За парнем из «Пустячка» выходит кто-то еще, девочка. Джесси, понимает Кейт. Во время разговора с Пиком дочь стоит в очень взрослой позе, положив руку на талию и выпятив бедро. Что ж, думает Кейт, ей уже тринадцать… исполнилось сегодня. Бедной милой Джесси пришлось пожертвовать своим днем рождения ради переезда и обустройства. Кейт слишком устала, чтобы придумать что-то еще, кроме как отвезти всех на ужин в «Закусочную Сьюзи», а это не ритуал дня рождения, а ритуал первого вечера на Нантакете. Однако она полагает, что по дороге домой они могут зайти в молочный бар «Остров» и съесть по мороженому.

Жалкая попытка отпраздновать начало подросткового возраста ее младшей. Кейт решает, что на следующей неделе, когда все уляжется, они с Джесси вдвоем поужинают в «Безумном Шляпнике», любимом заведении дочери.

Кейт, как обычно, запихивает чемодан в дальний угол шкафа, пытаясь не думать о том, что в один прекрасный день его снова придется собирать. Затем окидывает взглядом комнату, которая, сколько она помнит, служила ей летней спальней. Кейт жила здесь маленькой девочкой в те времена, когда Америка была счастливой и процветающей; жила здесь подростком во времена депрессии, мужчины со всего острова стучались в дверь, чтобы узнать, не нужна ли какая-нибудь помощь по дому. Именно в это время, вспоминает Кейт, они наняли Билла Кримминса для разовых поручений и его дочь Лорейн – горничной и кухаркой. Кримминсы переехали на постоянное место жительства на Нантакет, после того как Билл потерял работу на текстильной фабрике в Лоуэлле, штат Массачусетс. Жена его умерла, когда Лорейн была еще ребенком.

Кейт жила здесь в молодости, будучи супругой Уайлдера Фоли с его маниакально-депрессивным расстройством, патологической лживостью и бесспорной притягательностью. Она помнит, как долгими ночами сидела у окна, ожидая возвращения Уайлдера, а он допоздна зависал в баре «Сундук боцмана». Кейт жила здесь с тремя оставшимися без отца детьми ужасным летом 1953 года. Лорейн Кримминс сбежала в Калифорнию, и Кейт провела большую часть июля и августа с малышами без всякой помощи. Она вырезала бумажных кукол с Блэр и Кирби, учила старшую ездить на велосипеде по Пламб-лейн, копала с Тигром ямки в песке на Степс-бич, плача за огромными солнечными очками. Затем она жила здесь как жена Дэвида Левина, еврейского адвоката, которого Экзальта так и не приняла, несмотря на то что он был добрым, солидным человеком – настолько же хорошим, насколько Уайлдер был безрассудным и непредсказуемым, – готовым взять на воспитание троих чужих детей и обращаться с ними так же, как со своей родной дочерью Джессикой. И вот Кейт уже сорок восемь лет – возраст, который она ощущает только в месте, объединяющем все ее разные жизни, в этой комнате.

На комоде стоит фотография семьи, сделанная в дюнах Степс-бич: в центре заднего ряда Кейт и Дэвид, слева от них Блэр и Ангус, справа Кирби, а впереди сидят Тигр и Джесси. Все улыбаются и сияют летним загаром: светлые волосы, смуглая кожа. В тот день за обедом Экзальта выпила слишком много «Хендрикса» с тоником и заснула, пропустив экскурсию на Степс-бич. Кейт, честно говоря, рада, что матери там не было. Это ее семья, она ее глава. Кейт изучает свое лицо, и ее сердце разрывается: как же наивно было чувствовать себя в безопасности.

«Бывали же деньки, мой друг, казалось, навсегда».

Отсутствие Тигра – это временно, уговаривает себя Кейт. Надо верить в Билла Кримминса. Она сделает все возможное, чтобы мальчик почувствовал себя желанным гостем, и будет вознаграждена по заслугам. Мистер Кримминс найдет способ вернуть Тигра домой. Семья воссоединится.

[19]

Температура в Бостоне – около двадцати семи градусов, а Блэр в самом начале третьего триместра, однако уже выросла из всей одежды для беременных. Она помещается в одно-единственное платье. Оно смахивает на желтый цирковой шатер, но выбора нет: Блэр надевает его всякий раз, выходя из дома, а появляться на улице старается пореже.

Ангус согласился доплачивать за доставку продуктов из «Сейвенорса» и не возмущался стремительно растущим счетом за электричество: Блэр держит кондиционер включенным двадцать четыре часа в сутки. В квартире холодно, как на Северном полюсе, но Блэр все равно потеет. Она сидит перед телевизором, не отрывается от ситкомов и один за другим поедает бутерброды-гриль с сыром и карамельные пудинги.

Ангус сквозь пальцы смотрит на дополнительные расходы, но Блэр это кажется не проявлением доброты, а признаком нечистой совести. Муж не хочет говорить, где пропадал в тот день, когда она устроила сюрприз в офисе. Упирается, что ходил на встречу, хотя причины трижды называл разные и не сумел объяснить, почему его волосы были взъерошены, а пиджак неправильно застегнут.

Еще Блэр показался подозрительным один телефонный звонок. Она сняла трубку в квартире, и спокойный мелодичный женский голос попросил позвать мистера Уэйлена, а ведь все в Массачусетском технологическом институте называют Ангуса доктором Уэйленом или профессором Уэйленом.

Блэр по наитию сказала:

– Извините, его сейчас нет дома. Это Джоанна?

Женщина повесила трубку.

Однажды июньским утром звонит телефон. Ангус отвечает по кухонному аппарату, и в то же мгновение Блэр поднимает трубку рядом с кроватью. Она лежит в одном белье под тонкой простыней, мрачно ждет, пока муж разогреет ужин и принесет, будто гостиничную доставку в номер, чтобы поесть перед телевизором.

– Алло? Резиденция Уэйленов, – говорит Ангус.

– Мистер Уэйлен? – произносит серебристый голос. – Это Трикси.

В один миг Блэр осеняет: муж не знает, что она подслушивает.

– Трикси, – отвечает Ангус, – послушай. Мне жаль, что сегодня все так получилось. Случились проблемы на работе, но… я бы хотел встретиться завтра.

– Все в порядке, но мне придется выставить счет за сегодняшний день.

– Да, – говорит Ангус. – Разумеется, я все понимаю. – Блэр едва удается сдержаться и не ахнуть. Ангус откашливается: – Дорогая, ты на линии? – Пауза. – Блэр?

Она нажимает на пластмассовый рычажок и отключается. Затем аккуратно кладет трубку и откидывается назад, изображая, как ей кажется, беременную дремоту.

Через секунду Ангус стучит в дверь, и до Блэр доносятся смешанные запахи солсберийского стейка, гороха и яблочного пирога.

– Дорогая?

Блэр не открывает глаза. Ангус встречался с девушкой по вызову, проституткой. С одной стороны, слава богу, что это не Джоанна с бирюзовыми тенями для век, любительница «Зайчонка Пэта», и даже не роман со студенткой университета.

С другой стороны, от мысли о том, что Ангус спит с проституткой, ее тошнит. Это так мерзко, так недостойно. Он платит за секс! Возможно, муж давненько покупает услуги продажных женщин. Теперь-то ясно, как он стал таким искусным в спальне. А что насчет болезней? Неужели Ангусу действительно плевать на Блэр и их еще не родившегося ребенка?

Трикси, думает Блэр. Даже хорошо, что соперница обрела имя. Проститутку зовут Трикси.

Пока Блэр ждет следующего загадочного звонка, дни становятся все жарче. Заходит попрощаться Кирби. Она собирается провести лето на Винограднике Марты вместо Нантакета. Блэр никак не возьмет в толк.

– Пора сбежать из-под мамочкиного контроля, – объясняет Кирби. – Настало время вырасти.

С этим Блэр искренне согласна. Кирби не хватает дисциплины. Кажется, сестра готова направиться куда ветер подует. Не стоит разочаровывать ее, что быть взрослой – совсем не так весело, думает Блэр.

– Решила стать горничной? – спрашивает она. – А получше работы не нашлось?

– По крайней мере, я-то работаю, – парирует Кирби.

Она пробегает глазами по постели Блэр: упаковки от еды, пустые стаканчики из-под пудинга, телегид и экземпляр «Машины любви» Жаклин Сюзанн. В наши дни это считается литературой.