Современная сосредоточенность на эмпирических и объективных открытиях, совершаемых левым полушарием мозга, несомненно, принесла человечеству величайшие блага. Она расширила наши умственные и физические горизонты, значительно улучшила понимание мира, резко снизила уровень человеческих страданий, позволила большему, чем когда-либо, числу людей наслаждаться физическим и эмоциональным благополучием. Однако современное образование все более склонно ставить в центр внимания естественные науки и отодвигать на задний план то, что мы называем науками гуманитарными. И об этом можно только пожалеть: ведь это значит, что мы все более и более развиваем одну половину своих умственных способностей в ущерб другой. Игнорировать логику, анализ и рациональное мышление, за которые отвечает левое полушарие, было бы безумием. Однако психологи и неврологи утверждают: чтобы безопасно и творчески функционировать в мире, нам необходимо гармонично соединять активность левого полушария с активностью правого.

Левое полушарие по природе склонно к состязательности – и к излишней самоуверенности, поскольку работа правого полушария в основном проходит мимо него. Но правое полушарие обладает более глубоким и полным взглядом на реальность, которую, как мы уже видели, мы никогда не сможем понять в полной мере; ему ближе, чем левому, все материальное и телесное. Левое полушарие необходимо для выживания, оно дает возможность исследовать то, что нас окружает, и им управлять; однако оно способно работать лишь с абстрактной «выжимкой» из той сложной информации, что передает ему правое. Правое полушарие менее сосредоточено на себе – и потому мыслит реалистичнее левого. У него более широкий взгляд на мир, оно способно «держать в голове» одновременно несколько разных представлений о реальности и, в отличие от левого, не делает безоговорочных выводов на основе абстрактных суждений. Правое полушарие, настроенное на восприятие Другого – всего, что отличается от нас, – внимательно и чутко к отношениям. В нем обитают сочувствие, сострадание и наше чувство справедливости. Способное встать на точку зрения другого, оно сдерживает наш природный эгоизм[5].

Две половины нашего мозга, как правило, работают в тандеме, их функции тесно переплетены; однако случаются в истории периоды, когда люди склонны развивать одно полушарие более, чем другое. Например, вплоть до недавнего времени исследователи мозга именовали правое полушарие «меньшим»: в этом выражалось наше современное предпочтение рационального, аналитического мышления. Однако на всем протяжении истории художники, поэты и мистики бережно хранили и возделывали прозрения правого полушария. Задолго до того, как специализации двух половин нашего мозга были вполне исследованы, американский философ Уильям Джеймс (1842–1910) писал, что наше повседневное рациональное сознание – лишь один из видов мышления. Существуют и другие модусы восприятия, отделенные от него тончайшей завесой – модусы, в которых законы, управляющие нашим повседневным мышлением, на время теряют свою силу. Джеймс был убежден: чтобы вполне познать себя, нам требуются «пиковые» переживания, возникающие тогда, когда обычное (левополушарное, как сказали бы мы сегодня) сознание отключается[6]. Нам известно, что с самых ранних времен некоторые одаренные индивидуумы культивировали то, что мы бы сегодня назвали правополушарным сознанием – и воспринимали несказанное единство всего сущего в его целостности. Некоторые из этих пророков, поэтов и провидцев выражали свои прозрения в писании; другие следовали писанию и им вдохновлялись. Эти люди не были ни невеждами, ни безумцами. Они использовали свою природную способность – и приходили к важнейшим прозрениям, ключевым, как мы увидим далее, для самого существования человечества.

Именно правое полушарие мозга сподвигло неизвестного скульптора создать человекольва: увидев глубинное единство всех вещей, он сумел воспринять и таинственную связь, каким-то образом сопрягающую свирепого пещерного льва с хрупким и уязвимым Homo sapiens. На всем протяжении человеческой истории члены охотничьих племен не воспринимали биологические виды как нечто жесткое и застывшее: в их представлении человек мог превратиться в животное, животное – принять человеческий облик, а шаманы поклонялись зверям как посланникам высших сил[7]. Вырезанный из бивня мамонта – крупнейшего животного в регионе, – человеколев смотрит внимательно и пристально, и этот взгляд подсказывает нам, что он сродни своим почитателям-людям. В пещере Штадель два, казалось бы, разных вида слились воедино – и люди преклонялись перед этим гибридом, видя в нем нечто божественное. Эти охотники не поклонялись «сверхъестественному» божеству. Скорее, в человекольве – как и в таинственной фигуре из лабиринта пещеры Труа-Фрер – они почитали двух смертных земных созданий, слитых в одно и потому уподобившихся богу. Человеколев бросает вызов некоторым современным концепциям Священного, покоящимся на представлении о далеком, отдельном и всемогущем Боге-Творце. Но, будь трансцендентное просто далекой реальностью, находящейся «где-то там», которую если и можно уловить, то лишь на мгновение – «религия» никогда не завоевала бы множество человеческих умов и сердец. Далее мы увидим: почти все писания, которые мы будем рассматривать, настаивают, что люди должны открывать божественное и в самих себе, и в мире, в котором живут; они утверждают, что каждый человек причастен абсолютному и, следовательно, неограниченному потенциалу. На протяжении столетий люди говорили об «обожествлении», «просветлении», «обожении» – прозрение, исходящее из правого полушария нашего мозга, для которого сакральное и профанное неотделимы друг от друга. Это не означает, однако, что то, что мы именуем Священным или Богом – лишь «заблуждение», наше психическое переживание и только. Мы еще увидим: пророки, мистики и провидцы, искавшие подобных переживаний, настаивали, что в них отражается непостижимая Реальность, лежащая за гранью всех наших представлений. Однако, не воспитывая в себе холистическое правополушарное восприятие, мы бы вовсе не могли воспринять трансцендентное или даже его помыслить.

Итак, человеколев выражает еще и заложенную глубоко в человеке жажду преображения. Люди не просто ищут трансцендентных переживаний – скорее, они стремятся познать трансцендентное и каким-то образом стать с ним единым целым. Им не нужно далекое божество; они стремятся к преображенному человечеству. Далее мы увидим, что это важная тема писания: люди хотят «вырваться» из пут страдания и смерти и ищут способы этого достичь. Нынешний человек не столь амбициозен: мы просто хотим похудеть, укрепить здоровье, стать моложе и красивее, чем мы есть. Мы чувствуем, что под покровом нашего прискорбно несовершенного «я» прячется иной, «лучший вариант себя»: нам хочется быть добрее, храбрее, остроумнее, харизматичнее. Но писания идут дальше: они настаивают, что каждый из нас может стать Буддой, мудрецом, Христом или даже богом. Американский ученый Фредерик Стренг дает такое рабочее определение религии:

Мифы, ритуалы, священные тексты и этические практики религии вместе составляют план действий, согласно которому «люди выходят за грани обыденности и соединяются с истинной и предельной реальностью, способной спасти их от разрушительных сил повседневного существования»[9]. Живя в присутствии предельно реального и истинного, люди обнаружили, что это не только помогает им выдерживать сокрушительные удары жизни, но и наполняет саму жизнь новой глубиной и целью.