— Ну, уж извините, коли так. А ведь я тоже… — начал было Татию и, невольно переходя на озабоченный тон, заглядывая в лицо собеседнику, спросил:

— Так вы полагаете, что ни при каких обстоятельствах?

Хёбу, нисколько не меняя выражения лица, отрывисто бросил:

— Я этого утверждать не могу.

— Как?!

— Что вы хотите? Как я уже не раз отмечал, речь идет о другом клане…

Это заявление полностью опрокидывало все оптимистические прогнозы, только что сделанные самим же Хёбу. Татию, которого хорошенько поводили за нос, с ошарашенным видом уставился на собеседника.

— Нельзя сказать, что такое вообще невозможно. Есть один хороший способ предотвратить месть…

— Да?!

Хёбу изумленно наблюдал, с каким трепетом Та-тию ждет продолжения.

«— Ага, — подумалось ему, — рыльце-то в пушку!»

— Все зависит от того, как его высочество распорядится относительно будущности дома Асано: сохранится ли клан или ронины, оказавшись безо всякого вспомоществования, вынуждены будут обивать пороги в других кланах в поисках пропитания. Пока люди сыты, они будут помалкивать. Если же в брюхе пусто, они звереют, становятся хуже бешеных собак.

— Может быть, в данном случае это и верно, но таковы государственные устои… — Хёбу продолжал с суровой непреклонностью. — Чем больше шансов на то, что дом Асано выстоит и сохранится, тем меньше вероятность попыток мести. Это непреложная логика. Ведь наверное, можно найти какой-то способ подсказать такое решение его высочеству? Если же сохранить весь дом Асано не удастся, то хотя бы каких-нибудь пять человек из клановой верхушки во главе с Кураноскэ… Пусть бы их по высочайшему распоряжению приютили на достойных постах в других кланах. Я просил бы вас, сударь, передать мою рекомендацию его высочеству. Не стоит думать, что через это можно легко перешагнуть. Бродячая собака всегда будет скалить на людей клыки.

Удивительные речи вел старший самурай дома Уэсуги. Выходило, что он заботился о пропитании ронинов из Ако?

Когда гость ушел, Хёбу снова в невеселом настроении вернулся к себе в комнату. Он присел было к жаровне, но у хибати было слишком жарко, и Хёбу лег ничком на циновку. Вытащив из рукава давешнее письмо Хаято, вновь внимательно перечитал послание, затем так же тщательно пробежал глазами копию письма Кураноскэ.

— Н-да… — вздохнул он.

Теперь он еще более, чем раньше, был убежден, что такой человек, как Кураноскэ, должен был вынашивать план мести. Конечно! Во всяком случае, — рассуждал Хёбу, — если бы я был на его месте, я бы, безусловно, так и поступил. Только не стал бы писать столь неосмотрительного письма.

Лицо Хёбу немного прояснилось. Он испытывал чувство превосходства. «Пока что борьба тяжеловесов, кажется, идет так, как я предполагал, по моим правилам! — сказал он себе. — К тому же я могу использовать кое-какие особые приемы…» Он перевернулся на спину, уставившись в потолок. Губы тронула легкая улыбка, но тут же исчезла. Перед его мысленным взором всплыл образ Татию Мацубары, поспешающего сейчас к подворью Киры.

— Этот болван! — сорвалось с уст старого воина.

И его светлость… Хёбу отчетливо представил внешность Кодзукэноскэ Киры. Тут же вспомнились и две другие, похожие друг на друга худощавые костистые фигуры — господин, его светлость Цунанори, и его сын. Хёбу нахмурился.

— Опасное это дело, опасное! — кожей чувствовал он. — Если бы они все поручили мне, у нас были бы все шансы на победу в этом матче сумо. Если же досточтимые сюзерены, старший и младший, будут гнуть свою линию — как бы еще больше прижать дом Асано…

Наверное, Кураноскэ на это и рассчитывает. Да какое там «наверное»! Наверняка! Если имеешь дело с ронинами, которые лишились службы и карьеры, с человеком, отрешившимся от мира, который готовится бросить вызов всему огромному клану, живущему на сто пятьдесят тысяч коку жалованья — в схватке с таким противником определенно проигрывает клан. Тут если и победишь, можно так запачкаться, что не отмоешься… Во всяком случае нельзя сказать, что могущественный клан Уэсуги неуязвим и не может дать трещину. А именно этого, по-видимому, и жаждет противник.

«— Взять хоть меня, — рассуждал Хёбу. — Я, конечно, не промах, но ведь получается, что тут только на себя и можно надеяться. Сюзерен мой молодой родителя с детских лет привык чтить. Естественно, оба сразу же приходят в ажитацию, когда дело касается отца или сына. И в этой сложной ситуации я, капитан судна, должен сам взять руль и править к безопасному берегу. Ну что ж, попробуем! Да кто он такой, в конце концов, этот Кураноскэ со своими присными?!»

Хёбу тяжело поднялся с циновки. Он ощущал мощный прилив сил и энергии, ему не сиделось на месте. Заложив руки за спину и победоносно выпятив грудь, он вышагивал вдоль и поперек по тесной комнате, словно барс в железной клетке.

В Ако уже послано больше десятка соглядатаев. Все людишки проворные и пронырливые — сам отбирал. Расхаживая по комнате, Хёбу прикидывал, как заставить своих шпионов работать еще лучше. Дождь внезапно прекратился, и проглянувшее сквозь тучи солнце высветило каждый листик на ветвях деревьев в саду. Хёбу вышел в коридор, постоял. Через сад, осторожно ступая по мокрой земле, протрусила кошка-мать.

Кудзаэмон Тагава и Дзидзаэмон Цукиока, направленные в Эдо, чтобы вручить челобитную властям, расстроенные вернулись в Ако одиннадцатого числа четвертой луны. Если по дороге в Эдо они были воодушевлены, исполнены патетическим сознанием важности своей миссии, на которую возлагал надежды весь клан, и проникнуты чувством величайшей ответственности за порученное им дело, то теперь, на обратном пути, чем ближе было до родных краев, тем неразговорчивее становились посланцы, погружаясь в мрачное, безысходное молчание. Особенно угнетала их мысль о том, что, вопреки строжайшему наказу Кураноскэ не показывать челобитной эдоским старшинам клана, Ясуи и Фудзии, они, столь неудачно разминувшись с мэцукэ, отправившимися принимать замок, все же показали бумагу пресловутым старшинам.

Нет, надо было сделать не так… Как-то по-другому… Но как?

Они продумывали всевозможные варианты действий, понимая, что уже поздно и ничего изменить нельзя. Впрочем, каяться было еще не время. В пути они нагнали конвой мэцукэ, но теперь, когда от старшего родича их клана его светлости Унэмэсё Тода, а также от князя Даигаку были получены обращенные ко всем самураям клана письма-увещевания, гонцы затруднялись оставить их без внимания и вручить челобитную, как то было задумано вначале. Дорога назад показалась им куда короче, чем дорога в Эдо, по которой они ехали из Ако. Представляя, как будет взбешен Кураноскэ, они совсем пали духом.

Кураноскэ прочел увещевание, посланное Унэмэсё.

«Имею честь передать вам сие послание с гонцами Кудзаэмоном Тагавой и Дзидзаэмоном Цукиокой. Возможно, содержание письма покажется членам дружины клана несколько резким, поскольку я не вполне представляю, как обстоят дела у вас в Ако. Всем известно, что Правитель Такуми исполнил свой тяжкий долг, повинуясь высочайшей воле. Долг верных вассалов по отношению к покойному сюзерену — безропотно очистить замок и беспрепятственно передать его властям. Повинуясь высочайшей справедливости, следует поступить в соответствии с последней волей покойного князя. Нет нужды напоминать, что дело первостатейной важности сегодня — в соответствии с распоряжениями властей, соблюдая вышеуказанные установки, быстро и мирно покинуть замок. Сие следует довести до сведения всех членов дружины клана, сопроводив убеждением.

Год Змеи, 04.05

Унэмэсё Тода. (Печать)

Старшим самураям дома Асано, чиновным лицам, служилым, надзирающим и всем прочим членам дружины клана.

Постскриптум

Всем, находящимся в Ако, надлежит немедля по получении сих указаний их обсудить».

Итак, в письме требовалось одно: безоговорочно сдать замок. Услышав, что получено письмо от Тоды, Кураноскэ заранее знал, что в нем будет написано. Почти то же самое говорилось и в письме от Даигаку, младшего брата покойного князя. О том же настойчиво просили в своем письме эдоские старшины Ясуи и Фудзии.