мухоморы вдоль всей линии маннергейма повреждены
лосями
ограничитель скорости ветра вообще упал
легконогий подлесок
перебегая мост над шоссе
вдруг начинает маршировать строем в ногу
испытывая ребра моста
выше по склону северного полушария
все в клочьях линялой шерсти
сосны имеют вид малохольный и отталкивающий
бруснику совсем доконал конъюнктивит
заяц пересекающий открытое пространство
подтягивает задние ноги точно костыльник
видя все это
министр лесного хозяйства
вспоминает как папа брал ее к дровяной реке
смотреть на вечерний красиво подсвеченный лесосплав
древесина ударяясь боками шла как на нерест
уверенно
сосредоточенно
обреченно
министр отталкивается веслом от берега
и гребет вдоль пустующих дач
мелкие серебристые несущества
бегут по воде как табун мустангов
покидая пределы видимости
чудовищная рыбеха распугивает насекомую пастораль
непроглоченную мошкару подбрасывает над водой
как призрачную модель рыбьего рта
как пламя конфорки
министр быстро озирается по сторонам
выливает в сайму полный термос горячего
демократического кофе
и с чувством произносит любимое папино ругательство
оно удаляется в библиотечной тишине
как нечувствительная к холоду водомерка
10. XI.21
сеанс прерывается на стоп —
слове
было странно услышать его не от себя
но прощалась она со мной не отводя глаз
лифт с ее лицом женщины
как-то покадрово проваливался в пустоту
засвеченные купе стоят у меня перед глазами
он дочитал
потушил сигарету
в глаза мне посмотрел и сказал
а у меня там один гад
вроде виллема дефо в диких сердцем
говорил беззащитной сиротке что бояться не надо
потому что у него пипин короткий
прочел
и добавил оччень веско
это
извините китч
то есть
гипертрофия части
при потере целого
кирсанов никогда не терял чувства целого
я не выдержала
и бросилась цитировать его самого
а я знала на память все его книги
ночь на объекте
утренний дар
патенты и фантазии
на белесоватых считайте выросла
припомнила ему краткое прилагательное склероз
и надпись на вазе
го тебе надобно старче
и вторую пагинацию в книге жизни
и как черви ходят на чреве
и летучие мыши повисают на вольтовых дугах
и ветер добивает окурки
и в детской за шкапом скрывается платяной
он отложил мундштук
прямая спина
белая сорочка расчерченная подтяжками
взял в руки мое лицо
но я вырвалась и продолжала цитировать
как евгений онегин геенны огненной
не избег
как девица простого сословия разнашивала усы
для гарибальди
как поверили сиамские братья в непорочное зачатье
когда суккуб наградил их триппером
как два молодых инкассатора в чине единорога
погорели на сахарной голове
так и началось наше с ним
я кира
та что превратилась
в мадам клюко
вообще надо сказать
любил мизогинничать
в такой несколько водевильной манере
если не брать в расчет ее женские недостатки
человек она в целом никчемный
а то еще напевал за бритьем
и ласков будь с надменной сукой
ставил голову дрессировщика
против слова дантистки
что это лермонтов
лично мне предлагал конверсионную терапию
мы поможем бросить писать
но смотрите
отсюда
из так называемого настоящего
на совсем еще небольшом отдалении
все мы кажемся как бы сросшимися
в чудовищного сиамца
и искусство наше
девайсное
пароксическое
вызывающее теперь неловкость
пожатие плеч
ничего не скажет о наших различиях
допустим до них кому-то есть дело
и все же кто как не мы
подарили вам лестное чувство неловкости
наши патентованные кунстштюки
спелая китайка
паданка с червоточиной на подложенной писчей бумаге
хлопья с медовым покрытием
кешью
миндалем
изюмом
сушеным кокосом
папайей
вся эта просроченная мишура
наша игрушечная собственность
когда-то жалась к нам
пахла нами
заполоняла нашу жизнь
нашу
заметьте
частную жизнь
заряжала собой нашу речь
нашу обыденную речь
когда говорят пушкины
мусины́ молчат
и она забавляла
и калечила
и склоняла к сексу
дракон
спускался
к завтраку
это было признание
это был reader response
мы втроем
соприкасаясь челками
склонялись над чем-то
видимым только нам
весело говоря
девочки
пишущих мальчиков он грустно испепелял
заведешь себе щенка эккермана
а он тебе однажды глотку перегрызет
