Мой характер в тот год оставлял желать лучшего. Я срывался на всех, истерил, обвинял отца за спиной, перестал разговаривать с Габриэллой и хамил прислуге. Тогда много доставалось и Скэриэлу.

– Я молчал с детства, ты тут ни при чём.

– Что ты планируешь делать дальше? Так и оставишь всё в секрете? С твоими способностями тебе нужно было учиться в лицее. Или сразу поступать в Академию Святых и Великих.

– Не знаю. Пока оставлю всё как есть.

– Не хочешь… – Я неуверенно продолжил: – Потренироваться вместе?

– С тёмной материей?

– Да… У меня скоро зимние экзамены. Можешь помочь? Люмьер предложил помощь, но мне с ним неловко.

– Конечно, – Скэриэл широко улыбнулся. – В любое время.

Увидев из окна, как Хитклиф вышел из дома, я спустился вниз. Скэриэл стоял у дивана, скорчившись.

– Проверь, что входная дверь заперта.

Я подошёл к двери, подёргал ручку и на всякий случай закрыл на ещё один оборот. Повернувшись, я столкнулся взглядом с рассерженным Скэриэлом.

– Он знает, что я владею тёмной материей. Пришлось наврать с три короба про подпольные бои в Запретных землях. Люмьер Уолдин следит за мной.

Последнюю фразу Скэриэл произнёс из последних сил, прежде чем схватился за бок. Я подошёл к нему и осторожно приподнял свитер. Левый бок был забинтован, но кровавые разводы уже появились на бинтах. Ему нельзя было двигаться, но он всё равно спустился к чистокровному.

– Помоги снять, – прохрипел Скэриэл.

Я аккуратно взялся за низ свитера и медленно, дюйм за дюймом поднимал ткань, стараясь не задеть рану. До прихода Хитклифа Скэриэл принял обезболивающее и забинтованный лежал в своей комнате. Я бы ни за что не впустил чистокровного, но Скэриэл был другого мнения. Как только я сообщил ему, что тот пришёл, Лоу потребовал мой самый большой свитер и намеревался во что бы то ни стало спуститься.

– Дальше я сам, – прохрипел Скэриэл, оставшись по грудь обнажённым. – Рана быстро заживёт. Через пару дней буду как новенький.

– Тебе нужен покой, нельзя было вставать.

– Я знаю, Джером, – грозно бросил он, подходя к лестнице. – Этот сукин сын, Адам, ещё поплатится за это.

– За что Адам порезал тебя? – тихо спросил я, следуя за Скэриэлом. – Не думал, что он решится напасть.

Скэриэл недовольно выдал:

– Разве таким, как Адам Шерр, нужна причина?

Я ничего не ответил, и Скэриэл медленно поплёлся по ступенькам. От моей помощи он всячески отказывался, поэтому мне только и оставалось, что подниматься за ним, беспомощно сжимая свитер в руках.

– Я вам серьёзно говорю, – не унимался Оливер, понизив голос. – Он внезапно появился и так посмотрел на Бернарда, что тот даже пикнуть не успел.

Сегодня вечером мне предстоял первый сеанс с психологом. Из-за того что я продолжал думать об этом, мне никак не удавалось сосредоточиться на словах Оливера. Он с утра был возбуждённый, не мог усидеть на месте, то и дело поглядывал на меня во время занятий и, что ещё более странно, подмигивал, будто мы с ним затеяли что-то на редкость интригующее, о чём я успел забыть.

Прошла неделя с того разговора о тёмной материи со Скэриэлом, мы всё никак не могли найти время, чтобы потренироваться. То он был занят своими уроками, то я тонул в домашних заданиях, из-за чего вся неделя слилась для меня в один нескончаемый поток переписанных страниц конспектов, перепечатанных докладов; помимо этого по вечерам я заучивал параграфы по истории и поэмы по литературе.

Учитывая, что каша в голове лишала должной концентрации, мои попытки зубрить или осмысленно заучивать с треском проваливались. В то время как я должен был учить очередной параграф, вместо расплывчатых строк из учебника я представлял себе настоящих родителей, которые погибли во время переворота, думал о своём пугающем будущем и не менее пугающем прошлом, а когда возвращался в реальность, понимал, что потерял ещё час впустую. Как читать анализ политики Лукиана Бёрко, если он был моим отцом, ума не приложу. Вместо того чтобы отрешиться и трезво оценить учебник, я всё чаще вспоминал слова Люмьера о том, что это не более чем переписанная кровью история. Во мне то и дело просыпалось негодование, и я понимал, что усмирить его не в силах.

Приближалась пора зимних зачётов, и преподаватели соревновались, кто больше задаст на дом и сильнее угробит наши выходные. Я боялся только предстоящего экзамена по тёмной материи. Мистер Аврель больше не мог закрывать глаза на мои неудачи. Что, если я не смогу поступить в Академию Святых и Великих? Понизило бы это как-то мою и без того нестабильную самооценку? Академия нужна была в первую очередь отцу, я же никогда не гнался за титулами, статусами и не стремился пустить окружающим пыль в глаза. Впрочем, я никогда не стремился к тому, чтобы владеть тёмной материей на высоком уровне. Даже в этом мы различаемся со Скэриэлом. Он-то с детства увлечён этой способностью. А я принимаю тёмную материю как должное и злюсь, когда мне навязывают её значимость.

– Мы это поняли, – устало произнесла Оливия, внимательно просматривая страницы учебника. – Пришёл герой и спас тебя. Надеюсь, ты высказал Бернарду всё, что о нём думаешь?

Я вынырнул из мыслей и взглянул на Оливера. Встреча с Бернардом, судя по всему, успела пройти мимо меня. Я был так погружён в свои проблемы, что умудрился прошляпить разборки Оливера с шантажистом. Брум с утра горел желанием в красках рассказать об этом, и свободная минутка выдалась только в библиотеке после занятий.

– В том-то и дело! – рявкнул он на сестру.

Работница библиотеки смерила нас недовольным взглядом. Оливер уткнулся в раскрытую книгу и прошипел:

– Я хотел ему высказать, но Скэриэл, представляете, сказал ему, что если он ещё хоть раз взглянет на меня, то Скэриэл сольёт все его фотографии из клуба вместе с грязными подробностями в «Дэйли Ньюс Ромус»…

– Ты был со Скэриэлом? – удивлённо спросил я.

– …и журналисты разнесут его семью в пух и прах, – закончил он и затем произнёс с лёгким негодованием: – Готье, ты вообще меня слушал? Я же рассказывал сейчас. – Оливер торопливо продолжил: – Я встретился вчера с Бернардом. Скэриэл предложил пойти со мной. Он сказал, что будет стоять неподалёку и страховать меня. И вот я увидел Бернарда и, ну… немного растерялся.

– Начал мямлить? – нахмурилась Оливия, подняв на брата нечитаемый взгляд. Так вот какая она, когда чем-то недовольна. Было интересно наблюдать за ней под новым углом.

– Ну, не то чтобы мямлить… Просто… – Брум весь ощетинился и уже гневно добавил: – Ты всё равно не поймёшь. Я просто растерялся. Но Скэриэл влез и поставил Бернарда на место. Угрожал фотографиями, сказал, что у него полно компромата.

– Я думал, у вас только одна фотография с Бернардом, – между делом встрял я, стараясь не отвлекаться на разговоры. Нам задали написать эссе на восемь листов по истории тёмных сил на тему «Быть чистокровным – значит быть…».

…Значит быть слепым, высокомерным ослом, не признающим ничего, что может столкнуть его с пьедестала своего завышенного чувства собственной важности.

– Так и есть, – кивнул Брум. – Скэриэл просто угрожал ему, припугнул, но тот реально поверил.

– Что за грязные подробности? – не глядя на брата, спросила Оливия.

– Как я понял, никаких грязных подробностей нет, хотя… Скэр сказал, что журналисты охотно раздуют из этого сенсацию и никому не будет дела до правды.

– Я думал, что ты пойдёшь с Оливией.

– Ещё чего, – буркнул он мне. – Ты её вообще слышал? – Брум указал простым карандашом на Оливию. – Она готова была вызвать полицию, национальную гвардию и своего личного адвоката, лишь бы засадить Бернарда в тюрьму. – Оливер обвёл руками просторный зал библиотеки. – Просто растрезвонить на всю округу о том, что Бернард Дон меня шантажировал.

– У тебя есть личный адвокат? – спросил я, переводя взгляд на неё.

– Оливер преувеличивает. – Оливия улыбнулась одним уголком губ, будто ещё не привыкла общаться со мной без своего дружелюбного образа. – Адвокат есть у нашей семьи. Но я бы всё равно не пошла на встречу с ним.