— Руслан, а когда тебя можно будет увидеть в следующий раз? — спросила Тамара Викторовна.

— Все вопросы о моём приезде прошу задавать Константину Владимировичу — киваю в сторону генерала — Если бы не он, то меня здесь не было бы.

— Тамара Викторовна, созвонимся. — расцвёл генерал от моего прогиба.

— Теперь неделю будем анализы всех детишек проверять. — обратилась женщина ко всему присутствующему персоналу — Хотя и так вы все видели результат. Но мы должны документально подтвердить факт выздоровления.

Врачи одобрительно зашумели. Хорошо сидим, подумал я, душевно, да и люди какие хорошие вокруг…

Не успел расслабиться, как дверь в кабинет распахивается и вбегает побледневшая молодая женщина, которая нас неласково встречала вначале:

— Второй бокс! Остановка сердца! — выкрикнула она и побежала обратно.

— Я с вами. — подрываюсь вслед за персоналом во главе с зав. отделением.

Такой бокс я вижу впервые. Небольшое помещение со стоящей посредине навороченной кроватью с разными механизмами. Вокруг этого чуда медицины стояли и гудели непонятные для меня аппараты. Противный писк сигнализировал остановку сердца, этот звук я помню по фильмам. Подскакиваю к кровати, отталкивая какого-то врача.

На медицинской кушетке лежит маленькое тельце с лысой головой. Измождённое лицо с пергаментной кожей, увеличенный живот, глаза закрыты. Руки на тело. Исцеление. Скан. Проекция. Твою же мать! Селезёнка с печенью в критическом состоянии, крайне воспалённые лимфоузлы. Температура зашкаливает. Сердце не работает. Ещё исцеление, ещё. Меня отталкивают в сторону, мужчина дефибриллятором даёт импульс в ребёнка. Нет реакции. Ещё разряд. Не заводится сердечко. Сам отталкиваю мужика и продолжаю вливать энергию, одновременно пытаясь восстанавливать органы. Вроде пошло лечение, пошло. Вижу небольшие изменения организма, но сердце не хочет работать. Минута проходит в борьбе, и я замечаю, что моя энергия перестала усваивается ребёнком, она растекается вокруг. Да что такое?!

Какое-то невесомое облачко поднимается над телом ребёнка. Такое я наблюдаю впервые. Меняю зрение на обычное, и облачко исчезает. Обратно меняю — вот оно прямо передо мной. Облачко замерло на месте и на моих глазах обрело форму… маленькой девочки. Она посмотрела на меня, хоть я не вижу лица, но взгляд я почувствовал. Взгляд добрый и печальный, одновременно с этим пришло понимание, что ей пора уходить, нет места ей больше в этом мире.

— Нет! — ору я, вливая энергию ещё больше — Не уходи! Вернись, пожалуйста!

Стараюсь протянуть энергию от тела к душе и связать их вместе, но мои нити проходят мимо облачка, нет моей силы вернуть её к жизни.

— Не уходи. Прошу тебя. — говорю всё тише, видя как душа начинает взмывать вверх. Зрение меня подводит и всё плывёт перед глазами. Нет, не зрение виновато, это слёзы льются из глаз — Не уходи…

Время замерло. Стою опустошённый, не в силах оторвать скрюченные пальцы от девочки. Наверное правильнее сказать от оболочки девочки, которая ушла. В голове пусто, в груди глухая боль, в ушах стоит звон. На фоне зрение вижу медленно передвигающиеся фигуры по палате. Вроде говорят что-то, но не могу разобрать как слов, так и их смысла. Почему так случилось? Что я сделал не правильно и не смог помочь? Поздно пришёл, это да. Если бы не отвлекался на остров и на жратву, а продолжил исцеление детей, может успел бы. Но я не знал! Надо ещё пытаться, я должен вернуть её к жизни, должен…

— Руууслааан! — сквозь звон доносится женский голос, тянущий слова — Руууслааан, тыы ниичеем нее моожеешь поомоочь!

— Что? — поворачиваю голову, с непониманием пытаюсь рассмотреть говорящего. Моргаю и время возвращается в обычное русло.

— Пошли отсюда. — фигура в белом халате и светлыми волосами стоит рядом со мной.

— Нет. Я должен продолжать.

Только собираюсь повернуть голову обратно, как в воздухе замечаю смазанное движение, и мою щёку обжигает болью. Голова немного проясняется, и я понимаю, что мне влепили знатную пощёчину.

— Что стоите как истуканы? — опять этот голос — Видите, он не в себе. Берите под руки и тащите в мой кабинет.

Меня подхватывают с двух сторон и мы начинаем двигаться куда-то. Я пытаюсь сопротивляться, но тело не слушается. Слабость накатила так сильно, что проще пытаться механически передвигать ватными ногами…

Пришёл более-менее в себя, сидя на стуле в кабинете заведующей. Щека горит от пощёчины, на автомате убираю последствия очагом. Напротив меня, за своим креслом, сидит Тамара Викторовна.

— Ты как? — обращается ко мне.

— Пока не понял. — отвечаю в ответ. Звон в ушах почти прошёл, но ещё есть.

Наклоняется вниз и достаёт из стола бутылку и две стопки. Молча смотрю, как она разливает прозрачную жидкость по стопкам. Пододвигает одну из них мне, а вторую берёт сама:

— Бери и выпей.

— Я за рулём, мне нельзя.

— Руслан Алексеевич, я могу вас отвезти. — голос за спиной одного из моих охранников — Вам действительно лучше выпить, нервы успокоить.

— Ну раз так. — поднимаю стопку, выдох и обжигающая жидкость проваливается внутрь — Фух… это водка?

— Ага. — кивает женщина и повторяет мой подвиг.

— Можно и мне? — голос генерала сзади — Пётр, ты за рулём.

— Без проблем. — заведующая выставляет на стол ещё одну стопку.

Оборачиваюсь назад, рассмотреть кто ещё в кабинете. Один охранник, генерал и полковник. Константин подходит к столу и садится на стул рядом. Тамара Викторовна наливает стопку для генерала, он молча подхватывает ёмкость и отправляет в рот.

— Кхе… Дела. — кашляет генерал и ставит пустую стопку на стол.

Действительно стало чуть легче, не так муторно на душе. Подхватываю бутылку со стола и разливаю в три рюмки, подхватываю наполненную и вливаю в себя. Теперь точно пришёл в себя, лишь бы не спиться с такой работой. Только слёзы опять брызнули из глаз.

— Если бы мы сразу начали с тяжёлых, как я говорил… — вытираю рукавом лицо.

— Если бы, да кабы, да во рту росли грибы. — хмыкает на мои слова женщина — Руслан, я и так нарушила все инструкции с тобой. С какой радости я должна была вести тебя к тяжёлым больным?

— Но я мог спасти! — повышаю голос — А теперь на мне смерть этой девочки.

— Ты когда-нибудь слышал, что у хирургов есть своё персональное кладбище из умерших пациентов? — женщина смотрит на меня умными глазами из-под очков.

— Что-то подобное слышал. — соглашаюсь я.

— А у меня, за тридцать лет работы в этом отделении, целое поле из детских гробиков. — женщина снимает очки и начинает протирать идеально чистые линзы — Ты и так сделал сегодня невозможное. То, что случилось… Никто не ожидал. Да, состояние Анечки было тяжёлое, но стабильное.

— Анечка. Так значит звали девочку. — бормочу в ответ.

— Ей было шесть лет. — устало кивает заведующая — Острый лейкоз. Шансов почти не было, не помогла ни лучевая ни химиотерапия. И так бывает на нашей работе. Сильное поражение костного мозга. Бывает так, что организм не справляется с болезнью и устаёт бороться. В такой момент некоторые больные сами мечтают поскорее избавиться от боли и умереть, чтобы не мучатся.

— И как вы сами с этим справляетесь, видя смерть ежедневно? — задаю мучивший меня вопрос.

— По-разному. Бывает редко что и так. — показывает на бутылку — Но действительно редко. Стараюсь не поддаваться эмоциям на работе, а дома плачу в подушку. На пенсию давно пора, но кого поставить вместо себя, не знаю.

— Проблема с кадрами?

— Ещё какая. — согласно кивает заведующая — У нас же работают в основном молодые сотрудники. Чуть кто поднабрался опыта, то сразу пытаются перейти в платную клинику. Зарплата больше, детей меньше… Из таких древних, как я, остались одни энтузиасты. Которые работают не за зарплату, а по велению сердца.

— И что, хотите сказать, подарками не заваливают за спасённых детей?

— Если бы. — фыркает женщина — Бывают конечно презенты. Но это сводится или к алкоголю, или к конфетам. Так и хочется иногда сказать на очередной пакет с бутылкой и конфетами, что лучше бы колбасы подарили. У нас коллектив дружный, поэтому и обедаем вместе, кто что принёс из дома, добавляет на общий стол. Да ты это и сам видел.