Девочка усмехнулась.

– Ничего трудного. Меня бабушка научила, – ответила она.

– Бабушка?

– Да! – Что-то блеснуло в глазах девочки, но Конэко не понял, что это было. – Видел бы ты, как она бросает! – Девочка чуть поколебалась и добавила: – Ты ведь Конэко, да? Сын нашего доброго господина Фукуро? Наследник Дома Спокойствия?

Мальчик выпрямился.

– Да, это я, – признался он.

– А раз это ты, так чего ж ты скрывался в зарослях… как разбойник?

– Я… – он снова смутился, – не часто играю с другими детьми. Вообще с ними не провожу времени…

– Тебе отец запрещает, да?

– Да нет! Отец с удовольствием отправил бы меня к другим детям. Дело в том, что…

– Говори! Мне можешь сказать!

Конэко внезапно исполнился какой-то необычной уверенности в себе. Слова девочки придали ему смелости.

– Это другие дети не хотят со мной играть, – признался он. – Им родители запрещают. Я… больной. Болею давно, с самого рождения, и родители деревенских детей боятся, что моя болезнь заразная. Вот и не пускают ко мне своих детей. Я играю один. Или учусь с госпожой Мэйко. Вот и все, – закончил он.

Теперь молчали оба. Тихонько шумела река, поток приносил отголоски издалека – где-то звенела режущая дерево пила, болтали у воды прачки, шлепая мокрой одеждой о камни.

– Я не боюсь твоей болезни, – гордо сказала наконец девочка.

– Нет?! – спросил потрясенный Конэко.

– Ни капельки! Если очень хочешь, я могу играть с тобой… Научу тебя делать блинчики.

– Блинчики? Мне иногда готовят их в кухне, но много нельзя…

– Да нет, глупый! Так называется игра, когда кидаешь камни.

– А-а!

– Я научу тебя, вот возьми вон тот камешек. Не этот, вон тот, плоский такой! Возьми его в ладонь, обхвати пальцами, как будто ты указательным и большим пальцем хочешь обхватить плошку с чаем, да, вот так, правильно!

– Девочка?

– Да?

Конэко взглянул на нее.

– Как тебя зовут? Если мы будем играть вместе, то мне надо знать… чтобы позвать тебя, если мы потеряемся.

Она взглянула на него в ответ, ее кроваво-красные губы растянулись в улыбке.

– Меня зовут Ака, – все же ответила она.

– Очень приятно, Ака… я Конэко!

– Знаю. А теперь бросай, рукой надо сделать вот такое движение, раз!

Камешек взмыл в воздух, однако уже во время его полета Конэко понял, что вышло плохо. Вместо того чтобы плавно снижаться, камень полетел по дуге и плюхнулся в воду. Мальчик еще надеялся, что камешек отскочит от воды, но ничего подобного – он просто утонул.

Ака неодобрительно скривила губы, но в ее глазах не было осуждения.

– Не переживай. У меня с первого раза тоже не вышло, – утешила она мальчика. – Хватай следующий, будем тренироваться вместе.

Солнце прошло еще часть пути по безоблачному небу. Повеял ветер, поглаживая листья; заскрипели стебли бамбука.

Камешек прорезал воздух, крутясь, словно диск; шлепнулся в воду и отразился от нее, раз, второй… третьего раза не получилось, камешек ушел в глубину.

– Молодец! Отлично, Конэко! – закричала Ака, довольная тем, что ее наука пошла на пользу. Еще мгновение она смотрела на расходящиеся по воде круги, потом взглянула на мальчика. Наследник даймё тяжело дышал, не в силах разогнуться.

– Конэко? Конэко, что с тобой? – Она хотела обнять мальчика, но тот поднял дрожащую ладонь.

Этот жест, на первый взгляд успокаивающий, заставил бы волноваться еще больше любого, кто его увидел бы. Мальчик был явно смертельно уставшим… едва держался на ногах.

– Конэко, иди сюда, присядь вот тут, – ласково попросила Ака, а затем метнулась к реке. Вытащила из лежащего рядом свертка сосуд, набрала в него воды. Хотя река в этом месте и казалась темной, почти черной, но на самом деле ее воды были исключительно чистыми – деревни Дома Спокойствия очень заботились о том, чтобы не загрязнять поток. Нечистоты сливались лишь в один отдаленный рукав, и то это делалось так, чтобы не отравить реку ниже по течению.

Девочка подошла с полным воды кубком к мальчику и дала ему напиться.

– Мне сбегать к взрослым? Хочешь, чтобы тебя отнесли к отцу? Ты выглядишь плохо, очень плохо!

– Нет! – запротестовал Конэко, отодвигая от себя недопитый кубок. – Нет, совершенно точно нет! Если отец узнает… что я так устал у реки… и госпожа Закура тоже… они мне не позволят больше с тобой играть!

– По… понимаю…

– Дай мне… минутку! Хорошо? Одну минутку!

– Ладно.

Минутка сильно затянулась. В небе появились обрывки облаков, но солнце все еще светило ярко. Золотой его диск склонялся все ближе к западу. Через несколько часов он скроется за густым бамбуковым лесом, и Дом Спокойствия накроет саван темноты.

Конэко попросил еще воды, и Ака принесла ему в своем деревянном кубке. Мальчик пил, и, казалось, отдых помогает ему восстановить силы. Видимо, он действительно был очень болен, если его так утомило простое бросание камешков.

– А мы можем… поиграть во что-нибудь другое? Или просто погулять? – попросил он.

– Да, конечно, Конэко.

Он попытался встать, но сил явно не хватало, так что Ака подала ему руку. Отпустила она руку не сразу, а лишь после того, как убедилась, что он сам устоит на ногах.

– Спасибо… – прошептал мальчик. – Ты мне показала, как пускать блинчики… Можно, теперь я тебе кое-что покажу?..

– Да, конечно!

– Пойдем, я тебя отведу.

Она собрала полотенце, кубок и маленький красный веер, а потом потихоньку пошла за молодым господином.

Прогулка проходила спокойно. Они отошли от берега реки и направились в ближнюю деревню.

Крестьяне, узнавая наследника, останавливались на месте и сгибались в поклоне, поглядывая, однако же, на Аку с изумлением. Они привыкли к тому, что юный Конэко передвигается по внутренним островам Дома Спокойствия в компании своего личного врача, госпожи Мэйко, или уж отряда самураев. Но вид этого ребенка в компании с другим ребенком был для них странен… а ведь должен был бы быть таким привычным.

Тем временем Конэко шел как ни в чем не бывало, лишь время от времени кивком давая понять, что принимает почести. Вел спутницу извилистыми тропками и улочками деревни. Понемногу они вышли на широкий тракт, что шел от главных ворот, называемых Предмостными (потому что именно к ним вел внешний широкий мост, переброшенный над главным руслом реки), и тут пошли осторожней, чтоб ненароком не попасть под копыта конного патруля.

Наконец они перешли на другую сторону тракта, и тогда Конэко свернул, поднимаясь со своей спутницей вверх, вроде бы в сторону главного комплекса зданий. Но они дошли лишь до противоположного конца деревни, до очередного моста через другой рукав реки, и там мальчик указал на обочину тракта.

– Нам надо спуститься туда, – сказал он, указывая пальцем на узкую, бегущую от моста вниз тропку. – Ты поможешь мне?

– Да, конечно!

Спускались они очень осторожно. Ака подстраховывала мальчика, но вел по-прежнему он. Теперь стало ясно, почему он попросил о помощи, – тропка была очень узкой и вела над самой пропастью. Внизу гремела река, а дорога была неровной.

Они наконец дошли до места, в котором путь несколько расширялся, круто поворачивал влево и исчезал за скалами. Здесь Конэко остановился.

– Дальше я не смогу, – сказал он.

– У тебя кончились силы?

– Нет… просто не сумею пройти, – пояснил он. – Там, за скалами, храм лиса, ками – покровителя нашего поместья.

Ака скорчила такую гримаску, словно он сказал ей, что ночью небо зеленое или солнце сделано из расплавленного сыра, так что Конэко пришлось объяснять дальше:

– Ты никогда не ходила в паломничество к храму ками?

– Нет, – ответила она. – Мы с бабушкой жили в деревне. Я же говорила…

– Ну да… такие храмы строят в недоступных местах. Тот, кто хочет отправиться на поклонение, должен преодолеть много трудностей. Ками должны видеть, что путешествие к их святилищам связано с преданностью и самоотречением. Только тот, кто готов преодолеть трудную дорогу, достоин милости ками.