А в этот раз прям встречали! Две сестрички в медицинских робах и одна постарше, в костюме, должно быть, какая-нибудь заведующая. Только вот ворота проходной были прикрыты: не наглухо, но достаточно, чтобы не заехать. Я припарковалась рядом и не успела поставить на ручник, как к машине подошла эта в костюме и постучала в окошечко.

«Сейчас выйду», – показала я, но она сама открыла дверь – и с ходу:

– Мы не можем вас принять сейчас.

Кто бы сомневался! Я стиснула зубы, превратив озверелый оскал в подобие улыбки, Сашка шумно выдохнула, старик на заднем сиденье что-то прорычал.

– Почему? – Я старалась говорить как можно равнодушнее.

Заведующая (или кто она там) наклонилась ко мне через опущенное стекло, хотела что-то сказать, но Иваныч на заднем сиденье возмутился:

– Я паспорт взял! – В подтверждение своих слов он шумно, с жужжанием молнии, распахнул спортивную куртку. Из внутреннего кармана торчала коричневая корочка, как будто это могло помочь.

Заведующая вздрогнула от неожиданности, дёрнула головой, ударилась о дверь. Откуда такая нервозность в таком спокойном месте?

– Знаю, – говорю. – Фонд предупреждал, что…

Она замахала руками и показала на проходную:

– У нас ЧП. Бабушка… Умерла, – сказала заведующая домом престарелых. – Весь персонал на ногах, никто просто не сможет заняться вашим дедушкой. Погуляйте хотя бы сутки, заодно начнёте собирать документы…

Я слышала в жизни вещи и поглупее, но на всякий случай переспросила:

– В доме престарелых умерла бабушка – и работа встала?

– Да нет же… – заведующая покраснела и уставилась почему-то на Сашку. Сашка дёргала меня за рукав и показывала на приоткрытые ворота проходной.

Я посмотрела – и наконец заметила, что весь почётный караул из заведующей и сестёр вышел встречать не нас. В полуоткрытые ворота был виден кусок территории, там стояли две машины, полицейская и «Скорая», вокруг них суетились человек шесть в двух разных формах. Один сержантик курил у самых ворот.

Сашка сообразила первой:

– Её убили, да?

Заведующая бросила на неё оскорблённый взгляд «Это кто вообще?!»

– Домой ему нельзя! – вступилась Сашка. – Эта мегера…

– Да, её убили! – не выдержала заведующая. – Я всё понимаю, но сейчас безопаснее дома, чем у нас!

Я вышла из машины, хлюпая мокрой обувью. Заведующая только вскинула брови и тут же уставилась в сторону, как будто всё нормально. Да ей и не до того… Мы отошли от машины, и заведующая тут же зашипела мне в ухо:

– Главное, везде камеры – и ничего! Охрана сейчас опять прокручивает запись для полиции, да я десять раз уже посмотрела: ничего!

– Слепая зона?

– Единственная! Так вообще не бывает, я даже не знала, что она есть, нашлась! На тело страшно смотреть.

А кому не страшно? Но вслух я этого, конечно, не сказала.

– Там живого места нет. Нож, не нож…

– Мишка, – сказал подкравшийся сержант. – Из шапито сбежал медведь, мне только что передали. – Вот и весь криминал.

Заведующая умолкла, подумала секунду и закивала:

– Я только мельком видела, но, наверное, вы правы.

– Я всегда прав. – Он надулся как в кино. – Уверен, судмедэксперт всё подтвердит. Эвакуируйте старичков и поднимайте охрану, будем обыскивать дом. А вы уезжайте, – он повернулся ко мне. – Нечего тут!

– Их охрана и памперса поднять не может, – говорю. – Вы уж повнимательнее там…

– Чижик, хорош курить, давай сюда! – крикнул кто-то с территории, и сержантик бодрой рысцой побежал на зов.

Мне отчего-то сразу стало легче. Я уселась за руль и сообщила своим:

– Поедем в лагерь, что делать! Валерий Иванович, вы давно в пионерлагере были?

– Маршировать разучился, трубить могу! – старик издал губами длинный неприличный звук. Что ж, с ребятами он подружится.

В лагерь мы влетели за тридцать секунд до тихого часа. Сашка первая выскочила из машины, открыла, багажник, разложила кресло. Когда я вылезла, она уже грузила туда Иваныча.

– Бежим! Опоздаем на тихий час – в углу будем стоять все! А я ещё и полы мыть…

– Ну, если к коляске швабру привязать, то и я помою! – Иваныч хихикал и медленно усаживался, помогая себе неходячими ногами.

Я цапнула из багажника сумку с его приданым, закинула на плечо, щёлкнула брелоком:

– Вот теперь бежим!

Где-то за моей спиной рявкнул громкоговоритель:

– Саша Аленьсьева, вторая группа, возвращайся в корпус.

– Хватились меня! – буркнула Сашка.

– А ты как думала? – говорю. – Объясняйся теперь.

Лена сидела на крыльце корпуса и уже увидела нас. Мысленно я вжала голову в плечи и грохнулась в обморок – на всякий случай. Одно дело, когда подросток загулял, другое – когда подросток загулял где-то с твоим помощником, да ещё старикана какого-то с собой привёз. Впрочем, Ленка истолковала всё по-своему:

– Саша, если к тебе приехал дедушка, это не повод опаздывать на тихий час. А вас я попрошу помнить, что родительские часы у нас после шестнадцати, когда дети уже не спят. Она нарушает режим, а нам потом…

– Что ж мне, на улице жить?! – возмутился Иваныч.

– У меня посидите, чайку попьём. А вы обе быстро в палату, мне ещё проблем не хватает! – Она отобрала у меня кресло и покатила в сторону своей двери. Я замахала Сашке, чтобы бежала в палату, сама прошмыгнула вперёд Ленки с коляской (Ой, а ты чего мокрая?), заскочила в нашу комнату и с рекордной скоростью переоделась, пока Ленка с Иванычем карабкались на крыльцо.

Группа стояла на ушах, как положено тридцати подросткам во время тихого часа. Никто, конечно, не раздевался, все сидели в джинсах на убранных кроватях – спасибо, если кроссовки скинули. Я вошла к девчонкам, и на секунду они притихли. Только на секунду, потом Семыкина ожила:

– А мы вас потеряли, Ляля Евгеньевна!

– Не дождётесь!

Из палаты мальчишек доносились вопли и выстрелы: кто-то опять врубил игрушку в планшете на полную мощность. Я открыла дверь, разделяющую мальчишескую и девчачью палаты, и заглянула:

– Цыц!

– Да, капитан! – отрапортовал Лёлик, не отрываясь от планшета. – Сейчас, только белого замочу…

– Сейчас у нас тихий час, потом постираешь, если понадобится: и белое, и цветное…

Лёлик рассмеялся.

Я поставила стул в дверях между палатами, Толстый уже протягивал мне книгу. Когда-то я пересказывала им Эдгара По и детские страшилки про красную руку, а сейчас вот читаю Кинга. Лёлик убавил звук на своей стрелялке, и это следовало рассматривать как благородный жест воспитанного мальчика.

Я открыла книгу и стала читать, краем глаза поглядывая на ребят. Лёлик, Профессор и Влад так и сидели, уткнувшись в свои планшеты. Я знала, что они слушают, но всё равно было обидно. Из девчонок только Семыкина не отложила телефон и всё время тыкала пальцем в экран. У неё дома что-то не ладится, так что пускай. Краем уха она всё равно меня слышит, и от этого ей становится легче.

Хурма каждый раз ворчит, когда видит у меня ужастик: «Да что это, да это не учит добру!..» Знала бы она, как виртуозно я научилась смягчать кинговские ругательства! Не делая пауз в чтении, я с ходу подбираю смешной эвфемизм к самому грязному словечку так, что все хохочут. «Король тухлых огурцов», «стриженая выдра», «каша из грязных кедов»… Кажется, дети даже не догадываются, что это моя работа, а не автора. То-то будет сюрприз, если лет через – дцать они решат перечитать эти книжки.

– Из шапито мишка сбежал, – выдал Профессор, не отрываясь от планшета. – И задрал старушку в доме престарелых.

…Но иногда миры Стивена Кинга смешиваются с нашим собственным. Это не по правилам, так нельзя! Неудивительно, что дети нервничают и спешат доложить взрослым. Как будто я что-то могу с этим поделать!

– Знаю, – говорю. – Поймали?

– Да куда там! – Профессор поёжился как от холода. – Даже не нашли!

– Ну и слава богу, – сказала Булка. – Животные должны жить на свободе. Доберётся до леса – и прости-прощай.