Кураноскэ встретил это известие спокойно, полагая, что совсем неплохо иметь опытного советчика в деловых вопросах. Что касается общего курса действий, то тут он, в отличие от прошлых лет, полагался теперь только на собственную инициативу и не намеревался позволять кому бы то ни было вмешиваться. Куробэя такое отношение не устраивало, но он решил на время затаиться и внимательно понаблюдать за происходящим. Удивительным представлялась твердая уверенность в своих действиях, которую демонстрировал Кураноскэ, его готовность принять любой вызов, и непревзойденное умение справляться с трудными делами. До сей поры не только Куробэй, но и многие другие самураи видели в Кураноскэ всего лишь любимца счастья, которому повезло занять место предводителя самурайской дружины по праву рождения. Наблюдая теперь с удивлением жесткую манеру Кураноскэ, казалось, ставшего совсем другим человеком, все они невольно проникались чувством глубокого уважения.

Глава 17. «На воде»

Каботажный корабль, выйдя под вечер из осакской бухты, несся под парусами по волнам, озаренный лучами заката. В пассажирском трюме купцы и путешественники, собравшиеся из разных краев, посмеиваясь, болтали о всякой всячине.

— Господин Накамура… Извините, вы случайно не тот самый Ятанодзё Накамура будете? — странно изменившимся голосом спросил один из пассажиров, и все с любопытством повернулись к нему. Человек, произнесший эти слова, был высокого роста, с виду похож на ронина. На корабль он вбежал перед самым отплытием. Картинно сбросив на палубу сундучок с доспехами, он до сих пор сидел с отсутствующим видом, не размыкая уст, и даже не улыбался, слушая байки, которыми громко обменивались пассажиры. Похоже, он давно был в дороге и порядком пообносился. В обличье его было какое-то внутреннее достоинство и неприступность, что заставляло прочих пассажиров держаться от незнакомца на почтительном расстоянии.

Когда ронин вдруг заговорил, все остальные посмотрели на него с любопытством. Дело в том, что тот ронин, к которому обращался первый, преспокойно спал, привалившись к борту и обхватив руками древко короткого копья. Отсвет вечерней зари падал на лицо спящего, которое выглядело страшно уставшим.

— Господин Накамура! — снова позвал первый ронин, но тот и не думал просыпаться. Пилигрим, возвращавшийся из паломничества в храм Исэ, в сердцах уже хотел было растолкать соседа, но первый ронин его опередил. Однако стоило ему только протянуть руку и коснуться спящего, как тот мгновенно вскочил и обхватил дерзкого за плечи, но тут же, в свою очередь, вытаращил глаза, вглядываясь в лицо, казавшееся таким знакомым.

— Ага! — воскликнул удивленно второй ронин, узнав первого. — Да это же Исэки! Вот уж неожиданная встреча! Да, и впрямь давненько не виделись!

Оба растроганно смотрели друг на друга, и глаза их от чувств туманились слезами.

— Ну, никак не думал тебя тут повстречать! Это же сколько лет прошло!

Мужчина, которого назвали Исэки, только кивнул в ответ.

— Тоже в Ако путь держишь?

— Ну да, конечно. И ты туда же? Говорят, вот-вот начнется осада замка. Эх, вот дела-то! — Ну, хоть старого товарища встретить довелось… И где же ты обретался? Что, в Киото? Вот как? А супруга? Что, оставил ее в столице? Вон оно что… Я тоже мать-старушку поручил заботам сына. Что уж там… Жили-то мы все вместе, только я ему как отец не слишком был полезен… Ха-ха-ха… А ведь и впрямь давненько мы не виделись! Восемь лет? Неужто и впрямь так долго?! Я ведь, бывало, и собирался тебе весточку послать, да знаешь, как оно бывает…

Старые приятели беседовали вполголоса, но их попутчики и так догадались, что эти два ронина из рода Асано, срочно возвращаются домой по призыву командора. Только теперь все могли оценить и то, что всех пожитков у первого ронина и было, что состарившийся на службе в мирное время сундучок с доспехами да короткое копье. Тотчас же стихли оживленные рассказы. Пассажиры, потихоньку переговариваясь, не сводили глаз с двух ронинов, которых судьба в этот трудный час свела вместе на борту корабля. И в эти края уже долетели слухи: повсюду толковали о том, что в Ако скоро начнется война. Для пассажиров по воле случая встретиться в море с ронинами, которые направляются отсюда прямо на поле боя, было удивительным и незабываемым приключением.

На борту среди пассажиров была и прелестная незнакомка, доставившая столько хлопот Хаято в ту достопамятную ночь в Сагамино. Из-за плеча ближайшего соседа она, широко раскрыв свои ясные глазки, вглядывалась в двух ронинов.

— Что-то душно здесь, — сказал Исэки, — может, поднимемся наверх, пусть морским ветерком обдует? Там и поговорим.

Оба самурая вышли из трюма, прихватив все свои пожитки. Исэки нес сундучок с доспехами, Накамура — короткое копье и неказистую банную

подстилку.

— Так что же все-таки, будут они оборонять замок или как?

— Вишь, ронинами стали, а тоже — услышали молву да, видать, и поспешают теперь в Ако. Настоящие-то самураи, поди, не так выглядят, — с любопытством переговаривались между собой пассажиры.

Затем беседа перешла на другую тему и все стали обсуждать кару, постигшую род Асано. Каждый спешил выложить все, что только успел узнать из разнообразных слухов.

Незнакомка, посмеиваясь, встала и вышла на палубу. Вечерняя заря уже померкла в облаках, и очертания острова Авадзи смутно проступали черным пятном над гладью вод. Недалеко от корабля на песчаном берегу там и сям горели огни, отбрасывая блики в море. Женщина, тихонько поправляя белой рукой прическу, слегка пострадавшую от легкого ветерка, оглянулась по сторонам, ища взглядом ронинов. Те сидели скрестив ноги на носу судна. Сделав вид, что просто смотрит на воду за бортом, женщина подошла поближе к ронинам с подветренной стороны, чтобы слышать, о чем они говорят, и там замерла, неподвижная, как тень.

— Что, Накамура, ты все еще выпить горазд?

— Нет, больше не пью, бросил. А ты?

— Бывает иногда… Эх, да ведь столько не виделись. Выпьем, что ли, маленько. Я думаю,

здесь, на корабле, продают. Так только, чуток.

— Ладно, если чуть-чуть…

Один из ронинов отправился на поиски сакэ и вскоре вернулся с керамической бутылочкой в руках.

— Ну…

— Нет, давай, ты… Доброе сакэ!

— Наверное, это «Хонба»…

— Доброе!

— Давненько не пробовал. Славно! Но послушай… Не кажется тебе, что сейчас как раз настало наше время? Я думаю, так оно и есть. Мне уж представлялось, что все кончено, никому я больше не нужен, ан нет, еще послужу! Выходит, пригодимся мы еще! Это ведь здорово!

— Согласен! Был самураем, теперь вот вроде бы купцом заделался… Надоело так болтаться без пользы. Хорошо хоть, прихватил с собой копье — теперь для него будет работка…

— Ага! Ну, пей! — Что?! Бутылка уже пуста? Тогда теперь я угощаю!

— Ладно! Ты уж извини…— Чуток совсем возьми. Многото не надо.

Между тем в сгустившемся мраке рядом с выпивающими приятелями маячила еще одна фигура.

«— Любят заложить за воротник, — говорила про себя женщина, слушая разговоры друзей, и на лице ее, обращенном к темным волнам, расплывалась широкая улыбка, так что казалось, что она сейчас заблагоухает, как распустившийся цветок. — Хотя пьют все же с оглядкой».

Корабль скользил по волнам, и лишь парус призрачно белел во мгле. В трюме горела жаровня. Мужчина, похожий на капитана судна, прохаживался, сверкая открытой бронзовой грудью и загорелым лицом.

Волнение на море улеглось, оставив легкую рябь, и, расплывшись светлыми пятнами в темном зеркале вод, подрагивали, сжимаясь и вытягиваясь, отражения звезд. От выпитого вина оба ронина разгорячились, голоса их звучали громче. Женщина отошла к корме. Парус трепетал на мачте. Незнакомка придерживала рукой полы кимоно, чтобы не распахивались на ветру. Из мрака вынырнула темная мужская фигура и направилась прямо к ней.

— О-хо-хо, — хрипло выдохнул пришедший, и женщина тотчас признала в нем докучного соседа, который донимал ее в трюме своим вниманием. Она старалась отсесть от него подальше, а он все норовил подсесть поближе, чтобы колени их соприкоснулись. Дородный, заплывший жирком мужчина со слегка опущенными уголками глаз смахивал на провинциального богача.