, поверил в перемены. Ни хрена тут не поменяется пока Эти у власти. У него ведь и в самом деле есть власть, целый отдел в Пятом управлении. И он явно за нее держится. Остро захотелось закурить.

  Холмогорцев так и остался стоять на ступеньках здания и только сейчас заметил, что проходящие мимо люди в форме и по гражданке бросают в его сторону странные взгляды. Точно, стоит как дурачок под холодным ветром и держит в руках шапку! Её место на голове. Но погода и в самом деле испортилась. Еще неделю назад было по-летнему тепло. Золотая осень! И Ладога, Вася и Володя, Надя и Мариша, суета киношников. Любимое время года поэтов и романтиков.

  Но его-то романтизм остался где-то там, в совсем иной эпохе. Болван старый! Здесь же лишь стылый ветер и начавший накрапывать мерзкий мелкий дождик. Хуже не придумаешь! И оделся ведь в официальное учреждение понарядней – дурацкое пальто вместо нормальной куртки с капюшоном. Как они здесь только в таком дерьме ходят? Вон сколько послушных туловищ в темных и ужасно неудобных одеждах, идут уныло по своим никчемным делам.

  Череду мрачноватых мыслей внезапно прервал хорошо знакомый голос. Степан удивленно обернулся. На обочине напротив входа в здание остановилась серая «Волга» новой тридцатой модели, которую по слухам начали выпускать совместно с «Мерседес-Бенц». Дверца была приоткрыта и с водительского места ему улыбался человек из недавнего прошлого.

– Степан Николаевич, что мокнете? Прыгайте ко мне.

  Долго уговаривать не пришлось. Это при хорошей погоде он еще бы покочевряжился, но сейчас пахнущее свежим пластиком и кожей теплое нутро дорогого автомобиля было натуральным спасением. Как будто некая стена тут же закрылась за тобой, оставив череду неприятностей позади.

– Товарищ майор!

  Полынин улыбнулся и протянул в ответ крепкую руку.

– Уже подполковник.

– Поздравляю, – пожелание прозвучало довольно холодно. Холмогорцев тут же вспомнил пустоватые блеклые глаза генерала, да и сам преследователь всего инакомыслящего больше напоминал серого, невзрачного чинушу невысокого ранга.

– Что-то случилось, Степан?

– Да ваши коллеги постарались настроение испортить, Кирилл Тимофеевич.

– Понятно, – Полынин тут же поскучнел. Сам он был одет в модный плащ, из-под которого выглядывал серый «рабочий» костюм, на заднем сиденье лежала шляпа. Чисто выбритое лицо, запах хорошего одеколона, товарищ подполковник точно не в «поле» сейчас трудился! Видимо, все эти мысли явственно отразились на лице Холмогорцев, и Полынин в ответ ехидно улыбнулся. – Хорошо выгляжу? Так уж, извините, работа нынче такая. Приходится все больше по начальственным кабинетам охаживаться.

– Да я что, я разве против? Вы всегда мне нравились.

– У кого были, Степан?

– Генерал Черкесов вызывал. Политику партии мне втолковывал. Мол, не с теми людьми якшаюсь и забываю регулярно в органы стучать.

– Вот сволочь! – Полынин занервничал, его кисти крепко сжал баранку, обшитую кожей. – Прислали из Ленинграда сюда с повышением Пятое управление. Наслышан я уже о его дурной деятельности. Беды от него больше, чем пользы.

  Холмогорцев оживился и с интересом уставился на бывшего куратора.

– И что, даже вы ничего сделать не можете?

 Полынин медленно повернул голову.

– Да, представляешь, и мы. Контора, организация огромная и далеко не всем по нутру перемены, и вы попаданцы в том числе. Он тебе угрожал, Степа?

  Барьер отчужденности немедленно разрушился, треснул как неокрепший осенний ледок.

– Да особо нет, Кирилл. Предупреждал, грозил, но больше как-то исподтишка старался все выведать. Мутный тип. Но я в основном отмалчивался, не впервой. В будущем как-то попался на заметку нашему отделу «Э», вот те буквально клещами каждое слово из меня тащили.  Но и они обломались.

– Отдел «Э»?

– По экстремизму. Они любили, по так называемой русской статье возбуждаться, – заметив недоумение на лице Полынина, Холмогорцев пояснил. – Это за межнациональные тёрки уголовка, только сажали почему-то исключительно русских. Абреки и чуреки с Азии были лицами неприкосновенными. Там же диаспоры возбудятся, начальство будет бухтеть, одни проблемы, короче. То ли дело русского Ваньку посадить, за него никто не вступится.