– Да не-е, – усмехнувшись, ответил капитан, подцепляя то сало и кладя его на хлеб, – это мы перед тем, как убийство первое еще произошло, пастуху из Моховки, деду Михею, помогли в лесу заплутавших коровок найти. Дед-то старый совсем, приснул видно, а скотина-то и побрела сама без надзора, куда глаза глядят. Тот и всполошился, но быстро нашелся, где помощь искать. Благо, что Моховка, хоть и лесом окружена, но до слободы недалече. Кинулся к нам. Как телегу-то не разбил, да сам не расшибся – так гнал! С грохотом и подкатил. И ну орать от дверей: " – Помогите, Христа ради, господа милиционеры!"

Лиза хмыкнула и опустила глаза, видно вспомнила заполошного деда. Ну, а то! Пожалуй, заголосишь тут, да и в ноги упадешь, и уж точно всех, кто может помочь в таком деле, господами величать станешь! Даже товарищей милиционеров. Ведь за коровку-то, тем более за двух, односельчане покалечить могут, и на возраст престарелый не поглядят. А уж если колхозное стадо-то было, тут можно и голову не сносить, по военному-то времени. Так что деда я понимал, и испуг его тоже.

– Вот, он и принес два куска. Откуда оно у него – не ведаю, может запасы с довоенных времен еще, где в погребе имелись. С первого-то шмата и вовсе ржавь счищали. Но ты ешь, не бойся, проверено уже – доедаем поди, да Лиз?

– Угу, – кивнула та, – еще на разок, может, два, осталось.

– Вот она и приняла, – мотнул на нее головой капитан, – я-то это дело не очень одобряю, у народа благодарность харчами брать.

– Да дедушка Михей просил очень, все боялся, что побрезгуем…

Лиза не успела договорить, как ее слова прервал громкий стук закрываемой двери, донесшийся откуда-то из задней части здания. Следом раздался топот быстрых шагов, и в приемную влетела… старушка.

Странная такая старушка… вроде и горб при ней, и лицо морщинистое, как вяленое яблоко, и плат темный на самые глаза, но вот резвая какая-то она была не по возрасту – порывиста в движениях, шаг большой, четкий, да и при всей старческой сгорбленности, создавалось впечатление, что она… держится прямо.

Разглядев меня, странная старуха резко остановилась и выдала " Ой!" звонким, совершенно девчоночьим, голосом.

– Вот, Наталья, – повернувшийся в ее сторону Михаил Лукьянович, принялся ей укоризненно выговаривать, – сколько раз тебе говорить, чтоб в отделение заходила внимательно – а вдруг, кто из посторонних будет?!

– Да я спешила так…

– Спешила она… вот талантливая ты актриса, но терпения тебе не хватает, и внимательности. Ты ж пока в милиции работаешь, а не в театре служишь, и можешь однажды нам так все дело завалить – у тебя ж сцена не сразу за кулисами заканчивается, а только, считай, в гримерке! Тем более что было уже однажды, как ты почти не раскрылась… это когда драка возле бараков случилась, а мы здесь уже показания с участников снимали, помнишь? Хорошо, что хоть мужики те в подпитии были, да не особо внимание на окружающее обращали!

– А сейчас? – аккуратно спросила девушка… та, что сержант с артистическим талантом, как понял я.

При этом, на меня она смотрела настороженно, выглядывая из-под надвинутого на лоб старушачьего платка.

– Это, – наш общий начальник, обернулся ко мне, – новый сотрудник отдела… на место Володи… гхм, Владимира Прокопьевича прибыл. Старший лейтенант Горцев Николай Алексеевич.

– Сержант милиции, Наталья Вольная! – отрапортовала «старушка», представляясь мне.

– Так, а теперь за стол, и рассказывай, что там в городе, на пристани, – велел капитан.

– Ой, можно я сначала переоденусь и умоюсь, а то лицо и руки сильно зудят… да и не была я на пристани, Прол Арефьич сюда меня сразу отослал, сказал, что все равно в бабкиных тряпках от меня толку мало будет, – попросила девушка и почесала щеку. А потом зацепила кожу ногтем… и стянула целый лоскут.

– Фу, Наташ! Иди, умывайся уже! – возмутилась на это действие Лиза.

– Да ладно, чё особенного? Ужика линяющего что ль не видела?!

– Ужика видела… но сейчас я кушаю… – отозвалась ее собеседница.

Но Наталья ее уже не слушала, а развернулась и побежала бегом, куда-то в сторону парадных дверей. А через полминуты, где-то за стенкой в той стороне, зажурчал звук льющейся воды. Наверное, водопровод у них в ту комнатку возле передней был проведен, в бывшую привратницкую.

– Она вообще-то молодец, – сказала мне Лиза, – никогда из роли не выбивается в ответственный момент. Это она видно действительно сильно спешила из нижней слободы.

– Хорошо грим и костюм подобрали, – кивнул я в ответ, – я сначала и не сообразил, что старушка не настоящая, даже когда влетела сюда как молодая.

– А с этим нам Альберт Ирживич помогает, – стал объяснять мне чудеса перевоплощения своей сотрудницы Михаил Лукьянович, – это бывший руководить самодеятельного театра, я упоминал сегодня про него. Сейчас-то как-то не до театров стало, да и артисты нынче кто где… а он старик деятельный, на месте ему не сидится, вот и взялся нам помогать на правах консультанта. Кем уж он точно при театрах в столицах был – не ведаю, говорит, что антрепренером, но думается, что много кем побывал. Уж больно сведущ он во всех этих актерских тонкостях.

– А не боитесь стороннего человека привлекать? – спросил я.

– Ну-у, у нас-то, по сути, и выбора не было, – протянул капитан, – городок маленький, новый человек, тот, что на постоянное место жительство прибывает, быстро узнаваем становится. Порой и недели не пройдет, а все уж знают, кто он, откуда и чем занимается. И уж нас-то точно все в лицо знают. А в работе такое иногда мешает – нужно что-то узнать, рассмотреть попристальней, не привлекая к себе внимания. Поговорить с кем-то, как вновь. Так что, когда Наташа с этой идеей пришла к нам с Арефьичем, мы, подумав, ее приняли. А Альберт Ирживич себя пока только с хорошей стороны зарекомендовал. Никто от созданных им и исполненных Наташей старушек, парнишек, разбитных цыганистых девиц… – замолк, видно вспоминая, а потом все же спросил у Лизы: – Кто еще-то был?

Та с готовностью дополнила:

– Обездоленная монашка была… Наташу тогда чуть отец Кирилл не раскрыл, в божественном-то она ничего не понимает, комсомолка же.

– Вот, я и говорю, ту монашку только дьякон наш и смог заподозрить, а все остальные жалели, помогали, а главное, разговаривали с ней безбоязненно, – кивнул согласно начальник.

– А пришла она откуда, что-то я не понял, вроде со двора? – спросил я, вспомнив, что заходила «старушка» не в парадную дверь с улицы.

– Всё конспирация, – поднял палец вверх Михаил Лукьянович, – когда Дом культуры строили, несколько дворов снесли, чтоб территорию ему положенную выгадать. По нашей же стороне, у библиотеки и Дома пионеров ни хоздвора, ни сада нет теперь совсем. А с той улицы, что за нами, с подворьями чьих домов те сады смыкались, хозяйства реквизировали полностью – подчистую. Просто выделили землю на окраине – и все. Так вот, а у нас-то вся прилегающая земля на месте и задней частью как раз к одному из таких освобожденных, но не полностью пущенных под территорию Дома культуры подворий, и прилегает. Так там полоса получилась ничья, метров двенадцать шириной, с банькой полуразвалившейся и садом одичавшим. Дык еще удачно сложилось, что напротив того участка и электраздачик установили, что к махине Дома культуры подключен. Так он вид из окон домов напротив, перекрывает. Вот Наталья там и ходит… да и мы, бывает, когда светиться не надобно.

Тут и сама Наташа пришла. Без грима и старушечьей одежды она выглядела так, как и положено выглядеть девушке в двадцать лет – молоденькой, хорошенькой, с длинной густой косой и формой, сидящей на фигуре ладно.

– Фу, прямо задохнулась в этих длинных темных стариковских тряпках! Как бабульки, бедные, ходят в них вообще и не упариваются? – воскликнула она, придвигая для себя стул поближе.

– Наталья Алексевна, отставить пустые разговоры, – строго сказал капитан, – ешь быстрей, нам ехать на пристань надо. Да расскажи, что путного-то узнали?