– Не стреляйте, я иду к вам.
Селестрия, видя человека, размахивающего руками, знаком показала своим воительницам не стрелять.
Зайдя за деревья, Ривман увидел много странных дикарок. Одетые в звериные шкуры девушки и впрямь казались воплощением духа леса, они держали наготове луки с вложенными в них горящими стрелами. Их суровые лица и насупленные брови не предвещали ничего хорошего. Борух принял смиренную стойку; в восточном халате, подпоясанном ремешком, в полотняных штанах, кожаных сандалиях на босу ногу, с беленькой ермолкой на голове, купец смешно и нелепо выглядел в окружении воинствующих ангелов. Прямо на него смотрела высокая, статная светловолосая красавица с широким мечом на поясе.
– С чем к нам пожаловал? – грозно спросила она.
Путаясь в нательной рубахе, Борух неловко достал из-за пазухи замусоленную тряпицу, развернул материю, и на его ладони засверкали несколько золотых слитков.
Поколебавшись немного, оценивая подношения, Селестрия в знак согласия кивнула головой, принимая откуп. Одна из дикарок быстро подскочила к торговцу и ловко забрала у него свёрток с драгоценным металлом.
По сигналу предводительницы всё сразу пришло в движение: исмаритянки мгновенно затушили огонь, воткнув горящие стрелы в землю, и растворились в густых дебрях леса.
– Иди, передай своим: никто ваш караван не тронет, – властно произнесла зеленоглазая красавица.
Не видя смысла в дальнейшем разговоре, Селестрия величественно повернулась и не спеша скрылась за густой листвой, часто растущих деревьев.
Оставшись один, купец тяжело вздохнул, повернулся и поплёлся восвояси. Дойдя до обозных повозок, остановился. Его сразу окружили с десяток воинов во главе с центурионом.
– Ну? – нетерпеливо сдвинул брови Кастул.
Неожиданно для всех у Ривмана от обиды задрожали губы. Он с дрожью в голосе промолвил:
– Нас обстреляли злобные фурии в звериных шкурах, похожие на сказочных существ.
От услышанного известия Ролло зло сплюнул на землю, до боли в пальцах, сжав рукоять меча.
Когда исмаритянки вернулись в лагерь, Селестрия первым делом бросилась искать Меотиду; поселянки подсказали ей, что знахарка в мазанке, где лесные жительницы пекли хлеб. Хибара была просторной, но полутёмной. Свет проникал внутрь через специальные узкие проёмы, сделанные в стене, во время дождя или стужи они закрывались щитами, сплетенными из веток. Работницы, которые замешивали тесто, чтобы скоротать время за нудным занятием, затянули песню. Пекарши, хлопотавшие у печей, подхватили мотив, и над колонией зазвучала звонкая мелодия, которая поднимала настроение женщинам, хлопотавшим в повседневных заботах. Когда Селестрия вошла в хижину, мгновенно наступила тишина, все взгляды присутствующих устремились на неё. Кто-то смотрел со страхом, ожидая тревожных известий о нападении на караван, а кто-то поглядывал с надеждой. Пройдя по скрипучим полам до середины лачуги, старшая охотница небрежным движением бросила тяжёлый свёрток на стол. От удара о деревянную поверхность тряпица раскрылась, и жёлтые бруски рассыпались по грубо отёсанным доскам. Все труженицы повскакали с мест и бросились обнимать героиню дня, понимая, что сегодня удача сопутствовала воительницам. Восторгу мастериц не было предела, некоторые из лесных жительниц даже всплакнули, таким способом выказывая радость. На трофеи никто не обратил внимания. Только Меодида стояла немного в стороне, напряжённо всматриваясь в лицо Селестрии. Когда ликование колонисток немного поутихло, знахарка поймала взгляд виновницы торжества и, затаив дыхание, взволновано спросила:
– Потери есть?
В ответ светловолосая охотница отрицательно покачала головой.
Целительница протянула руку и взяла один продолговатый слиток, подержала его в руке, словно примеряясь к весу золота.
– Как ты их напугала, тебе отдали целое состояние, – с усмешкой заметила Меотида, – на это можно купить не один табун лошадей.
Стоящие рядом поселянки с восхищением посмотрели на свою предводительницу. Ещё бы, мужчины, которые недавно вели их на невольничий рынок, как скот, сегодня откупаются драгоценными дарами.
Приятно, конечно, зеленоглазой воительнице купаться в лучах обожания, но не это заботило Селестрию. Она подошла к ведунье и, указывая на два слитка, задала мучивший её вопрос:
– Сколько на это приобрету коней?
– Триста голов, – уверенно ответила Меотида, – за остальные проси пятьсот, запомнила?
Предводительница утвердительно кивнула.
Знахарка с улыбкой посмотрела на свою подопечную. Ей нравилась эта отважная рассудительная дикарка.
– Давай пройдёмся, – предложила ведунья.
Выйдя из мазанки, они очутились в небольшом дворике без ограды. От домика шла неширокая дорожка, посыпанная песком, вдоль которой и справа, и слева располагались невысоко сложенные дрова. В отставленном недалеко от поленницы чурбане торчал забытый кем-то топор. Меотида шла впереди, молодая охотница едва поспевала за ней. Травница обернулась вполоборота и обратилась к Селестрии:
– Всё-таки решила создать конное войско?
Предводительница исмаритянок в ответ утвердительно кивнула.
Уловив утвердительное движение собеседницы, целительница спросила:
– Наверно, уже знаешь, кто продаст тебе скакунов?
– Мною посланы вестовые в разные племена, но откликнулся на моё предложение только кочевой вождь Орлок.
– Ого! – изумлённо воскликнула знахарка.
– Знаешь его? – Селестрия изучающим взглядом посмотрела на ведунью.
Меотида усмехнулась:
– Мы никогда не встречались, но его имя одно время было у всех на устах. Орлок – сын вождя сатров, их родина на юге, в Пангейских горах. Эти племена славились своей храбростью и презрением к смерти. Они боролись против Рима и проиграли. Орлок бежал на север к гетам. Я много лет ничего о нём не слышала, удивительно то, что он ещё жив.
Травница замолчала: от быстрой ходьбы появилась одышка. Старая женщина остановилась, переводя дыханье, немного постояла, приходя в себя, затем не спеша продолжила движение.
– Мне следует опасаться этого Орлока? – с неподдельным интересом спросила Селестрия.
В ответ Меотида покачала головой и мудро рассудила:
– Время всё расставит по своим местам, немного погодя ты поймёшь, кто враг, а кто друг. Будь предельно осторожна, а лучше возьми с собой охрану.
Предводительница исмаритянок отвела взгляд в сторону, думая о чём-то своём, а вслух произнесла:
– Договорились встретиться лицом к лицу рано утром в Волчьей лощине, на опушке леса, где проходит звериная тропа.
– Далековато, всю ночь скакать придётся, успеешь? – засомневалась знахарка.
– Отправлюсь пораньше, у высохшего ручья передохну, с рассветом буду на месте, а темнотой меня не напугать, – усмехнулась светловолосая девушка.
– Пусть тебе помогут духи озера, – молвила знахарка.
Тем временем весть о первой победе воительниц разнеслась по лагерю. Лесные жительницы собирались в группы и громко обсуждали новость. Затем, объединившись в огромную толпу, они двинулись на поиски героини дня, чтобы воздать ей почести.
Когда Меотида и Селестрия достигли центра посёлка, то увидели большую группу колонисток, которая двигалась им навстречу. Впереди всех шла Леандра – в сереньком хитоне, перехваченном на талии простым ремешком, ярко-каштановые волосы непокорной копной торчали в разные стороны, чёрные глаза искрились от радости, на тонких губах цвела очаровательная улыбка. Немногим старше Селестрии, эта дикарка, волевая и настойчивая, уже возглавляла рыболовецкую артель. Во время погрома она и ещё несколько девушек смогли добежать до лодки и отплыть на безопасное расстояние, где их не смогли достать ни копья, ни стрелы. От пережитого ужаса её тогда трясло мелкой дрожью. Леандра упустила момент и не смогла пополнить ряды мстительниц. Она не участвовала в нападении на обоз, а теперь, навёрстывая упущенную возможность прикоснуться к акту великого возмездия над мужчинами, ликуя от победы, она восторженно заговорила: