Покачав головой, я продолжил листать фото Дирка, пытаясь убедить себя, что он очень привлекателен. Но не знает о существовании геля для умывания. И не обтягивающих шмоток. И того, где находится Греция, ибо не смог показать её на карте. Ну блять, серьёзно? Перед школой же ебаная Афина Парфенос стоит!

“Господи, в контексте секса и вязки это не имеет значения!” — кричал я себе же в ответ, рассматривая свой лучший вариант на экране мобильного.

Лучший вариант. Уже был омега, про которого я так думал.

Я сидел на молочно-белом диване в гостиной в своём новом доме и был в полной безопасности. По идее. На самом деле я теперь нигде не чувствовал себя в безопасности, зная, что флэшбэки могут накрыть в любой момент, превратив меня в трясущееся плачущее ничтожество. Я ненавидел это так же сильно, как и стыдился. С трудом уняв дрожь в искалеченных руках, у меня получилось отогнать образы каштанового облачка волос и аромат клубничного бальзама для губ.

Я люблю папу, но сейчас хотел бы его придушить.

— Что делаешь? — раздался над ухом голос Билли, и он попытался заглянуть в экран моего флагманского Самсунга, но я прижал его к груди, пряча.

— Всё тебе скажи.

— У тебя от меня тайна? Ты там омегу рассматриваешь? Я могу помочь! — тут же затараторил малой, с ногами запрыгнув на диван. — Я всех-всех в школе знаю! Так, кто тебе нравится?

— Нравится — громкое слово.

— Всегда ты так, не хочешь говорить о своих чувствах.

Потому что у меня их долгое время вообще не было. И мне это очень нравилось.

— Чурбан.

— Нет, я думаю, ты просто боишься, — ответил Билли, заглянув в лицо.

— И чего же? — не стал спорить я.

— Влюбиться по-настоящему.

— Я не собираюсь это делать в ближайшее время.

В ответ омега лишь хмыкнул.

— Чувства не спрашивают разрешения, чтобы прийти.

Сердце пропустило удар, когда Билли чуть подался вперёд, обдавая своим естественным запахом и ароматом цветочного шампуня. Я не дал себе времени порефлексировать на эту тему, а рванулся вперёд, укладывая на лопатки омегу, что тут же завопил и забился в моих руках, зная о последующих действиях, и я не разочаровал. Словно играя на арфе, я быстро пробежался по чужим рёбрам, а Билли издал смешной хрюкающий звук.

— А-а-а, перестань! — взмолился он, но я крепко держал его ноги, зажав между коленями, не давая и шанса выбраться, продолжая щекотать.

— Чувства не спрашивают разрешения, чтобы прийти, — ответил я и забрался пальцами в подмышки, так что Билли сначала завыл, а после захохотал срывающимся голосом, метаясь как уж на сковородке.

Он смеялся так искренне и звонко, что мне захотелось не останавливаться никогда, но вошедшие в зал отчим и папа не оставили выбора.

— Бог ты мой, что за крики? — спросил отчим.

Пришлось выпустить омегу из крепкой хватки, и тот мгновенно вскочил на ноги, а после пальчиком обвинительно указал в мою сторону.

— Он меня щекочет!

— Я просто хотел, чтобы ты больше смеялся, — разведя руками ответил я, с удивлением отмечая, что улыбка на губах вовсе не натянута. Мне было весело. По-настоящему.

— Неправда, он просто не хотел показывать мне омегу, который ему нравится.

— Ой, на, смотри сколько хочешь!

Я разблокировал телефон и отдал ему в руки, а после повернулся к родителям.

— Вы уже едете? Не рано?

— Не хотим попасть в пробку, — отозвался папа, держась за локоть супруга, и так стрельнул глазами в мою сторону, что следующие слова прозвучали как угроза. — Как только я вернусь, мы поговорим.

— Будьте умницами! — вклинился отчим, сжимая ручку чемодана и покачивая его из стороны в сторону. — Мы вернёмся завтра вечером, а до этого времени, чтобы здесь не случилось, дом должен остаться на месте. И, пожалуйста, не палитесь перед нами своими подростковыми делами, а то нам всем будет неловко.

Клинт мне нравится. Он никогда не относился ко мне как к ребенку, ничего не навязывал и в принципе даже не пытался заниматься моим воспитанием. Честно признаться — заниматься было нечем. Я не создаю проблем, веду себя хорошо и дружу с его сыном. Чего ещё желать отчиму?

Я забрал телефон из тонких рук, глянув на омегу лишь мельком, но тут же заметил неладное. Уголки губ опущены, а смотреть он стал исподлобья, опустив голову.

— Что такое?

Клинт поставил чемодан на пол, будто резко расхотел ехать в свою командировку, и нахмурил брови, готовый разобраться с любой проблемой. Папа быстро мимикрировал, ставя свою сумку рядом, прям, говоря, да, любимый, мы не уедем, пока не решим все затруднения твоего сына. Билли смутился от такого внимания и, не особенно правдоподобно приложив руку ко лбу, проблеял:

— У меня что-то разболелась голова. Я лягу спать пораньше. Вам уже нужно выходить, а то вдруг попадете в пробку. Хорошей дороги!

Он обнял сначала своего папу, потом моего, и, не отрывая ладони от головы, мелкими шажками поторопился наверх. Клинт проводил его обеспокоенным взглядом, в то время как папа незаметно подавил неуместную зевоту от усталости и вновь принял полагающийся участливый вид. Моя очередь играть.

— Я с ним поговорю. Какао сделаю и дам ибупрофен, всё будет в порядке.

— Хорошо, — выдохнул альфа и, подхватив чемодан, протянул мне руку, — остаёшься за старшего. Если что — звони.

— Вас же меньше суток не будет. Что может случиться?

Тогда я ещё не знал, что всё пойдёт по пизде раньше, чем они сядут в самолёт.

***

Вопреки своему заявлению, омега пошёл не в комнату, а заперся в ванной. Ну ладно, это давало мне время сделать какао для него, капучино для себя и на скорую руку слепить пару сэндвичей с копчёной курицей. Билли, как всегда, долго проторчал в душе, так что когда шум фена прекратился, я дал ему ещё десять минут на переодеться и потупить перед тем, как с двумя кружками и тарелкой коленом постучаться в чужую комнату.

— Да! — раздался ответ, и я толкнул дверь ногой.

Билли сидел на кровати, разглаживая покрывало, а из-под подушки в форме сердца торчал уголок блестящего дневничка. Давно я его не видел! Может, зря, потому что никак не мог объяснить себе произошедшие в омеге изменения. Он ерзал на месте и явно нервничал, но старался казаться спокойным, а ещё сдувал с лица длинные пряди абсолютно ровных волос. Он вернул старую укладку, снова превратив лицо в квадрат, вот только привыкнуть обратно к челке не мог так же быстро.

— Я сделал какао и сэндвичи, будешь?

Он выдохнул как-то горестно и, зажмурившись, покачал головой.

— Нет, я скоро ухожу.

— Да ладно тебе, хоть какао выпей, — протянул я, шагнув через порог, хотя меня не приглашали. — Ты же знаешь, что я идеален в приготовлении какао, как ты любишь. Даже зефирки добавил.

Примостив кружку на тумбу, я устроился на кровати, грея пальцы о свой капучино, а тарелку поставил рядом на покрывало. Билли грустно смотрел в кружку, будто она лично его чем-то расстроила, но даже не притронулся к ней, хотя ненавидел пить остывшее. Я выхватил из-под подушки отблеск ртутного блокнота и едва удержался от того, чтобы не подмигнуть в ответ. Ну держись, бля! Всё тайное станет явным, как только омега уйдет по своим делам. Я слишком расслабился, не стоило выпускать его из поля зрения, ибо это легко может обернуться боком. Совсем недавно повторял, что Билли как открытая книга, но вот сейчас понятия не имею, о чём он думает.