Мелкая пороша белила мёрзлую землю. Шипело под ногами. По ни выспавшемуся лицу ударяло холодное "бабье просо". Тяжёлый ветер задувал тёмноту зимнего утра. Разбуженная жизнь ежилась, свирепела придавленная чёрным небом.
- Нет лучшего времени для окончания света, - подумал Алим Петров, он шёл будить напарника Антона Шкимбова. Ждала закреплённая с вечера бортовая машина.
Антон, лежал в прогнутой сетчатой кровати, не мог подняться, пальцами обеих рук скрёб живот, выл и стонал от боли в желудке.
- Всё, - сказал водителю заготовитель Петров, - езжай обратно в гараж, сегодня скот принимать не будем. Антон снова переел.
Вообще-то Шкимбовы, из давнины рода идут многоедами. В минувшую старину, когда ещё пахали лошадьми и волами, и земля единоличною числилась, пять братьев его отца, дальнюю ниву какую-то орали. Плуг - тройчак был под силу старым волам, с ними ещё бычок двухлетний, недавно скоплённый ходил, к хомуту привыкал; отец сыновей наставил: вола молодого на привязи со старой парой водить, пусть учится борозду держать. С ночёвкой работали в то время; пока нива не почернеет, волов издали домой, гнать не разумно.
Сестра повозкой, еду горячую им повезла, ендову на вынутый из печи камень горячий положили, солома снизу, шубой обмотали сверху, обед парящим должна доставить. Но не на ту ниву поехала, блуждала, в другом месте братьев искала, заплаканная вернулась, и мать тоже от переживания прослезилась.
Днём пахали братья, ночью пахали, сами меняются, а волы к долготе борозды привычны; сухую еду давно съели молодцы, - горячую не везут.
- Батью, - говорит младший самому старшему, - а давай волика испечём. Как нам без пищи орать?
Все молчат, на бычка поглядывают.
- Быть, по-твоему, Тошка, если до вечера пищи не будет, режем - согласился самый старший. - Забьём, и опередим холод ночи.
Сложенные в клади жерди, снятые на зиму с виноградных кустов, уныло ждали весну. Чем не угли для запечённого мяса.
Расчленили молодого бычка, испекли-зажарили, съели за раз; и ниву исправно вспахали.
...Отец в гневе от своеволия сыновей, на них с палкой накинулся. Мать тут вмешалась, свою спину под палку подставляет: - Тихо, тихо старый, хватит, отстань от детей. Сколько с того бычка мяса для пятерых юнаков, не голодными же им ниву вспахивать, тоже скажешь не подумав, да и вол с него вышел бы неважный. Рог правый криво сидел... Какой такой с него пахарь?!
Антон переедал каждый раз, если выпадал случай, особенно когда в заготконторском мясном цеху скот на убой завозили; потирал руки, предвкушал приятный обед, там своя кухня сытно готовит. Повара, аппетит Антона хорошо знают, с потешной улыбкой пузатого встречают; борщ, солянку, или курбан ему льют в ведёрный супник; выставленные на разносе клубки говяжьего и бараньего жира, сам в супник накладывает. Утопит в горячем супе холодный жёлтый жир, и толчёт, на лоскуты раздирает, не разогретый жир заодно с мясом варённым глотает, мурчит, ёрзает в стуле, охает от удовольствия, забывается; пока две миски не съест, никого кругом не замечает. Потом сосиски ему варят, купаты запекают, он их горячие глотает, горчицей сдабривает, кушает с кожурой, пальцем проталкивает. Теряется. Запивает холодным белым вином. Вторую бутылку открывает со стоном, животу его пришло желание полную сытость почувствовать. На следующий день воет от боли в боках; когда колики отходят, спрашивает: скороли завоз скота в бойню намечается.
Тут, как раз в заготконтору распоряжение важное пришло, сверху пустили: - на предстоящую облпартконференцию доставить в область молочную говяжью мякоть: для котлет, для отбивных, для антрекота так себе... Необходимо отрядить спецстоловой, отборную говяжью свежатину из мяса тёлок двухлетнего выкармливания, поеных обратом. Антон Шкимбов заранее пуп щупает, вопит.
Заготовителям партийное распоряжение выборочно прочитали. Петров и Шкимбов тоже под указание попали, - две тёлочки доставить в назначенный срок, без выискиваний оправдания. За опережение забойного срока, доплатить селянам на килограмм живого веса ещё по двадцать копеек. Удар зимней молнии, большее недоумение вызовет, чем неисполнение обкомовского приказа. Не только Антону, - всем партийцам надлежит хорошо прикормиться мякотью конференций.
Многоед проголосил сутки, и уже оправился, выздоровел, рези затихли, аппетит в новый день с раннего утра пришёл. Не позавтракал Антон, решил держаться для заготконторской кухни. С сомнениями выходил на работу, знал, что забой тёлок под запрет поставлен, для воспроизводства поголовья выращивается женский рогатый скот. Сам главный приёмщик мясокомбината Степан Степанович Гречанлиски по лбу Антона пустыми накладными как-то бил. Стояло такое недоразумение.
- Ты что Шкимбов? Почему указания запрета и контроля не исполняешь, область тысячу голов молочного стада не дочитывает, а ты репродуктивный скот, нетель, под нож привёз. В тюрьму захотел?! - спрашивает Гричанлийский.
- Впиши тёлок бычками, кто проверять будет, зависшие килограммы снимешь, дарю. Я знаю, Боря так делает.
- Ты себя с Борей не равняй, Боря - еврей, его из Америки спасать приедут, а за тебя кто заступится, когда КГБ по доносу словит...
