Валентин Вишневецкий
Шальные рассказы
Грибы.
Свежесть раннего сентябрьского утра заставила Митьку съежиться, нервно передёрнув плечами. Ночью опять шёл дождь. Прозрачные капли воды блестели в лучах восходящего солнца, на стеблях высокой, давно не кошеной травы. Митька вытащил из кармана мятую пачку «примы». В ней сиротливо лежал заботливо оставленный со вчерашнего вечера окурок. С наслаждением втягивая в лёгкие табачный дым, Митька начал оглядывать двор. Высокое деревянное крыльцо, местами прогнившими на полу досками, пристроенное к старой деревянной избе открывало ему отличный вид на покосившийся от старости сарай, заваленный непонятного происхождения хламом двор и неровные ряды грядок огорода, по которому, высоко выставив вверх толстый зад, обтянутый черной юбкой, передвигалась его жена.
– Помочь может? – спросил хриплым с похмелья голосом Митька, остановившись у края огорода.
Женщина продолжала копать, никак не отреагировав на предложение мужа.
– Доброе утро, Галя! – ещё громче сказал Митька, ничуть не обидевшись на такое невнимание.
Женщина разогнулась, грозно перехватив двумя руками лопату.
– Уйди подлюка, – гневно закричала она, высоко замахнувшись на Митьку лопатой – сгинь с глаз моих алкаш проклятый. И когда ты уже издохнешь от своей барматухи, падаль ты этакая.
– Да чего ты, чего? – вскрикнул Митька, отскакивая на всякий случай на безопасное расстояние от разъяренной супруги.
– Что? – сделав вопросительное лицо, спросила жена – трубы горят, похмелиться хочешь?
– Ну, действительно хреново, Галь! – с надеждой в голосе проговорил Митька.
– А вот тебе – жена с яростью ткнула ему в лицо крепко сжатую дулю, на которой как остриё копья торчал длинный черный от земли ноготь.
– Вот похмелись, попробуй! Всё и так в хате пропил, помощи никакой! Сволочь, да и только! – и не ожидая ответа, опять стала выкапывать картошку.
Митька вернулся на крыльцо, в задумчивости почёсывая взъерошенную голову. Организм отчаянно требовал алкоголя!
В свои сорок три года он успел окончить сельскую школу восьмилетку, отсидеть три года за кражу колхозных поросят, жениться, сделать двоих сыновей и семь раз побывать в ЛТП, куда, за беспробудные пьянки и скандалы, его систематически отправляла то жена, то местный участковый.
Сочно потягиваясь всеми четырьмя лапами, из старой опрокинутой на бок корзины, вышла рыжая, пушистая кошка. Усевшись на краю крыльца, она стала умываться, грациозно вытирая лапкой усатую мордочку.
«Пойду ка я за грибами!» – вдруг осенило Митьку – «а грибы на трассе продам! Сосед вчера два ведра боровиков принёс, вот и деньги на вино и курево будут!»
Он схватил корзину, нагретую кошкой, сунул босые ноги в старые, дырявые резиновые сапоги и вышел из хаты.
Деревня, где жил Митька, находилась не далеко от одной из главных трасс, по которой автомобили пересекают республику с юга на север. Сосновый лес, застланный пушистым мохом, каждую осень давал богатый урожай лисичек, маслят, подосиновиков и боровиков. Толпы приезжих горожан, начиная с конца августа, рыскали по лесу с корзинами, вырезая всё в радиусе нескольких километров от просёлочных дорог.
Как человек, который с детства вырос в этих лесах, Митька знал места, в которые простые грибники, боящиеся далеко отходить от своих машин, практически никогда не забирались. Заветные полянки, покрытые желтыми шляпками белых крепышей, влажные овраги с трухлявыми пнями, обросшими огромными колониями осенних опят, берёзовые рощи, где из-под начавшей опавшей листвы торчат коричневые подберёзовики.
Идти пришлось долго. Громко ругаясь от мучавшего его похмелья, он со злостью сбивал палкой попадавшиеся на пути зонтики и сыроежки и аккуратно срезал все чаще встречающиеся боровики. Холодные капли ночного дождя щедро скатывались с мохнатых елей и высокой травы, окончательно промочив Митьку до нитки. Он замёрз. Но и корзина была практически полная. Жутко хотелось курить.
«И этого хватит» решил он и повернул обратно.
Обратная дорога оказалась намного труднее. Порядком устав, Митьке пришлось тащить через буреломы и болота, приличного веса корзину с грибами. Он несколько раз садился отдыхать, но требующая алкоголь утроба, заставляла снова подниматься и идти, сочно чавкая босыми ногами в промокших дырявых сапогах.
Когда до заветной трассы оставалось уже с километр, Митька снова обессилено свалился на пень. Измученный алкоголем организм отказывался выдерживать такие нагрузки. Немного отдышавшись, он отчетливо услышал приглушенную музыку, доносившуюся из зарослей орешника. В музыкальный ритм вплетались громкие женские стоны. Митька вытянул шею и прислушался. Звуки не прекращались. Он взял корзину и стал аккуратно, стараясь не шуметь, продираться сквозь густой орешник.
На небольшой поляне, со всех сторон заросшей кустами, стоял большой серебристого цвета внедорожник. На заднем сидении металась и стонала девушка, разбрасывая по салону копну светло рыжих волос. Из открытого окна отчетливо были слышны её страстные стоны, которые не могла заглушить даже громко включенная музыка. Она, то выбрасывала тонкие руки в стороны, то обнимала ими абсолютно лысую голову мужчины, которая была видна Митьке через заднее стекло автомобиля. Вытянув до предела шею, и от удивления открыв рот, Митька с интересом всматривался в происходящее, напряжённо ловя малейший звук, доносящийся из открытого окна.
Вот девушка остановилась, возбуждённым взглядом посмотрела на лысую голову, закинув тонкие руки, собрала в пучок растрепанные волосы и нырнула вниз, в глубину машины.
«Это куда она?» разочарованно сам у себя спросил Митька «Это что она там делает!?»
В стекле он видел только лысую голову, которая если не считать лёгкого покачивания, практически оставалась без движения.
«Ну, куда ж ты» вытягивая шею, Митька топтался скользкими сапогами в своём укрытии пытаясь заглянуть в салон автомобиля. Резиновые сапоги скользили по сырому валежнику, с хрустом ломая тонкие ветки.
Вдруг дверь машины резко открылась и из неё выскочила абсолютно голая рыжая девушка. Аккуратно ступая по траве босыми ногами, она добежала да края кустов где обалдев от неожиданности замер Митька, и повернувшись к нему спиной начала писать, придерживая через плечо свою огненную прическу.
Тело её было покрыто мягким южным загаром. Кожа на спине была мокрая от пота. Тонкие змейки прилипших к коже кучерявых волос сбегали на стройную талию. Над упругими ягодицами раскинулась витиеватым рисунком цветная татуировка.
Девушка была так близко, что Митьке захотелось дотронуться до неё. Безсознательным движением он протянул руку к разноцветному рисунку на спине у девушки. Хруст обломившейся под ногой ветки заставил девушку вскочить и резко обернуться.
– Ааа …– звонко закричала она, увидев перед собой барахтающегося в кустах Митьку.
– Тихо дочка, тихо – испуганно залепетал Митька, пытаясь в неконтролируемом порыве закрыть её рот.
– Ааа… – ещё громче заверещала девушка – Серёжа! И, пытаясь прикрыть наготу руками, юркнула в машину.
Вместо неё из машины выскочил небольшого роста мужчина с абсолютно лысой головой. Толстые накаченные руки, прикрепленные к мощному торсу, говорили о большой физической силе. Из одежды на нем был только большой золотой крест, лежащий на заросшей черными волосами груди.
– Ты кого тут пасёшь? – громко крикнул мужчина, злобно смотря на Митьку.
– Да я грибы вообще-то, того! – испуганно залепетал Митька и в оправдание даже неловко взмахнул корзиной.
– Ну и долго ты тут грибы того? – мужчина угрожающе приближался. Митька испуганно моргал глазами, прижимаясь спиной к кусту.
– Да не…а – Митька ещё плотнее вжался в куст.
– Какие нафиг грибы, ты здесь собираешь!?
– Да разные там грибы – залепетал Митька – маслята, там … ну и другие тоже.
Со страху он не смог вспомнить ни одного названия, кроме маслят.