– Взаимодействие с общественными объединениями граждан станет курировать. Совершенно новый департамент только что создали.

– Под него нарочно?

– Не знаю. Папаша его – какая-то мутная личность. Я его видела один раз. Очень давно. Они с тетей Наташей и не живут вместе. Был в то время каким-то номенклатурным вроде.

– Олигарх теперь?

– Не исключено. А может, Вадик сам себя двигает. Сейчас такие особенные мальчики всплывают.

– Думаешь, он того?..

– Черт его знает. Может, в коня влюблен или не определился еще. Знаешь, под тридцатник, а всё с мамочкой под ручку ходит и, похоже, девственник.

Порядок! В воздухе витала жажда порядка во всем, что касается частной и общественной жизни, экономики, политики. Заговорили о формировании среднего класса – страна вышла из кризиса и зашагала в ногу со всем миром. «Наличие среднего класса обеспечивает стабильность любого общества», – вещали телевизионные люди в хороших костюмах и чистой обуви. Одинаковые внешне, совпадающие в суждениях до точки, они будто переходили из студии в студию, чтобы, развалившись в модерновых креслах, убеждать друг друга в правильности пути, по которому идет страна. В полночном эфире еще кипели страсти дискуссионных клубов, а предметов для споров почти не осталось. Теперь уже все будет хорошо, осталось только внести законопроект и своевременно обеспечить инвестиции. Но главное – навести порядок, обеспечить порядок и поддерживать порядок неукоснительно. Представление о порядке еще не сложилось – вот в чем был фокус. Каждый вкладывал в слово собственный смысл.

Теми угрожал транспортный коллапс. Всего за два года численность автомобилей в Темской области увеличилась в три раза. Основная часть прироста пришлась на областной центр. Население накупило иномарок. «Мерседесы» и «тойоты» ночевали возле фабричных общежитий, ставших доходными домами. Обитатели городских трущоб утратили надежду обрести достойное жилье, однако им хватало денег выплачивать кредит за «ниссан патрол», а то и «кадиллак», пожилой, но в приличном состоянии. Самой востребованной недвижимостью года стали гаражи.

«Постоянное организованное парковочное место имеют только 30 процентов автомашин, – писала Тамара Меркушева в аналитическом обзоре. – В зависимости от качественных характеристик стоимость гаража в центральной части города составляет 200–350 тысяч рублей, стоимость машиноместа в подземном гараже колеблется в пределах 450–550 тысяч рублей».

Спрос возрастал. Люди стали неплохо зарабатывать. Истерическое стремление иметь хоть какие-то деньги любой ценой сменилось стремлением достичь устойчивого благополучия.

В Теми строили – еще в советское время начали, но теперь не оставалось сомнений, что достроят, – великолепный бассейн, спортивный комплекс с трибунами, прыжковыми вышками, набором саун и тренажерными залами. Объект считался пусковым. Пресс-служба губернатора давала еженедельные репортажи со стройплощадки. Комплекс сравнивали с Олимпийским бассейном в Москве, гордились, что он уступает московскому совсем немного. Тамара на пресс-конференции, посвященной завершению очередного этапа «великой стройки», поинтересовалась, зачем Теми спортивный комплекс, уступающий объекту, построенному четверть века назад. Застройщик стал сбивчиво объяснять про документацию, составленную еще в те времена, когда… Руководитель пресс-службы его остановила:

– Вы не понимаете, где Москва и где Темь? Разницу почувствуйте!

Коллеги – а присутствовали в основном молодые репортеры – охотно почувствовали разницу и посмотрели на Тамару так, будто она пукнула посреди комнаты. Посмела испортить приятный разговор неприятным вопросом! Кто ей позволил?!

Только успела войти в редакцию, а там ждет, на стуле вертится директор по рекламе с просьбой не ставить этот фрагмент в репортаж: звонили из мэрии.

– Переполошились! – похохатывал директор. – Ох, Меркушева, ох, остра! Обещали оплатить сюжет по оптовым, правда, расценкам. А так-то он бесплатно прошел бы в новостном блоке. Ну, зацепила!

– Пусть сначала подпишут заявку, а то мы их удовлетворим, а они нас – нет. Я пока этот фрагмент держу. Если не заплатят, поставлю в итоговый выпуск.

– Послали уже курьера. Подпишут, как милые.

Инна Эдуардовна Бельская понимала, что репортаж с вопросом про устаревший проект смотрелся бы выигрышно. Однако и Тамара понимала, что отказываться от денег неразумно. Допустим, покажет она в эфире беспомощную реакцию застройщика и реплику «Темь – не Москва». Что от этого изменится? Она, конечно, мастер задавать неудобные вопросы. Если кое-кто готов доплачивать ей за молчание, то почему бы и не промолчать в эфире на этот раз? Так надо для порядка. Ощущение неотвратимого упорядочивания и усовершенствования жизни отдавало новизной и тревогой. Все ли будет так хорошо, как видится?

В тот день тревогу ее подогрел призрак из прошлого. Бывший муж появился на проходной телекомпании. Он постарел и облез. Буквально! Его по-прежнему длинные локоны, очевидно, помытые ради визита, обрамляли проплешину на темечке и едва скрывали потертость на затылке.

– Где твои зубы? – спросила Тамара, заметив, как бывший муж, улыбаясь, прикрывает рукой рот. Спросила и пожалела об этом. Юрику будто лампочку внутри включили. Он принялся оживленно рассказывать про ДТП, в которое попал «с нормальными пацанами», уходя от бандюков. Та еще была погоня! Судя по тексту, Юрик часто смотрел боевики. «Значит, там, где он живет, есть телевизор», – сделала вывод Тамара. Теперь уж она читала его мысли как с листа, а мыслил он радостно. Явившись сюда, хотел денег просить на одежду, а теперь сообразил попросить на зубы. На зубы получалось куда больше, и даже если она даст только половину… Радовался он зря. Тамара достала из кошелька двести рублей.

– Это всё? У тебя нет больше?

– Тебе мало на хлеб с маслом?

– Дак хотелось бы еще по мелочи…

– Мелочи сейчас посмотрю. Вот шестнадцать копеек. Прощай. Здесь тебя не ждут. В следующий раз выставят вон. Я внесла тебя в черный список, не сомневайся. – Юрик хотел еще что-то рассказать. – Иди. Мне некогда.

– У меня еще просьба. Я документы восстанавливаю. Паспорт, все такое. Если бы ты подтвердила мою личность… И еще прописку, хотя бы временную регистрацию… Всё отняли, я без документов совсем. Ты не представляешь, что такое современное рабство.

– Не ушли от проклятой погони? – Тамара наблюдала, как бывший муж переваривает строчку из старинной песни, чтобы сделать из нее выгодный для себя сюжет. Не успел. Она усмехнулась:

– Юра, твои басни не становятся интереснее год от года.

– Столько лет не виделись, неужели ты…

– Ужели, ужели. Пой, птица Сирин, в райских кущах, а я затыкаю уши.

Тамара теснила призрака, выставив вперед руки, но не прикасаясь к нему. Юрик пятился до двери и, уже оказавшись на улице, через прозрачную стену сделал какой-то жест, выражавший надежду. Махнул рукой и еще оглянулся, уходя.

Дежурный посмотрел вслед неудачнику, «внесенному в черный список». На самом деле списков таких не водилось.

– Кто это, Тамара Павловна?

– Человек из прошлого, можно сказать, родственник, очень дальний. Точнее, очень давний.

– Жалко его. Потрепала жизнь.

– Хм, всех не пережалеешь. А двести рублей его поддержат.

Призрак растворился, оставив странное послевкусие, что-то вроде непризнанной вины. Тамара давно все объяснила своей Вике-Нике-Веронике про папу и много раз объясняла снова. С возрастом дочь становилась разумнее и сама задавала правильные вопросы, уточняя особенности отношений родителей друг с другом. Ее занимала склонность отца спонтанно придумывать нелепые истории по любому поводу.

– Он мог бы стать писателем, раз уж такой фантазер!

– Он не фантазер, он врун, и это патология. Опасная, хотя сначала кажется смешной. С таким человеком нельзя состоять в отношениях. Он непредсказуемый.