Еще один движущийся образ прошлой ночи поглощает мой разум, заставляя предъякулянту просачиваться на мое бедро, и я подавляю стон. Нова трахается на подлокотнике дивана, ее сладкие ягодицы изгибаются, бедра извиваются, спина выгнута дугой, сиськи подпрыгивают, голова запрокинута. Есть мужчины в моем положении, которые платят миллионы долларов в поисках сексуальных острых ощущений, подобных тому, которое она предложила прошлой ночью, но эти мужчины никогда не удовлетворяются. Никогда не бывают удовлетворены.

Нова — воплощение того, за чем охотятся эти люди, отчаянно нуждающиеся в самореализации. Небольшое доказательство того, что чистая невинность все еще существует в этом мире. Она у меня, совсем одна.

И я слишком чертовски испорчен, чтобы обладать ею так, как она заслуживает.

Так поступил бы любой мужчина на моем месте.

Мой кулак сжимается в простыне, скручиваясь с достаточной силой, чтобы разорвать швы. Мысль о том, что другой мужчина даже смотрит на Нову, приводит меня в ярость. Какой в этом смысл, когда я знаю, что она не может быть моей? Не полностью.

У меня нет на это времени. Я не создан для этого.

Романтика и я? Я громко рассмеялся. Что за нелепая идея.

— У меня есть работа, Нова, — рычу я, вылезая из кровати и выполняя свою обычную процедуру надевания часов, убедившись, что они совпадают секунда с секундой на моем телефоне. Есть семьдесят шесть электронных писем, все они требуют моего внимания, и я планирую уделить им его. Не ей.

Так почему же я не могу заставить себя нажать кнопку, чтобы открыть свои сообщения?

Вместо этого мой взгляд прикован к зеркалу за моей кроватью. Ее ангельский образ заполняет его, и мое сердце колотится о грудную клетку, желая, чтобы я был свободен, чтобы прижать ее к себе и провести утро, трахая ее. Кормить ее, купать, дать ей поспать. Затем начать процесс заново. Мой член толстый и тяжелый в трусах, он жаждет оказаться в ее девственной киске, но мой упрямый разум удерживает меня от того, чтобы действовать в соответствии с этими побуждениями.

— О, — говорит она, слегка опуская плечи, прежде чем снова просиять. — Я могу помочь?

Я поворачиваюсь, приподняв бровь.

— Помочь мне работать?

Слишком поздно я понимаю, что теперь она может видеть мой выпирающий стояк. Ее губы приоткрываются, эти невероятные зеленые глаза широко раскрываются. Она скрещивает руки на груди, но не раньше, чем я увижу, как напрягаются ее соски.

— Эм… да. Да, я могу помочь тебе в работе. Ты знаешь, я отличный переговорщик.

Веселье приподнимает уголки моих губ.

— Да?

Она опускается в позу со скрещенными ногами в центре кровати, выглядя довольно самодовольной из-за того, что привлекла мое внимание. Она и не подозревает, что в этом не было необходимости. Я не могу оторвать от нее своих гребаных глаз.

— Мммм. Это то, что я делаю на смене в ресторане.

Я потрясен, осознав, что прошло целых две минуты, а я все еще не думал об электронных письмах на моем телефоне. Обычно я бы уже ответил на десять из них.

— Объясни.

— Конечно. — Она плюхается на бок, прижимаясь щекой к одеялу, и шарф поднимается вокруг ее бедер, оставляя ее сексуальные маленькие булочки залитыми солнечным светом. — Как я уже говорила тебе прошлой ночью, я знаю самые красивые уголки острова. Это потому, что мне нравится ускользать и навещать их, когда я должна работать.

— Довольно безответственно с твоей стороны, маленькая фея.

— Мне нравится, когда ты меня так называешь, — шепчет она, краснея.

Мой пульс учащается повсюду, бьется по всему телу.

— Почему?

— Потому что прозвище означает, что мы друзья. — Она переворачивается на спину, показывая свою киску, едва скрытую белым низом бикини, ее сиськи вываливаются сверху — и ее невинное выражение лица говорит мне, что она совершенно не осознает свою врожденную чувственность. — Мы друзья, Линкольн?

Капля пота скатывается у меня по спине.

— То, что мы сделали прошлой ночью, было не совсем по-дружески.

Ее румянец усиливается.

— Может быть, мы особые друзья.

— Да, — говорю я срывающимся голосом. — Особые друзья. — Та благодарная улыбка, которую она мне дарит, почти погубила меня. — Ты все еще не объяснила, почему ты отличный переговорщик, — быстро говорю я, беспокоясь, что если мы продолжим говорить о преимуществах нашей дружбы, я собираюсь забраться на нее сверху и попытаться узнать об этом больше. Однако этого не может случиться. Мое поведение может привести к тому, что я задену ее чувства, и думаю — нет, я знаю — это может убить меня.

— О да, — говорит Нова, кажется, наконец осознав, что шарф задран вверх, и поспешно стягивает его вниз. — В тех местах на острове, куда я хожу, самые лучшие кокосы. Ты не сможешь достать их больше нигде. Я использую их для обмена на время.

— Умно.

— Да, — вздыхает она, ее улыбка тускнеет. — Но я больше не буду этого делать. Мне следовало больше работать в ресторане. — Ее маленький подбородок напрягается. — Я собираюсь работать усерднее, как и ты, Линкольн.

— Нет, — резко говорю я, странное давление ударяет меня в грудь. — Ты не будешь работать усерднее. Ты останешься точно такой же.

Она убирает с лица копну светлых волос и встает с кровати.

— Нет, мои сестры много работают, а я просто… глупая мечтательница. Это несправедливо по отношению к ним. Пробираться тайком только для того, чтобы посмотреть красивые места — пустая трата времени.

— Это не пустая трата времени, — ворчу я себе под нос, сбитый с толку этой настоятельной необходимостью защитить Нову. Заставить ее понять, какой у нее невероятный дар, который, безусловно, не нуждается в изменении. — Дай мне десять минут, и я позволю тебе показать мне эти места. Хорошо?

Ее руки сжимаются под подбородком, в глазах плещется надежда.

— Правда?

— Да, — бормочу я, встревоженный тем, что обнаруживаю улыбку на своем лице.

Она бросается ко мне, явно намереваясь броситься в мои объятия — и что-то разбивается внутри меня, когда она резко останавливается.

— О, я… я забыла. Мне очень жаль.

— Все в порядке, — говорю я мрачно. — Я… встречу тебя внизу.

Я смотрю, как она выходит из комнаты, с чувством, довольно подозрительным, похожим на тоску.

Что, черт возьми, мне делать с этой девушкой? 

Обычно я встаю в будние дни в пять утра и провожу два часа в тренажерном зале, бегая и поднимая тяжести, но все равно едва поспеваю за Новой. И она босиком.

Сначала мы шли по тропинке с видом на скалистое побережье, ароматный воздух развевал ее волосы в восьми направлениях, ее улыбка сияла мне среди светлых прядей. Теперь я внимательно слежу за ней во время похода вверх по склону горы на южной стороне острова, задаваясь вопросом, что, черт возьми, я буду делать, если она поскользнется. Поймаю ее, конечно. Без вопросов. Если бы она пострадала, я думаю, что разверзлось бы небо.

Возможность поймать ее, однако, нервирует, когда я не прикасался к другому человеку более десяти лет, но есть и сбивающая с толку часть меня… надеющаяся, что она поскользнётся.

Чтобы я мог обнять ее.

Она стоила бы каждой унции дискомфорта. Удовольствие от нее может даже перевесить это.

— Мы почти на месте, — весело отзывается она мне, и я понимаю, что мои глаза были прикованы к ее заднице добрых двадцать минут. Белый низ бикини зажат между ее золотистыми, загорелыми ягодицами, и они безумно приподнимаются и опускаются, заставляя мои руки чесаться от желания сжать их, разделить, просунуть язык между этими упругими холмиками, чтобы узнать вкус ее девственной задницы. — Еще немного…

Я наклоняюсь и поправляю свою набухшую эрекцию как раз в тот момент, когда мы поднимаемся на вершину подъема…

И я теряю дар речи.

Мы смотрим вниз через край обрыва. Под нами радуга прорезает клубящийся туман, открывая водопад, низвергающийся на добрых двести футов в лазурную лагуну. Помимо рева падающей воды, слышны слабые звуки обезьян, играющих на деревьях вокруг нас. Я путешествовал по всему миру в деловых поездках, видел достопримечательности, города и странные пляжи. Но ничто не сравнится с этим. Ничто из этого не сравнится с этим раем, когда этот ангел сидит рядом со мной, ее нижняя губа зажата между зубами, очевидно, беспокоясь, что я не буду впечатлен.