Конечно, это могло бы стать выходом. Как по-другому забыть своё горе, если не отвлечься на что-то другое? Но, увы, не думаю, что это мне поможет… ничего уже не поможет. Драки с людьми при моей-то силе абсолютно неинтересны. Попытка упиться до беспамятства в каком-нибудь грязном кабаке бесполезна. Моя регенерация абсолютна. Алкоголь на меня не подействует. Остаются только женщины… Нет! Уж точно нет. Раньше я считал это самым лучшим развлечением, но не теперь…
Она… она никогда не отличалась особой красотой, её манеры всегда были грубыми, под стать обычному деревенскому воспитанию. Я знал женщин, которые были гораздо красивее, утончённее. Они знали этикет, играли на музыкальных инструментах. Некоторые прекрасно пели. Раньше я и увлекался только такими, считал, что только они достойны моего внимания. М-да. Каким же эгоистом я был. Однако сейчас мне полностью равнодушны все эти требования, а любая женщина, встреченная мною, не вызывала во мне абсолютно ничего… Я люблю её. Ничего не изменилось и спустя три года. Возможно, я просто схожу с ума. Но я знаю. Никто не заменит мне её, мою девочку, мою… Мириду…
Больно… Так больно произносить её имя…
«В людской природе справляться с полученными сердечными травмами», — так однажды сказал мне Рэсай, желая напомнить, что в моём горе нет ничего особенного и уникального. Немало людей в своей жизни вынуждены сталкиваться с бедами пострашнее моей, и они справляются, выдерживают и продолжают жить дальше… Я знаю! И я не молю никого о жалости. Но мне всё равно! Это МОЯ трагедия! МОЯ боль! Последствия МОИХ ошибок!.. Как ни старался, я так и не смог забыть того, что сделал, точнее… не сделал, чтобы спасти тебя, чтобы не допустить всё это… И не этому демону меня осуждать!
Когда-то я уже сделал предположение, что между нами развилась «связь». Пусть это и не было похоже на то, что связывало меня или других хранителей с нашими помощниками, но я чувствовал странную, несвойственную людям тягу. Она была Инриго. Сущность монстра, его магия срослись с её. Она стала зависима от силы созданий вроде хранителей или меня, чья могущественная аура просто подминала под себя другие проявления магии. Связь стала возможной… Но тогда я не придал этим размышлениям какого-либо значения. Не верилось мне, что даже от Рэсая ушёл факт существования такого рода связи. И вот. За свою пренебрежительность я поплатился сполна. В тот день ведь я потерял не только так горячо любимую мною женщину, но и часть себя, своей сущности.
Прошло три года, а я до сих пор помню её ауру. Прекрасную, как и она сама. Яркую, ставшую словно лучом света в темноте, в которой столько лет я блуждал. Тёплую, что грела меня своей близостью. И такую… хрупкую… Подсознательно стремлюсь вернуть… Но этому не бывать! Поэтому сейчас я себя и чувствую, словно разодранным на куски… И после этого демон смеет осуждать моё помешательство?!
Да, я мог оправдаться, сказать, что в случившемся есть и её вина… причём немалая. Ведь она обладала потрясающей способностью эндерменов. Если бы она научилась её контролировать, то тогда бы спаслась, её бы никогда не догнали Висельники, она бы не погибла, и я не остался бы один, снедаемый чувством вины… Я мог так сказать, мог, но… Но как я смею осуждать её страхи, говорить о слабости и утерянной возможности, когда сам в этом повинен?! Моя сила сродни силе хранителей — самых могущественных существ в известных мне мирах. Но к чему она мне, если я не смог защитить юную девицу (всего лишь одного человека!), которой одной единственной я был нужен?!
Так, погруженный в свои мысли, я и бродил среди людей. К моему счастью, по вечернему городу я пробирался без проблем. Меня замечали, и это ожидаемо, учитывая мой вид, но никто не подходил. Я слышал испуганные перешёптывания прохожих, но не больше. Это хорошо. Значит, капюшон, закрывающий мои глаза, справлялся со своей задачей.
Кто-то бы мог спросить, что я забыл в настолько большом людском городе, раз я так нелестно отзываюсь об окружении? Ну, уж точно не по своему желанию я здесь. Но выбирать не приходится.
За три года организация (скорее — секта) Висельников пришла в упадок. Конечно, они продолжают свою деятельность, веря до смерти в своё «великое» дело. Но после того, как последний их глава не официально, но фактически покинул свой пост, в главенстве у них началась борьба за освободившееся место. Судя по тому, что в странствиях мне попадались лишь разрозненные группы фанатиков, рыскающие даже не за золото, а за идею, междоусобица до сих пор не закончилась. А ещё, как мне удалось выяснить, после сражения со мной (Сражения? Ха! Скорее их позорного избиения) немало солдат, утратив боевой дух, предали своим идеалам и теперь только сидят в кабаках, пропивая жалование. Моя ненависть к этой организации сильна. Оно и понятно. И всё же безоговорочная верность каждого солдата в эти идеи достойна уважения. Именно поэтому пьянчуги, тешащие себя былыми «заслугами», отвратны мне ещё больше. Но как раз одна из таких компаний и собралась в столице. Их-то я и ищу. Там я ожидаю найти прямых подчинённых бывшего главы банды. Они-то уж точно мне скажут, куда он подевался.
Пройдя очередную большую площадь и убедившись, что и она тоже не подходит под описание, которое сообщили мне пауки Рэсая, я быстро завернул в ближайший тёмный переулок. Здесь не было лишних глаз, поэтому можно было передохнуть и даже снять капюшон. Осталось только подождать моего помощника в надежде, что ему повезло больше, чем мне.
В ожидании я провёл здесь некоторое время, ненароком наслушавшись немало личных ненужных мне разговоров жителей домов, и даже уже начал нервничать, думая, что проныра всё-таки попался. К счастью, его я услышал, когда он был ещё достаточно далеко, это меня успокоило и даже заинтересовало. Ведь его шипение было уж чересчур весёлым. Видимо, он добился успеха. И да, я угадал. Ведь когда он появился в этом переулке и подбежал ко мне, то тут же заносился вокруг меня и запрыгал от радости. Ну, зачем так шуметь? Всё равно я твоего шипения не понимаю.
Вскоре, выяснив, где место, которое его так взбудоражило, я решил отправиться по указанному пути. Но для начала пришлось приложить усилия, чтобы выпроводить паука из города. Он столь же упёртый, как и его хозяин. Он обо мне заботится, поэтому и хочет идти следом, но я-то не хочу потом спасать его от разъярённых горожан. К моему счастью, с третьей попытки он всё-таки смирился и, что-то там прошипев от обиды, вновь залез на крышу и помчался в сторону городской стены. Я же, надеясь, что память проныру не подвела, направился в дорогу. Надоел мне этот город, поскорее бы убраться отсюда. Ведь чем дольше я тут нахожусь, тем выше шанс, что какой-нибудь изворотливый раскроет меня и тем самым взволнует весь город. А вступать в конфликт с местным населением мне бы абсолютно не хотелось.
К счастью, мой помощник оказался очень внимательным. Когда я пришёл на площадь, куда он меня отправил, и увидел очередной постоялый двор, то сразу понял, что это именно то место, которое я так долго искал.
На свои поиски я потратил чересчур много времени, не заметил, как, а уже наступил поздний вечер. Это не очень хорошо. Ведь мне известно, что люди любят на закате дня посещать подобные заведения. Опять толпы… Меня уже начинает это всё бесить.
Подхожу ко входу уверенно, чтобы ещё на пороге не вызвать подозрений. И всё же от нервов, не зная, куда деть свои руки, поправляю плащ и капюшон. Да, признаю, мой вид был весьма подозрительным. Но я пытаюсь себя успокоить тем, что раз за всё время пребывания в городе меня не остановил ни один караульный, то простым гражданам до меня уж тем более нет дела.
Уже у порога прекрасно слышу голоса посетителей. Их достаточно много… Уф. Поскорее бы всё закончилось.
Мой слух меня не обманул, в помещении оказалось действительно много людей, и по закону подлости все они тут же уставились на меня. Я не понимаю, почему порой на меня обращается излишне большое внимание. Может, всё дело в моих ауре и силе, которые люди подсознательно чувствуют? Вероятно, так. И всё же я не поддаюсь эмоциям, которые могут меня выдать или дать повод для лишних подозрений, и просто осторожно осматриваюсь в поисках хозяина. Раз Висельников здесь не было, то, значит, они где-то спрятались, и трактирщик должен знать, где. И вот я его нашёл, и готов был поклясться, что мне знакомо это лицо.
