Мать засуетилась, начала накрывать стол. Присела рядом и украдкой следила, как ест сын.

«Кажется, отпустило его, – с облегчением сказала она себе, – не мечется больше».

Впервые за много дней Николай после ужина устроился на диване с гитарой, тихо перебирал струны.

Через год Трифоновы переехали в отстроенный дом по улице Киевской и потеряли Полю из виду. Ещё через несколько лет до них дошли слухи, что Полина умерла. Ни мать, ни бабушка не стали выпытывать, отчего скончалась их бывшая соседка. Умерла и умерла. Заслужила.

Новый дом по сравнению с прежней квартирой был настоящим дворцом, просторным и светлым. В самую большую комнату переехал материн фикус, стол с венскими стульями и отцовский приёмник «Рекорд». Теперь у каждого из детей была отдельная железная кровать с никелированными спинками, и мать строго следила, чтобы сыновья не лентяйничали, аккуратно застилали постели покрывалами.

Николай остался жить в квартире на проспекте Сталина: оттуда до работы добираться было удобнее и быстрее. После смены он приезжал к родителям, ел мамкин борщ и отдыхал, а ночевать отправлялся к себе.

Кому было в доме особенно хорошо, так это Наташке. Для игр ей отдали чулан, где стояли стеллажи с банками варенья и кое-каким запасом круп, муки и сахара. В комнате имелось окно и чистые крашеные полы, чуланом её называли для простоты. Мать постелила на пол старое одеяло вместо ковра, Наташа красиво расставила пупсиков и резиновых собачек. Далеко не каждая девчонка могла похвалиться своей собственной игровой комнатой!

В первые же дни Наташка познакомилась с соседками, сёстрами по фамилии Агаповы. Старшую сестру, Наташкину ровесницу, звали Марийкой, младшую – Ирой, ей было три года. Обе были худенькими, с ободранными коленками и короткими каштановыми кудрями.

Эти кудри не давали Наташке покоя. Вот если бы у неё были такие, не приходилось бы каждое утро подолгу ждать, пока мать расчешет ей волосы и заплетёт в косу. Как удобно: причесала пятернёй – и красавица!

Наташка с недоумением, выпятив от обиды нижнюю губу, смотрела на братьев, кудрявых, как молодые барашки. Зачем мальчишкам такая роскошь, им можно и с лысиной ходить, как соседу дяде Пете. Она даже предлагала Борьке поменяться, но брат только рассмеялся.

– Пап, почему у Бори и Вити такие волосы? – спросила Наташка.

Отец улыбнулся, пригладил тёмные кудри:

– Это я им дал.

– А мне почему не дал?

– Я давал, ты не брала.

Наташка не поверила. Обманывает папа, ничего он не предлагал!

Татка заскучала. Послонялась по дому и подошла к матери, которая у окна что-то строчила на ручной швейной машинке. Очень красивая была машинка, чёрная с жёлтыми узорами и матерчатой манжеткой с торчащими булавками. Блестящее колесо крутилось, иголка мельтешила, оставляя на ткани ровную строчку.

– Мам, а что ты шьёшь?

– Трусики тебе. Вот вторые дошиваю, в магазинах-то днём с огнём не найдёшь…

Наташка взяла со стола готовые коричневые трусики и сунула потихоньку в карман для подружки Марийки. Та недавно сказала: «Ты такая богатая, вон у тебя сколько трусов! А у меня одни. Вечером мамка стирает, утром даёт». Что это за жизнь, когда у человека одни трусы? Вообще никакой жизни…

– Мам, можно погулять? – спросила Наташка, невинно глядя тёмно-карими глазами.

Мать ответила, не отрываясь от шитья:

– Иди, но с улицы ни ногой, а то прибью.

Наташка и без наказов никуда с улицы не ушла бы, здесь столько всего интересного! Вот, например, вчера приехал экскаватор и выкопал глубокую яму под колодец для колонки. Сначала это была обыкновенная яма, в которую можно было кидать комки глины и камешки, а сегодня она заполнилась грунтовой водой, и сразу стало вдвойне интереснее.

Подошли сёстры Агаповы, заглянули в яму. Марийка бесстрашно села на край и свесила ноги.

– Сколько водички!

– Ага, много, – поддакнула Наташка и присела рядом.

– А давайте прыгнем! – обрадовалась Иришка. И не дожидаясь согласия, скинула платьице, разбежалась и бултыхнулась в колодец.

– Ну как? – спросила Марийка, когда сестрёнкина голова появилась над водой.

Ирка захлёбывалась, пыталась уцепиться за скользкие глинистые края. Девочки не поняли, что Ира тонет: она не кричала, только ныряла и пускала пузыри. И был бы этот день для неё последним, если бы не соседка, которая возвращалась из магазина с хозяйственной сумкой.

– А ну-ка кыш отсюда! Свалиться захотели? – шугнула она подружек.

Марийка сказала, хлопая ресницами:

– Там Ира!

– Чего ты болтаешь?

Соседка заглянула в яму и вскрикнула. Она бухнулась на колени, не обращая внимания на то, что светлое платье испачкалось глиной, и попыталась вытащить Ирку. Да где там – глубоко!

– Сейчас, я сейчас… палку надо… – пробормотала соседка, озираясь по сторонам в поисках палки, но ничего подходящего не нашла. Подхватилась и что было сил побежала к дому Агаповых.

Тётя Даша, мать девочек, в это время стирала во дворе бельё, пристроив на крыльце корыто со стиральной доской. Услышала крики, подняла раскрасневшееся от пара лицо.

– Ой, Дарья! Твоя Ирка в колодце тонет!

– Где?! Господи!

Тётя Даша сорвалась, не помня себя, побежала на улицу с полотенцем в руках. Этим длинным рушником она и вытащила дочку. Ирка ухватилась за брошенный конец и сумела выкарабкаться из колодца.

Тётя Даша прижала к себе мокрую дрожащую девчонку, запричитала со слезами:

– Боже мой… ты упала, Ирочка?

Ирка замотала головой, тётя Даша перестала плакать и посмотрела на Марийку и Наташку таким взглядом, что обеим стало холодно. Плохо быть старшей, старшим достается вдвойне: и за свои проделки, и за шалости младших. Не уследила – получай!

Маша попятилась.

– А ну стой! – сказала тётя Даша и быстро отшлёпала Марийку по спине и заду мокрым полотенцем.

– Она сама пры-ы-ыгнула! – ревела Марийка и всё косилась на Татку: ей-то везёт, не побили!

Но очень скоро Наташке тоже влетело. Тётя Даша прибежала к Трифоновым и нажаловалась: «Чуть не утопили мне девчонку!»

Магазин назывался «Продукты», даже вывеска с надписью была, но все говорили – Цыганский, потому что рядом жили цыгане.

Бабушка сняла длинный фартук, взяла сумку и пересчитала деньги в кошельке.

– Бабака, ты куда? – выглянула из чулана Наташка.

– В магазин пойду, дождь вроде кончился. Хлеба куплю да колбаски… масла постного.

– И я с тобой!

– Ить устанешь! На руках тебя не потащу, тяжело бабаке.

– Я большая!

Идти до магазина не так уж и близко, минут двадцать, если не торопиться. Бабушка с внучкой шагали по улице, на которой тут и там строились частные домики. Наташка вертела головой и заметила, как незнакомый дядька затыкает щели между стеной и оконной рамой яркими, очень красивыми лоскутками. Да как же можно портить такие чудесные тряпочки! Надо с Марийкой прибежать сюда, когда никого не будет, и взять немного лоскутков пупсикам на пелёнки.

Прасковья крепко взяла внучку за руку, и они прошли по мостику через овраг с бурным ручьём, очень холодным от бьющих из-под земли ключей.

В небольшом магазине толпился народ, было влажно и душно. Наташка потолкалась возле витрины. Ливерка, масло, колбасный сыр – ничего интересного.

– Бабака, мне жарко… – заныла девочка.

– Ну иди посиди на лавочке, – разрешила Прасковья, – только никуда не девайся!

Наташка вышла на улицу и села на деревянную скамейку.

Возле магазина стоял большой синий грузовик, все колёса у него были облеплены грязью. Наташка сползла с лавки, забралась под кузов и, высунув от усердия язык, принялась веточкой вычищать грязь из протекторов. Она не заметила, как с буханкой хлеба под мышкой вышел из магазина какой-то человек, открыл машину, уселся на сиденье и хлопнул дверью.

Зарычавший мотор испугал Наташку, но вместо того чтобы завопить и выскочить, она осталась сидеть на корточках под машиной. Двигатель тарахтел, девочка морщилась от вонючих выхлопов, но не вылезала.