– Барсик у меня хороший! Он очень людей любит! – чесала бабушка лысый «паспортный стол». Светящиеся глаза обещали мне вечную прописку. – Вот кто стучится – первый бежит!

 Ага…

– А еще у него, кажется лишай и глисты! Никак вывести не могу! – погладила подслеповатая бабушка внушительную проплешину. – Все лекарства перепробовала!  И мазала, и терла, и свечки эти дорогущие ему в попу вставляла! Ничего не помогает! Вон горчичник делала. Мне горчичники всегда от всего помогали! Чуть что – горчичник! И никаких проблем! Деду помогали!

Бабушка вздохнула, а Барсик соскочил на пол, снова направляясь к газетке.

– Вот будь добра, поищи очки мои! Куда задевала – не помню!  Хоть посмотрю, есть ли у Барсика блохи. А то он ходит к кому попало!  – вздохнула бабушка. – Ни вязать не могу, готовлю кое-как.

 Я посмотрела на разбитые и стекающие яйца возле старой кастрюли.

– Х-х-хорошо, я посмотрю, – кивнула я.

Барсик тут же оживился.

– В коридоре положила, видать! И забыла! А я слепая, ничего не вижу!  Ой, заодно глянь, все ли там с ним в порядке? А то че-то переживаю! Вдруг блохи? – бабушка уселась в кресле поудобней.

Барсик всем видом намекал, что блох у него нет. Но я посмотреть я могу. Особенно, если подойду ближе.

– Не скачут там, окаянные? А то меня что-то за ноги кусает! – сетовала бабушка. И расчесала ногу. – Дед у меня суровый! Животных любил. А заводить не разрешал. Сколько раз я котиков ему домой носила? А он их на улицу! Ничего, хоть здесь заведу! А придет дед, пусть любит!

Да у деда с Барсиком будет любовь с первого взгляда! Это не Барсик будет жить у дедушки. А дедушка у Барсика. «Жил-был у бабушки страшнький Барсик!», – гнусаво пропела моя заиндевелая от ужаса попа.

– Я посмотрю очки, – кивнула я.

– Посмотри, посмотри! А то вон пацаны окна разбили мне! Нехорошие! Барсика напугали! Он как перепугался, как на улицу выскочил! Надо будет ему ошейничек сделать! А у меня очков нет. А то вдруг потеряется, а как искать?

«По кровавым следам!», – намекал Барсик страшным взглядом.

– Чтоб вернули. За вознаграждение, – рассуждала бабушка.

 Барсик проводил меня взглядом. Из его пасти торчала рыбина. Размером с толстолобика. А могла быть моя рука!

Я вышла в темный коридор, пытаясь отыскать очки. На полках была пыль. Свертки выглядели так, словно их положили давным-давно.

– Ну как? – спросил голос бабушки из комнаты. – Нашла? А Барсик у меня совсем оголодал. Одни ребры… Я ж почти не готовлю! Не вижу ничего! А ватрушки по памяти…

– Э… Я пока очкую! – ответила я, дрожащими руками перебирая чужие запасы на черный день. – То есть, очки ищу.

– Ну очкуй, очкуй! – вздохнула бабушка. – Главное, чтобы нашлись, родненькие! У них дужка одна лейкопластырем. А то придется просить, чтобы вторые мои очи прикопали… Ничего не вижу! Я же Барсика вон столько кормила! Он в воротам подходил, а тут я ему мисочку…

И тут я увидела очки. Они лежали между стопкой газет и огромной бутылкой в оплетке. Я схватила их, спеша распрощаться, как вдруг обернулась. Между мною и дверью к бабушке стоял … Барсик.

– Очки на место положила, – прошипела тварь, глядя на бабушку в упор. – И сказала, что не нашла!

– Зачем? – прошептала я, делая шаг назад.

– Это я их спрятал, – послышался страшный голос Барсика. – Чтобы бабушка меня не видела.

– А где настоящий Барсик? – спросила я, предполагая худшее.

– Жив он еще, – послышался сиплый голос Барсика. – Очки положила!

 Кто я такая, чтобы спорить с тем, у кого зубы больше, чем  моя ладонь? И тем более, я не имею желания спорить с тем, у кого слюна ниткой свисает аж до пола.

Только я собиралась положить очки, как вдруг вышла бабушка.

– Ой, – прищурилась она. – Нашла! Мои родненькие! Очки! Очи, мои очи! Давай сюды!

Я дрожащей рукой протянула очки. Сейчас мне понадобится квалифицированный тренер по фитнесу, который за тридцать секунд научит меня быстро бегать!  Или очень квалифицированная помощь реанимационно бригады!

Барсик смотрел на меня так, словно руки и ноги мне уже не пригодятся. Бабушка протерла очки о шаль и надела их.

– Батюшки! – ужаснулась она, хватаясь за сердце. – Страсть-то какая!

Все, это конец! Если она выгонит Барсика, мне придется жить здесь. Ибо по ту сторону двери меня будет ждать очень голодный, слегка расстроенный и весь обиженный Барсик.

– Ужасть! – продолжала бабка, медленно роя мне могилу. – Как же я так тебя запустила, родненький! Кожа да кости! Полысел от голода, бедненький! Это все бабка слепошарая виновата! Не докармливала! Ай-я-яй! Поругай бабушку, Барсик! Ничего, сейчас бабушка кастрюльку большую возьмет! И моего бедного Барсика как следует накормит! У бабушки еще рыбка есть! Надо еще купить! Посидишь с Барсиком, пока я в магазин схожу?

Что? С Барсиком? Посидеть?  Я могу и полежать с Барсиком. Правда, совсем не долго. И отнюдь не молча.

– А то оставишь его, а он найдет, че подрать! Вон, все изодрано! – вздохнула бабка, гладя лысую голову с редкой шерстью. – Ну, хоть не метит!

Да, это здорово! Главное, чтобы не метил! Остальное – не важно!

– Нет, что вы! Я тороплюсь! Писем очень много, – пятилась я к двери.

– Барсику страшно одному оставаться! – упрашивали меня, ища старенькую кошелку.

– Простите, но я должна спешить, – икнула я, глядя на Барсика. Он терся об бабушку так, что она шаталась.  – Извините! Мне пора!

– Барсик, тебе же свитер нужен! А то застудишься! – донеслось до меня, когда я нащупала ручку двери.

 Я вылетела за дверь и мчалась по улице, пока мне перестали чудиться светящиеся глаза Барсика. Мне казалось, что у меня на лбу надпись: «Корм для Барсика».

 Сердце все еще не могло угомониться. А я, согнувшись пополам, с трудом переводила дух. И радовалась за Барсика всей душой.

– Так, еще одно письмо и … – пробубнила я, роясь в сумке. Что дальше, я не знала. Я не знала, где буду ночевать. Ну хоть поела! Мир, как выяснилось не без добрых людей. «Да!», – зевнула в памяти зубастая пасть Барсика.

Письмо вылетело у меня из рук и понеслось по улице. Осталось … девяносто восемь писем!

Едва волоча ноги, я ползла за письмом. Откуда-то поднялся ветер. Он несколько раз сдувал с меня фуражку. Я останавливалась, бежала за ней, и снова возвращалась.

– Зачем я на это только подписалась? Еще Барсика мне не хватало! – ворчала я, удерживая фуражку рукой.

Письмо остановилось. А я не заметила, и прошла чуть дальше. Пришлось вернуться. Дом напоминал пряник. Он был настолько красивым, что если бы не пирожки, то я бы откусила половину!

В саду были разбросаны детские игрушки. Возле дерева стоял прислоненный самокат. На дорожке лежал скейт. И много-много всяких красивых мягких игрушек.

Я подошла к двери, заметив, что глазок был где-то на уровне моего пояса. Он был большим и выпуклым.

– Тук-тук, – постучалась я в шоколадную дверь. – Есть кто дома?

За дверью послышался  шорох и дыхание. Кто-то напряженно сопел. Глазок потемнел и … и ничего!

– Тук-тук! – снова постучалась я, надеясь, что Барсик – единственный и уникальный представитель своего рода.

– Кто там? – спросил напряженный детский голосок.

– Это я! Почтальон! – как-то звонко и ласково ответила я. Почему-то, когда я слышу детский голос, обращенный ко мне, то я тут же начинаю сюсюкаться! Я не нарочно! У меня так самопроизвольно получается.

– Почтальон? – спросил все тот же голосок.

– Да! У меня письмо для… , – я глянула на конверт. – Для любимого сыночка! От мамы!

– Мама не разрешала мне открывать дверь незнакомым людям, – послышался голос за дверью.

– Но я же почтальон? – удивилась я. «Он тоже умер!», – пронеслось в голове, когда я вспомнила, где нахожусь.  – С письмом от мамы!

– Тот дядя тоже говорил, что он почтальон. И что он принес письмо от мамы, – послышался подозрительный голос. – И я ему поверил. И открыл. А потом очутился здесь! Так что я вам дверь не открою!