Если бы можно было иметь эту женщину столько, сколько он пожелает, и при этом навсегда заткнуть ей рот – Михаил бы так и сделал. Но это было невозможно. За сексом всегда следовало что-то, что бесило его, он мгновенно вспыхивал, выходил из себя, как и она, впрочем.

Алый Тигуан появился во дворе через час после приезда Розенберга. Михаил не стал дожидаться, когда хозяйка авто выйдет из салона, подошёл к двери первый, насмешливо смотря в распахнутые голубые глазищи.

Так-то, милая! Не могла же она думать, что может вскипятить его кровь, превратить без малого двухметровую банку с бурлящим потоком, кипятильником ниже пояса, и умчаться по своим делам. Не заплатив за это. Не сняв жгучее, невыносимое напряжение. Нет, милая, этой ночью ты будешь стонать, пока не запросишь пощады, но и тогда ему будет мало. Хака… Кто бы мог подумать, что грёбанная Хака в исполнении Альбины Ивановой превратит Михаила в одну огромную эрекцию, не желающую слушать доводы разума. Он хотел Альбину. Хотел здесь и сейчас. Остальное подождёт.

– Миша? – Альбина вышла из Тигуана, тут же задрала нос и, прищурившись, уставилась на подошедшего. – Что ты здесь делаешь?

– Не догадываешься? – Он рванул ее на себя, наконец-то, прижав к себе.

Пуховик мешал, как и шарф. Михаил нагнулся к лицу, знакомый запах впился в ноздри, пронёсся волной по телу, заставив вздрогнуть. Губы опустились у уха, прошлись, оставляя влажный след на мочке. Почувствовал, как женщина в его руках напряглась, нервно вдохнула, и не сразу понял, что она упирается руками ему в грудь, отталкивая.

– Что такое, милая? – горячо прошептал он ей на ухо. – Не отталкивай меня.

Розенберг нырнул рукой под огромный шарф, зачем столько намотанной шерсти прячет тонкую шею, её дурманящий запах и гладкость горячей кожи?

– Лех ле азазель, – прошипела Альбина, корректный перевод означал «иди к чёрту». При этом, если бы она просто послала его на мужской половой орган, прозвучало бы в разы вежливей.

Михаил на несколько секунд опешил. Альбина не так часто применяла ненормативную лексику, казалось, её воротит от нецензурной брани. Извратиться настолько, чтобы отправить к Азазелю еврея – что-то несомненно новое в Альбине. Новое и заводящее ещё сильнее. Ещё пара выражений, и Розенберг нагнул бы строптивицу прямо у машины, посреди двора. Наверняка уже завтра видео со сношающейся парочкой во дворе-колодце в центре Питера взорвало бы ютуб, но Михаилу было плевать. Он хотел эту сумасшедшую девку, и был намерен получить.

– Ты заводишь меня, милая, – прохрипел он, сжал её шею с обратной стороны, давая понять, что никуда она не денется, не сегодня. – Хочу тебя.

– Типеш. – Вполне политкорректное «дурак» немного разочаровало, но пыла не убавило.

Зато мгновенно охладил хлопок двери и детский, растерянный голосок снизу. Михаила будто обдало ледяной водой.

– Здравствуйте…

Олеся! Пятилетняя дочка Альбины. Чудесный ребёнок, милая девчушка, вызывающая самые тёплые чувства. Она всегда тянулась к Михаилу, по-детски непосредственно, иногда с подозрением, но тянулась. Скорей всего от того, что лишена внимания отца, любого мужского внимания. Единственный дедушка жил за две с половиной тысячи километров, брата у Альбины не было, а мужчин в своё близкое окружение она, скорей всего, не пускала, предпочитая встречи на стороне и ни к чему не обязывающие отношения.

Как он не сообразил, не вспомнил о девочке?!

– Здравствуй, Олеся! – Миша тут же убрал руки от мамы малышки и присел, чтоб оказаться на одном уровне с девочкой. – Рад тебя видеть, как твои дела? Ходишь в садик?

– Хожу. – Олеся смотрела с подозрением, исподлобья, прижимаясь к маме.

– А мы сегодня встречались с твоей мамой, и она… забыла важные документы, я их привёз. – на ходу придумал Михаил.

– Какой-то перевод, наверное, – кивнула Олеся. Миша предпочёл согласиться, хотя не очень понимал, какой перевод Альбина могла забыть и как, не на бумаге же.

То, что для пятилетнего ребёнка отличная версия, тут же отметается взрослым мозгом.

– А ты почему в гости не приходишь? – отвлёк Михаил ребёнка. – Света часто тебя вспоминает, вы ведь подружились, на свадьбе так хорошо играли.

– Мне же нельзя одной ходить, – удивлённо воскликнула Олеся и посмотрела на взрослого, как на неразумного школьника. – А мама работает, ей некогда меня отвезти, а ещё у меня ежедневная занятость, танцы, рисование, английский язык, немецкий, история Петербурга. И дни рождения у друзей, и ещё занятия в русском музее!

– О, – улыбнулся Михаил.

Другого от дочки Альбины ждать не приходилось. Надо было хорошенько подумать, а не нестись, как одержимому за её матерью с одной-единственной мыслью и целью!

– Мы пойдём, – подала голос Альбина. – Было приятно увидеться, Михаил, спасибо, что привёз… перевод.

Вежливо улыбнулась, взяла за руку дочку и обогнула его, направляясь к парадной.

– А перевод?! – воскликнула Олеся уже у дверей с домофоном. – Перевод так и не отдали!

Девочка удивлённо смотрела на Михаила. Какие смешные эти взрослые, приехал отдать перевод и не отдал!

– Совсем забыл, – «спохватился» Михаил и пошёл к машине за «переводом».

И что отдать? Даже флешки никакой с собой нет, никакого листа бумаги, ничего! Сунулся в бардачок. Отлично. Папка со страховкой ОСАГО. Синяя, плотная, вполне сойдёт за важный перевод, ради которого он примчался к маме пятилетнего ребенка.

– Вот, – протянул он папку Альбине, чертыхаясь про себя.

С Ивановой станется порвать, сжечь, провести ритуал Вуду, станцевать Хаку босиком на горящих листах. Но давать понять девчушке, что взрослые врут, не стоит. Если доверие к Михаилу не так и важно для Олеси, то безоговорочная вера в маму девочке необходима. Отмахиваться от ребёнка словами «не твоё дело», или «вырастешь, поймёшь», Михаил не имел привычки, от них с братом никогда не отмахивались. Ни отец, который несмотря на развод, уделял максимальное время детям, ни мама, вопреки сложному характеру, и уж точно ни бабушка.

– Вот как! – Альбина быстро пробежалась глазами по строчкам, закрыла папку и победно посмотрела на Михаила, заставив сглотнуть нервный ком.

Отлично!

Вместо секса – беседа с пятилетней особой, окатившая ледяной волной разгорячённое тело и воображение Михаила. Вместо завтрашнего собеседования со следующей кандидаткой на должность – поездка в страховую с заявлением о потере полиса ОСАГО. Мелочь, а время займёт.

Хлопнула дверь в парадную. Михаилу пришлось ждать следующего недовольного жильца на автомобиле, чтобы выехать со двора.

А секс той ночью всё-таки у Михаила случился. Не страстный и не безумный, даже красивый. Утром Михаил проснулся удовлетворённым физически, а морально… морально он был раздавлен и причину своего дурного настроения не находил. Вернее, не желал искать.

Синяя папка жгла руки, даже когда спокойно лежала в гостиной, на журнальном столике, а Альбина в это время находилась на работе или бегала по делам Олеси, что говорить о дне, когда Альбина всё-таки взяла её с собой.

Сначала она честно хотела папку отдать, Альбину подкупило то, как быстро Миша сориентировался, увидев Олесю. Протянутая папка – искренний жест доброй воли, чтобы Альбина избежала лишних вопросов от любопытной дочки.

Приступ самаритянства длился недолго, до утра. Альбина успела подумать, как удобней отдать пластиковую синюю, жгущую руки папку. Звонить она Михаилу не будет, телефон ей известен, ещё с лета, но звонить она не станет. Ни за что! Полис нужен ему, вот пусть он и звонит.

Отвезти в офис тоже не вариант, скорей всего, мегера Ольга никак не прокомментирует появление Альбины, но всё же компрометировать Михаила не хотелось. Кто знает, какие у него отношения с этой Ольгой или ещё с какой-нибудь грымзой, если Миша поступил благородно, то и она может ответить тем же. Да и вообще, зачем вызывать ненужные вопросы.

Самое простое было завезти злосчастный синий прямоугольник Михаилу домой, благо жили они всего через две улицы, по пути в садик можно заскочить и передать его маме или бабушке. Альбина один раз забегала к Розе, когда та останавливалась у них, уже после свадебного путешествия, и адрес знала хорошо. Отдать без комментариев или наплести какую-нибудь чушь, лишь бы лишних вопросов не задавали.