– Ты, видно, в лесу на дереве жила, – усмехнулся Ойгор. – Смотришь, будто к каану в гости забрела. Проходи же.

Он указал девушке на место у очага, но она боязливо глянула на огонь и уселась у стены прямо на постель Ойгора. По ее вискам уже текли струйки пота, и дикарка сбросила шубу. Собственная нагота ничуть не смущала ее. Ойгор же снова вежливо отвернулся. Он поставил на горячие камни очага глиняный кувшин и принес немного снега. Растопив его в кувшине и дождавшись, когда вода согреется, Ойгор подал девушке обрывок тряпки, подзывая ее поближе и показывая жестами, что так она сможет помыться. Девушка сообразила и, смочив тряпку, принялась стирать грязь с тела.

В это время Ойгор порылся в вещах и извлек перевязанный веревкой сверток. Раньше он понятия не имел, зачем сохранил один из нарядов умершей матери, когда уходящим на небесные пастбища принято отдавать с собой абсолютно все их добро. А вещи эти Ойгор возил на зимовье как память о матери. И не оставлять же их гнить в сыром промерзшем аиле, где очаг умирал на зиму, потому что некому было его накормить. Вот одежда и пригодилась.

Любопытство пересилило сдержанность. Дожидаясь, пока девушка закончит с мытьем, Ойгор украдкой рассматривал ее. Золотистую кожу незнакомки на плечах и груди покрывали веснушки. Он никогда еще не видел, чтобы у женщины так играли мышцы, хотя женщины в большом стане преспокойно выполняли и мужскую работу. Она наверняка сильная и выносливая. Какую жизнь ей приходилось вести прежде? Не убьет ли она своего спасителя во сне? На ее бедре и пояснице виднелось несколько тонких шрамов, как от когтей животных. Точнее, одного и того же животного, насколько Ойгор в этом разбирался.

– Одежда, – сказал Ойгор, протягивая девушке сверток и отмечая, что она даже волосы умудрилась вымыть таким скудным количеством воды.

– Не понимаю, – ответила девушка.

Видно, этим словам научилась она у Охотника. Не сделал ли он ей дурного?

– Одежда, – повторил Ойгор, подергав себя за штаны.

Девушка радостно закивала, принимая у него подарок. Ойгор присел на корточки у очага, задумчиво помешивая угли железным прутом. Он слышал, как за его спиной шуршит ткань. Подождав немного, Ойгор обернулся в надежде, что его гостья закончила одеваться, и рассмеялся в голос, да так, что брызнули слезы. Девушка озадаченно глянула на него, пытаясь натянуть войлочный чулок на руку. С остальными предметами облачения она так и не разобралась.

Вытирая слезы, Ойгор подошел к ней и принялся одевать, как ребенка. Подвязывая красными шнурками высокие чулки, он старался не думать, что он делает, и не касаться бедер девушки. Растянул перед ней широкую полосатую юбку и заставил шагнуть внутрь. Застегнул ремень на талии и сильно подвернул верх юбки, чтобы сделать длину подходящей. С рубахой девушка уже сладила сама. Ойгор улыбнулся, оглядывая творение своих рук. Девушка и так была очень хорошенькая, а привычная его глазу одежда сделала ее только краше.

– Прекрасно получилось, – заверил девушку Ойгор. – Настоящая пазырыкская женщина. Жаль, у меня нет зеркала, чтобы ты погляделась.

Но девушка, похоже, не была так довольна. Она одернула юбку, словно та ей мешала, и указала пальцем на штаны Ойгора.

– Одежда, м? – спросила она.

– Что? – не понял, Ойгор.

– Одежда! – упорствовала дикарка, теперь дернув непонятливого собеседника за штаны.

– А! – сообразил он. – Это штаны. У тебя юбка. Мужчина, – он указал на себя, – носит штаны. Женщина, – теперь на нее, – носит юбку.

Девушка нахмурилась. Ей явно было непривычно и неудобно.

– Очень красиво, – повторил Ойгор, стараясь изобразить на лице самое неподдельное восхищение.

Девушка подумала и кивнула. Ойгор снова порылся в вещах и протянул ей частый роговой гребень. Она непонимающе повертела его в руках и вернула назад. Ойгор терпеливо показал, как расчесывает собственные волосы и снова заплетает в косу, потом осторожно коснулся гребнем влажных прядей девушки, которые уже промочили насквозь верх рубахи. Она напряглась, скосив на мужчину глаза и готовясь пустить в дело ногти, а может, и зубы.

«Э, нет, – подумал Ойгор. – Не тронул ее Охотник. Были бы на нем отметины. А так только рисунки да старые шрамы».

Тем временем девушка обмякла и даже прикрыла глаза, позволив ухаживать за собой.

– Ты когда-нибудь расчесывалась вообще? – ворчал Ойгор, продираясь гребнем сквозь рыжие колтуны. – Ну, пятерней хотя бы…

Он обратил внимание, что цвет волос девушки не полностью рыжий. Попадались и темно-бурые, и светлые, медовые прядки. Он заплел расчесанные волосы и потрепал девушку по руке. Она медленно открыла глаза, устремив на Ойгора сонный туманный взгляд.

– Устала? – ласково спросил Ойгор. – Вот здесь будешь спать, на моей постели. А я как-нибудь устроюсь. Погоди, последнее спрошу. Звать-то тебя как?

Разумеется, девушка не понимала.

– Ойгор, – сказал он, прикладывая ладонь к своей груди, а потом указывая на девушку.

– Ойгор, мужчина, – повторила та и ткнула себя пальцем в грудь, видимо, вспомнив его объяснения насчет различий в одежде. – Женщина!

Ойгор отмахнулся, улыбаясь, и помог девушке улечься. В ближайшее время нужно будет что-то решать с ее судьбой, а то ему в собственном доме придется спать на холодном полу. Девушка потянулась под шерстяным одеялом, потом свернулась клубочком, накрывшись так, что наружу торчала только ее удивленно-счастливая мордашка.

– Мягче, чем на дереве, а? – спросил Ойгор. – Придется мне какое-нибудь имя для тебя придумать… женщина.

Вот так странно заканчивалась тридцать третья зима Ойгора из охотников.

Девушка не просыпалась до позднего вечера. Ойгор будить ее не стал, понятия не имея, что ей пришлось пережить не только сегодня, но и в последние дни. Должно быть, у бедняжки совсем не осталось сил. Кроме того, Ойгор был уверен, что, проснувшись, таежная дева потребует накормить ее. К охотничьему стыду Ойгора, в доме не было не только мяса, но и вообще какой-либо еды. Он собирался в Тайгу сегодня утром и, если бы не эта неожиданная сделка, может, подстрелил бы что-нибудь на ужин. А то и зверя, чья шкурка годится на продажу. Несколько кедровых шишек – вот и вся еда, что нашлась в аиле Ойгора.

От невеселых мыслей его отвлек истошный собачий визг снаружи. У самого Ойгора собаки не было. Хороший натасканный на зверя пес стоит немало, да и кормить его пришлось бы каждый день.

Собака визжала где-то на том краю стойбища, что вплотную прислонялся к высокому кедрачу. Отозвались псы по всей улице. С собачьим лаем уже смешались встревоженные мужские голоса.

Ойгор сунул нож за пояс, быстро вложил стрелу и натянул тетиву. Даже не накинув на голые плечи шубу, он как был вышел наружу. Теперь шум доносился с середины деревни. Свист стрел, удары, ругань, звук падающих тел. И визг. Уже не только собачий, но и еще какого-то зверя. Мимо Ойгора пробежал человек с горящей веткой в руке.

– Огня! Чего стоишь? – крикнул он на бегу. – Рыси!

Прорва рысей в стойбище.

Рыси? Откуда? Ойгор заковылял на звуки побоища, не ослабляя тетивы. Рысь никогда не нападает на человека. И уж тем более не подходит к жилищам, где пахнет людьми, дымом и бродят непривязанные псы.

Когда он наконец добрался до цели, животные уже были мертвы. Не прорва, конечно, но Ойгор насчитал пять. Их стащили в одно место и свалили в кучу. Снег темнел от крови, слабо освещенный горящими ветками, которые держали некоторые мужчины.

– Ай-ай, испорчены шкуры, – процедил сквозь зубы Охотник, в сердцах пнув тушку ближайшего к нему животного. – Что палили куда попало? Или не знаете, как надо?

– Эээ, умный! – возразил ему кто-то. – Одна из тварей моего пса загрызла. Темно к тому же.