Виолы не добудиться. Я и шепчу, и поглаживаю по руке, но в конце концов сдаюсь.

…

— Доброе утро, — ворчит шатенка, входя в кухню.

Она жутко щурится и хмурится, а слегка растрепанные волосы только добавляют её виду беспечного очарования. Интересно, когда она успела так испортить причёску, ведь когда я от неё уходил, всё было в порядке.

— Доброе утро. Ты прелестно выглядишь, — говорю я, ожидая, когда же, наконец, приготовится омлет.

— Угу, — причмокивает она и скрывается в ванной.

…

Умывшись и причесавшись, она выглядит приличнее, с благодарностью принимает стакан воды, но зевать и недовольно ворчать не перестаёт.

— Я устала. Хочу спать. Почему ты меня не разбудил?

— Долго пытался. Но ты так крепко спала, что у меня ничего не вышло.

— Мог бы и получше постараться! Теперь башка болит, — почти плюхаясь на стол, говорит Виола.

— Можешь лечь обратно, а я принесу завтрак в постель.

— Реально? — поднимает на меня голову девушка, вязко удивляясь.

— Да.

— А что же не принес сразу? — едва сдерживаясь, улыбается провокатор.

— Ты спала.

— Ааа… Точно, — протягивает Виола и вновь укладывает голову на руки.

— Как Добрыня Никитич. Хорошо, что не храпела ещё.

— Меня и будильник не может разбудить. Не то что какой-то Елисей Силович.

— А это тебе не мешает? Опаздывала куда-нибудь? — спрашиваю я, отсмеявшись.

— Постоянно, — жалуется Виола.

— Ну, сейчас ты никуда не опаздываешь, поэтому можно расслабиться. Пойдёшь в кровать?

— Мне ле-е-ень… — протягивает Лета и жалостливо мурлычет: — Какаву сделай.

— Угу, — принимаю заказ я и ставлю чайник кипятиться.

— Почему вообще мы проснулись так рано?

— Скоро час. Какой рано? — удивляюсь я, расслабленно опираясь о столешницу.

— Я бы проснулась часа в три и нормально.

— А спать когда?

— Ну-у-у, чуть пораньше, чем вчера, — невинно улыбается девушка.

— Ммм, ясно. Нарываешься на мешки под глазами.

— Да я дура вообще, чё ты с меня спрашиваешь? — махнула она расслабленной ручкой, так что та просто звонко плюхнулась на стол.

— Ты как-то обмякла, будто из тебя можно фигурки лепить.

— Слепи высыпающуюся стерву, пожалуйста.

— Почему стерву?

— Это лучше, чем мешки под глазами, —фыркает Лета и уходит.

…

— Зарядку делала, что ли? — спрашиваю я — щёки девушки слегка румяные, дыхание бодрое, учащённое, а движения по лёгкости уже напоминают вчерашние.

— Да-а-а, — вытягивается на носочках Лета. — Потянулась и поприседала.

— Я бы на твоём месте ещё поотжимался, чтобы руки размять.

— Да, пап, я знаю. Отжимания я тоже успела сделать.

— Тогда молчу… Ну, кушать подано! — ставя на стол две тарелки с омлетом и бутербродами, улыбнулся я. — Только пока очень горячий.

— Ням-ням, — расплывается Виола. — А какава?

— Какаву щас сделаю.

— Дава-а-ай, — капризно протягивает Виола и начинает стучать ногтями по столу — ровно до тех пор, пока я не ставлю нам обоих по стакану какао.

Как только я сажусь за стол, она жадно налетает на завтрак, сверкая озорными глазищами. Периодически гостья блаженно мычит, каждый раз мажорно, словно поёт — лучший комплимент шеф-повару.

========== Лё-о-оша-а-а! ==========

— Очень вкусно, спасибо большое! — говорит Лета посреди завтрака.

— Рад, что еда помогла тебе перестать ворчать.

В ответ она лишь виновато опускает глаза, заправляет волосы за ушки, начинает кушать очень тихо и аккуратно. Щёки Леты покрываются румянцем — вряд ли она настолько хорошая актриса, чтобы так легко играть стыдливую девицу. Надеюсь, ей правда стыдно.

…

Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, в том числе и наше домашнее свидание. Лета мнётся и хмурится вслед за мной, понимая это противное настроение — не хочу его оставлять, надо что-нибудь придумать.

— Прости, что решаюсь оставить тебя, — начинает говорить она, уже одевшись во вчерашнее платье и туфли. — Но мне нужно к сестре… Спасибо тебе большое за поддержку, тёплый вечер и утро. И вкусную еду… Мне стало легче, но теперь я совсем не знаю, что делать дальше…

— Давай я тебя тогда до сестры провожу? — догадываюсь я до самого простого.

— До дома???

— Если позволишь, — кивнул я.

— Ой, ну давай, — смущается Лета уже второй раз за утро — она непроизвольно закрывает лицо руками, безуспешно скрывая широкую улыбку и яркий румянец. — Вообще мы вместе с Катей квартиру снимаем, так что еду к себе домой.

— Тем более! — вдохновляюсь я её сиянием.

…

На улице палит солнце, растворяя в воздухе вчерашнюю влагу. Душно настолько, что та ветровка, которую я прихватил для девушки, оказывается никому не нужной.

В метро мы обсуждаем всякую всячину, обходясь без музыки в ушах. Сегодня поезда куда резвее, поэтому иногда наш состав особенно мерзко скрежещет о рельсы.

— Мерзость, — забавно морщится она, сдабривая слова выразительной гримасой.

— К этому звуку не привыкнуть, пока не оглохнешь.

…

Она не соврала, сказав о том, что живёт недалеко: всего двадцать минут на метро. Поднявшись на улицу, мы проходим по оживлённой улице прямо до полицейского участка и сворачиваем перед ним налево, во двор широкой многоэтажки.

— Нам не в этот дом, а в тот беленький, впереди, — Лета показывает рукой на четырёхэтажный дом, скрытый деревьями.

Чтобы подойти к нему, нужно сделать небольшой зигзаг по узкому дворовому проезду, заставленный машинами жителей многоэтажки. Подъезд к маленькому дому оформлен гораздо симпатичнее. Перед высокими железными воротами есть разметка на полтора десятка автомобилей, а внутри ещё около сорока мест. Ворота и забор, неприступно опоясывающий весь двор, выкрашены в коричнево-баклажанный цвет.

Войдя во двор можно спокойно рассмотреть, что высажено заботливыми жильцами. Справа за воротами довольно плотно стоят высокие кустарники и деревья: снежноягодник, жасмин, клён, берёзы. Слева растут неброские цветы, за ними — клёны и рябины, чуть поодаль — пушистые голубые ели, туя и заросли снежноягодника, ломящиеся от урожая. У самого дома высажены разнообразные цветы, розовые кусты, высокие и низкие, кустики голубых ягод. По стенам пары подъездов до самой крыши вьётся виноград, за которым даже не видно некоторых окон. В этом густом ковре спрятались гнёзда птиц, по пению похожих на воробьёв и стрижей.

— Очень красивый двор. Так тихо и столько всего посажено, — восхищённо вздыхаю я, фотографируя всё подряд.

— Купить тут квартиру просто нереально. Но из-за того, что это далеко от центра, аренда не очень большая.

— Сколько?

— Сорок тысяч.

— Нехило.

— Зато район хороший. Рядом школы, детские сады, аж две штуки, парки, а рядом река… Да и сам знаешь, какие там территории зелёные.

— Согласен. Хорошо, что вы теперь не студентки, — улыбаюсь я, помня, что говорила она про сестру: окончила бакалавриат и уже почти год работает hr-ом.

— Да. Но ты прав в том плане, что пора искать своё собственное жилье, а то на аренду треть моих доходов уходит.

Очень кстати я вспоминаю: Катя в детстве была гиперактивной — пока Лета отвечает, её сестра выбегает из подъезда с пугающе радостными воплями.

— Лё-о-оша-а-а! — сверкает она искренним детским счастьем.

— Ох! — вздыхаю я от силы столкновения и силы объятий. — Как ты выросла.

— Я высокая, да, — засмеялась девушка, стискивая меня всё импульсивнее.

— Эта лосиха выше меня стала.