Любое любопытство и любование отошло на второй план, когда на этой площадке начали появляться те, кого, видимо, скелет и назвал «хозяевами». Их было четверо. И все до одного были точно такими же, какие о них слагали легенды. Юнец стоял ни жив ни мёртв, когда его окружили четыре демона. Но они не проявляли никакой агрессии, ничего не говорили, они только изучали его издалека. Он был им интересен. Конечно! Какой-то там людской выродок неожиданно начал пестрить магией, что имела корни прямиком отсюда. И как тут не заинтересоваться?
Один из них, тот, кто нацепил на себя тяжёлые массивные латы, вскоре приблизился к человеку. Дэйрак, что был самым вспыльчивым и физически сильным из братьев, больше не хотел стоять в стороне, не хватило терпения, отсутствием которого этот хранитель Нижнего мира и был известен. Демон какое-то время кружил вокруг человека, то хватал его, то толкал, пытаясь понять, почему же Рэсай, хранитель людского мира, был так сильно убеждён, что этот человеческий самец резко отличался от других представителей своего вида. Ведь сейчас только его белые глаза говорили о том, что что-то с ним не так.
Именно тогда внутри парня, который до этого действительно был перепуган, вспыхнула гордость. И когда, хранитель в очередной раз его схватил, упрекая в том, что у деревенского мальчонки нет даже кинжала, Брайн начал злиться. Сила подступила к нему, встрепенула его тело. Он почувствовал небывалые возможности, он почувствовал могущество. И всё это рвалось наружу, чтобы убедить их, чтобы доказать им, что у них нет повода для сомнений. Удар в грудь демону был неожиданный и сильный, поэтому тот, не успев среагировать, даже отлетел на приличное расстояние.
По сути удар был бесполезным, ведь он не нанёс каких-то видимых повреждений демону, но зато этот всплеск гнева раз и навсегда доказал, что Рэсай был прав. Обычный человек сломал бы себе руку при таком ударе о крепкие, казалось, каменные доспехи Дэйрака, но Брайн стоял как ни в чём не бывало. Всё это разрядило обстановку. Ведь теперь трое демонов смеялись над этой сценой, уже сочинив план на этого человека. Конечно, он никогда не станет для них братом, они никогда не поставят его наравне с собой. Для них он был лишь игрушкой, магической ошибкой, который, если ему помочь обуздать свою силу и воспитать из него война, сможет стать прекрасным верным оружием в их руках. Именно этот план был в голове главного из них, и тогда он казался ему прекрасным и правильным. Сейчас был доволен и сам Брайн. Понимал ли он, что становится шестёркой в лапах этих могущественных существ? Неизвестно. Но ему было всё равно. Ведь уже тогда предвкушение собственной мощи начинало застилать ему глаза и затуманивать рассудок.
Всё это время Брайн посматривал на смеющихся демонов, пытаясь изучить каждого из них, как вдруг позади остальных он заметил Рэсая. Этот паукообразный хранитель мира людского сейчас смотрел на парня каким-то другим взглядом. Он его не изучал, не строил на него планы, а… осуждал и жалел. Осуждал за то, что юноша не сдержал себя, осуждал за убийство, и главное, осуждал за потерю вины. А жалел, потому что считал, что слишком рано открылись его способности, слишком рано его привели сюда… Почему именно об этом думал Рэсай, пока смотрел на того, кого сходу окрестили лишь магической ошибкой? Действительно, это было странно и подозрительно. Раз это заметил сам парень, то могли заметить и братья. Наверное, именно поэтому вскоре Рэсай скрыл с лица эту минутную слабость и натянуть ту же хитрющую ухмылку.
Когда сомнений уже не осталось и было принято окончательное решение взять человека в ученики, смотритель повёл парня в замок. Этим «смотрителем», по приказу главного, и стал Рэсай. Ну, правильно. Он единственный из братьев знал все слабости и нужды человеческого тела, поэтому точнее всех расскажет слугам, как и где нужно обустроить ему комнату. Конечно, никто не хотел нянчиться с новеньким, а кому-то уже не терпелось начать обучение (или скорее даже — мучение). Но больше всего им не хотелось сожалеть о потраченном времени, если это человеческое чадо помрёт от голода или усталости. Поэтому, выбрав из двух зол меньшее, они милосердно решили дать новенькому время привыкнуть.
Когда двое оказались уже слишком далеко, трое оставшихся на площадке хранителя не желали расходиться. Наоборот, они даже ближе подошли друг к другу. Это было очень похоже на тайный сговор. С какой-то злобой и подозрением они смотрели в сторону уходящих. Нет, на юнца они не обращали внимания, ведь он опасности никакой не представлял. Они смотрели на своего собрата. Все трое выразили взаимную неприязнь. Что-то в этом тихом, мудром советчике им не нравилось. Задумал что-то? Устроить переворот, бунт, свержение? Уж слишком свободно он поддерживает смену цикла… Это не нравилось никому.
Проведя несколько часов в покое, Брайн всё равно был вынужден проснуться. Теперь, потирая свободной рукой глаза, он глянул в сторону окна, где сквозь деревянный створки просачивался свет. Значит, уже расцвело, но почему так тихо? Отвечая на этот вопрос, он заметил, что в комнате держался запах холодного раннего утра и что нигде не было слышно ни единого петуха. Очевидно, сейчас было настолько раннее утро, что ему бы ещё можно было сладко спать часа четыре. Тогда что его сейчас разбудило? Брайн нахмурился и тут же начал прислушиваться. Может, тишина ему только кажется? Может, где-то за стеной опасность? На это изучение он потратил, аж, несколько минут, но, к своему сожалению, ничего так и не обнаружил. Он глянул на дверь, она была подпёрта стулом. Он глянул на вторую дверь, она так же была подпёрта стулом. Он глянул на паука-помощника, который расположился в углу и спокойно караулил, до сих пор не учувствовав чего-то подозрительного или опасного. Вся деревня спала, и у парня не было повода для беспокойства.
Снова фыркнув, он попытался утихомирить в своей груди всю эту недоверчивость. И только тогда Брайн наконец-то вспомнил о девчонке, которая до сих пор лежала рядом с ним. Прижавшись к нему, Мирида спала крепким, сладким сном. «И как у неё это получается?», — в который раз недоумевал парень. Ведь она уж слишком спокойно спит для той, которая живёт жизнью отшельника и для которой каждая ночь может оказаться последней. И всё же у Брайна не было сейчас настроения для ворчания, ведь он ею, похоже, залюбовался. Когда вечером она прилегла к нему, её сковывала стеснительность, зато сейчас во сне она была свободна от всех этих предрассудков. Поэтому они были друг к другу как никогда близко. Очевидно, ей было приятно оказаться в его сильных руках, наверняка так она по-настоящему почувствовала себя в безопасности. Тем временем её ручка лежала на его груди, а пальчики отчего-то сильно сжимали в руках ткань его чёрной рубашки. Возможно, это значит, что её что-то беспокоит.
И как бы в подтверждение этого предположения, он вдруг услышал сквозь сон её краткий, но очень тяжёлый вздох, похожий больше даже на скулёж. Наверное, это был стон боли, ведь он знал, что рана до сих пор её мучает. Мужчина понимал, что Мирида со своей ногой провозится ещё долго, как минимум месяц она будет хромать, ощущая боль от любого шага. Поэтому, по идее, ей нужно бы ещё отдыхать неделю, чтобы тяжёлая рана, которую они смогли вылечить в самый последний момент, побольше затянулась. Но Брайн не мог этого позволить. Его внутренний эгоизм за эти три дня прожёг ему весь разум призывами поскорее продолжить путь. Ведь главное для него может быть только его цель. Как он смеет отвлекаться на проблемы какого-то там никому ненужного человека?!
Вдруг он снова услышал её болезненный стон, который вывел его из раздумий. Взглянув в очередной раз на девчонку, он почувствовал укол прямо в сердце. Что это было? Жалость? Да, к ней он испытал именно жалость и искреннее желание облегчить ей боль. И в порыве этих чувств, он даже с каким-то трепетом приобнял её, чувствуя тепло женского тела, а свободной рукой поправил одеяло, чтобы ей стало теплее и уютней. И теперь он больше не смог оторваться от изучения её.
