Журнал «Юность» № 07/2021 © С. Красаускас. 1962 г. На 1-й странице обложки рисунок Александры Дудки «Тупик» Поэзия Ната Косякина Родилась в 1994 году в Воронеже. Училась на факультете журналистики Воронежского государственного университета, переехала в Москву и окончила магистратуру на филфаке МГУ. Лауреат областных конкурсов «Стихоборье» и «Культпоход». Участник «Мандельштам-феста», Платоновского фестиваля искусств, призер регионального этапа Слэма с Андреем Родионовым. Постоянный гость новогоднего выпуска программы «Один» с Дмитрием Быковым на «Эхе Москвы». «Пропащее мое детство…» Пропащее мое детство Без любви, в холоде. Некуда было деться. Жили в одной комнате. Спали, держась за сердце. Слушали треск на проводе. Черти тонули в омуте. Будто в стеклянном шаре, Снег летел переменчивый — Домик наш. Разрешали Выйти мне поздно вечером. Тихо под облаками! Туз выпивал там меченый: Всех прогонял – нечего! — Голыми всех руками! Грустное мое детство! Синяя старая лавочка. Мир из сырого теста. Даже ты, моя мамочка, Будто ненастоящая, И у плиты стоящая, Спрятала что-то в ящике — Что-то вроде булавочки — Мы не увидели, что это. Мы притворялись незрячими. Пропавшее мое детство Найдено было в озере. Тот, кто ему отец был, — Он нас побил козырем. Нас с тобой, двух семерок. И маму стер карандашную. Он снова придет в семь сорок, И снова ты все отдашь ему, Ведь ты моя не бандитка — Ты сестра моя младшая. Ты ходишь в моих ботинках И ни о чем не спрашиваешь. Мне кажется, это дико. В нашем лесу так дико. Не зря унесла нас льдинка В мир до конца пропавших. «Я старик. А старику плохо спится…» «Я старик. А старику плохо спится», — Говорит профессор. Рядом сидит девица. Душа девицы никуда не годится, Хотя пока еще она звенит. Про них уже можно сказать заранее: В конце один останется раненый, Другой будет правым и с виду правильным. Но пока девица достает «Зенит» И говорит: «А давайте, папочка, Сделаем с вами на память карточку». И старик, подбирая тапочки, Мнется и хохлится, как молодой. С этого места осталась музыка, Разлетевшись под крышку пузырька, В щели стен, в душу деду и в мусорку (карточку позже залили водой). А старику до сих пор плохо спится. Жизнь из его пузырьков клубится, Но он не плачет по ней и не злится — Он улыбается и что-то ждет. И, видя его во сне, я думаю: Будь умным – не будешь обижен дурой. Будь добрым – и будешь спасен культурой. А с прочим – не знаю. Как бог пошлет. «Она не выживет без него…»
Она не выживет без него — это было понятно сразу. Когда она прижимала розы к груди, когда, хороня его, как рысь голодная, озиралась. Когда ей в чашке казался сад, но сад вишневый, а может, руки, и вместо вишен глядят глаза? Когда сказала, что к ней стучали, когда петуньи ведром накрыла. Когда на улице, во дворе, она смотрела так безучастно на пса их, спящего в конуре, и думала, что это есть рисунок, споткнулся ветер, лег на бугре. Она не выживет без него — это было понятно раньше, когда спускались они вдвоем мимо цветов своих к магазинам, когда ругались, и улыбались, и мясо жарили, и когда они и в 70 танцевали. Они танцоры – настолько, что родить сумели одних танцоров. В их школу танцев меня ввели, когда мне 6 только что пробило. Мне было все равно, и тогда я их увидела, и впервые: «Она не выживет без него», — подумала. За эту женскую полусмерть, за это высохшее «не выжить» я зацепилась, пока я шла, я рукавом задержалась, дернулась: и я не выживу без тебя. Когда мы даже не сговорились, я знала точно, что будешь ты, а заберут – и тогда не выжить. Мне эта мысль отравляет жизнь. Я никому ее не открою. «Не будем мы больше включать «Наутилус»…» Не будем мы больше включать «Наутилус» И ночью с соседкой спускаться к реке. Прости нас, уборщик, что не получилось Стать тем, кем болтали, забылось уж, кем. Усталость, усталость, тупая усталость. Кусалось и вот откусило кусок: Прощай, моя радость! Что молодость – малость! Я хмурюсь, как небо, на время в глазок. Да просто не выйдет. Я девочка с чувством, А что там за чувство – та сладкая боль. Оно забродило, и больше не вкусно, А больно и больно. Не буду, уволь! Как раньше уборщика дядю из школы — Меня – из живущих, а боль – из меня. Ошиблась, король обязательно голый. Так много читала, так мало поняв! Я в мире иду с чемоданчиком злости И парой слегка ошарашенных глаз. Без ритма, с потерянным голосом, в гости Никто не зовет – и спасибо как раз. |
